Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев
Так что же делать? Вводить новые налоги или пошлины? Снова попытаться сыграть на выпуске очередной партии необеспеченных ассигнаций? Нет, с меня пока хватит — я, как вспомню буквально скачущего от радости Николеньку Шереметева, узнавшего о грузе Калифорнийского золота… Да и запас драгоценного металла нам не помешает — назревало в Англии нечто, пока нами до конца не понятое…
Подумав и побеседовав с верными людьми, решил я объявить добровольный сбор на образование и медицину. Нам, конечно, было известно о царившем в русском обществе настроении уверенности в будущем — война на дворе, на пограничные земли вороги напада́ют, а армия справляется, даже налоги не растут, торговля расширяется, и людишек в солдаты не забривают. К тому же понимание необходимости улучшения образования и медицины вполне вызрело. Но всё же, такого вала пожертвований никак не ожидалось.
Народ, к моей радости и некоторому удивлению, отреагировал весьма живо. Даже крестьяне через приходских священников и ярмарочные кассы жертвовали немалые суммы, а уж что творили состоятельные люди… Смолянин, вообще едва не перебил мой взнос, пожертвовав ровно миллион рублей.
Так что, денег было достаточно, даже более того — раз в пять больше суммы, требуемой прямо сейчас. В общем, хватило и на новые проекты.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Государь, молю выслушать! — маленький человечек мышеподобной внешности, довольно странно одетый, невероятно суетливый вздумал пасть передо мной на колени.
— Уймись, дурак! — шипел Новиков, хватая того под мышки и пытаясь поднять.
— Не вели казнить, царь-батюшка! — припадочно выл мой визитёр и на ноги не вставал, лишая шансов главу Печатного приказа вернуть его в нормальное положение.
— Что такое, Николай Иванович? — удивлённо и даже слегка рассержено обратился я к Новикову, посмевшему прервать мою прогулку таким явлением, — Вы просили меня выслушать Вас ради этого странного зрелища?
— Не посмел бы, государь! — шипел мой соратник, всё ещё старясь поднять с колен своего спутника.
— Встать! — наконец взревел я.
Человечек подскочил, словно на пружинках, и вытянулся в струнку.
— Ну? — поднял я правую бровь.
— Приношу свои извинения, государь! — поклонился мне Новиков, но повинуясь моему нетерпеливому жесту сразу же перешёл к сути вопроса, представляя мне своего подопечного, — Это господин Редкокаша, купец медного поясного общества из Брянска, книготорговец.
— Афиноген Галактионович, я так понимаю? — я кивнул мышеподобному, тот снова едва не рухнул на колени, но Новиков был уже к этому готов и удержал его, — Пойдёмте, мне надо прогуляться.
Я шёл впереди, не оглядываясь, за мной семенил Редкокаша, которого сзади подпирал Новиков. Времени у меня сейчас было крайне мало, новые идеи я вынужден был откладывать, но глава Печатного приказа очень просил уделить ему время для одного чрезвычайно полезного проекта.
— Итак, господа, у вас полчаса. Поведайте причину, по которой вы попросили об аудиенции. — Новиков явно решил меня развлечь, притащив ко мне весьма странного персонажа, известного в Брянске своим непредсказуемым поведением и совершенно безграничной фантазией на грани безумия.
— У Афиногена Галактиновича есть крайне занимательная идея, государь, о которой он и мечтал поведать Вам самоличное! — я знал Новикова давно и смог оценить почти незаметно глумливый тон его.
— Я слушаю Вас, Афиноген Галактинович. — говорил я, не оборачиваясь к визитёрам, рассчитывая, что, избегая моего взора, Редкокаша сможет сдержать своё просто безграничное благоговение перед монаршей особой.
— Я вот, Ваше Вели… Государь! — пискнул купец, которого явно ткнул в бок Новиков, напоминая мою нелюбовь к титулованию, — Я вот, Государь, книгами торгую. Уже вот больше десяти лет торгую! Так, ещё и печатным делом балуюсь — тянет меня к этому…
— Так-так. — подбодрил я его.
Ещё минут пять Редкокаша подходил к своей выдумке, медленно, шаг за шагом преодолевая робость и пиетет передо мной. Я его поддерживал и подталкивал словами, а Новиков делал это жестами и пинками, которые открывались мне испуганным писком мышеподобного.
Наконец, Афиноген перешёл к сути — он считал, что цена для народных книг, установленная нами, была слишком велика, и тем самым препятствовала дальнейшему проникновению грамотности в умы населения, а ещё она парадоксально снижала доходы от этой торговли. По мнению купца, если бы мы могли снизить стоимость печатных изданий в пять раз, то продажи выросли бы на несколько порядков. Сейчас крестьяне и горожане покупали книги раз в два — три месяца, но в большинстве своём они уже распробовали вкус плодов фантазии писателей и поэтов и были готовы приобретать новые их сочинения значительно чаще, но препятствием выступала почти исключительно цена.
Брянец давно это понял, но реализации мешало отсутствие нужных средств, ибо такое снижение стоимости было доступно только при великом множестве экземпляров, исчисляемом сотнями тысяч, а то и миллионами штук. Редкокаша пришёл к этому выводу опытным путём, разорившись во второй раз, пытаясь найти варианты удешевления печати. Первый его крах произошёл, кстати, по причине неудачного предприятия по изготовлению детских книжек с движущимися картинками.
Я благосклонно принял идею купца и согласился попробовать, пусть и понимая, что просто так настолько удешевить книгу не выйдет, а потребуется вложить достаточно большие деньги в изменение технологий изготовления бумаги, красок, само́й печати, да и много ещё чего. Однако нам был крайне важен именно резкий рост продаж книг — ждать естественного увеличения потребления печатного слова было чревато тем, что наши европейские соперники могли бы нас снова настичь…
Я боялся этого! Пока ещё мы не настолько обогнали их, чтобы пустить всё на самотёк. Примеры Франции и Англии, которые быстро восстанавливали промышленность и науку, несмотря на, казалось, полное их уничтожение, были тому порукой.
Я так углубился в свои мысли, что почти не заметил, как Редкокаша, осчастливленный, откланялся, а я остался наедине с Новиковым.
— Николай, а зачем ты мне этого мышонка привёл? Неужто, сам убоялся прожект мне предоставить?
— Хех! — восхитился глава приказа, — Истинно он мышонок! Всё вот думал, на кого он похож…
— Зубы мне не заговаривай, Николай Иванович! Понимаю, что повеселить меня хотел