Черное золото (СИ) - Алим Онербекович Тыналин
За окном Рихтер командовал ремонтными работами. Казанские мастера помогали перебирать ходовую часть паровоза, меняли износившиеся детали на платформах.
— Леонид Иванович! — в дверь заглянул Лапин. — Там Глушков приехал, с московским поездом.
Николай Петрович Глушков, мой старый знакомый и по совместительству коллега Мышкина, выглядел усталым после дороги, но глаза блестели:
— Новости есть, важные. Только узнал с заседания коллегии.
Он достал из потертого портфеля бумаги:
— Ваш проект одобрили. Полное обеспечение, режим особой секретности. Но и требования соответствующие. Через месяц минимум нужны первые результаты.
— Успеем, — кивнул я. — Что еще?
— А еще… — Глушков понизил голос. — За вами следят. Студенцов своих людей подключил. Будьте осторожны.
В дверь постучали. На пороге появилась молодая женщина в военной форме:
— Товарищ Краснов? Военврач третьего ранга Зорина. Направлена в вашу экспедицию приказом санитарного управления.
Я с удивлением разглядывал нового врача. Тонкое интеллигентное лицо, короткая стрижка, внимательные серые глаза. Совсем молодая, но держится уверенно.
— Мария Сергеевна, — представилась она. — Два года работала в геологических партиях. Опыт полевой медицины имеется.
— Располагайтесь в штабном вагоне, — кивнул я. — Завтра утром отправляемся.
Глушков проводил ее задумчивым взглядом:
— Толковый врач. И характер есть. В прошлом году целую геологическую партию от тифа спасла.
Остаток дня прошел в хлопотах. Я встречался с местным начальством, получал последние метеосводки, проверял готовность состава. Рихтер доложил, что все системы в порядке:
— Можем выходить хоть сейчас. Паровоз перебрали, платформы укрепили.
Вечером в штабном вагоне собрался весь командный состав экспедиции. Над картами склонились Рихтер, Лапин, Кудряшов. Островский раскладывал какие-то схемы. Зорина изучала список медикаментов. Глушков в углу пыхтел папиросой.
— До места около трехсот верст, — я обвел карандашом конечную точку маршрута. — Самый сложный участок. Дорога неважная, места глухие.
— Справимся, — уверенно произнес Лапин. — Не такое проходили.
За окном догорал осенний день. В сумерках по путям сновали станционные рабочие, перекликались маневровые паровозы. Завтра нам предстоял финальный бросок к месту, где, я точно знал, нас ждало большое открытие.
Утро началось с обхода состава. Я проверял каждую мелочь, от крепления станков до запасов продовольствия. В голове крутились слова Глушкова о слежке. Нельзя допустить ни единой ошибки.
У вагона-лаборатории столкнулся с Зориной. Она как раз осматривала помещение, выделенное под медпункт.
— Тесновато, — заметила она сухо. — И освещение никуда не годится. Как тут операцию делать в случае чего?
— А вы собираетесь оперировать в пути? — я невольно усмехнулся.
Она вскинула на меня серые глаза, в которых мелькнуло что-то похожее на возмущение:
— Не вижу ничего смешного, товарищ начальник. На буровой всякое случается. Вот в прошлом году в Уренгойской партии…
— Хорошо-хорошо, — прервал я ее. — Что нужно, распорядимся.
— Для начала нужны дополнительные лампы. И перегородку здесь установить. Это вам не шутки — человеческие жизни.
Спорить я не стал. Через полчаса рабочие уже устанавливали перегородку, а электрик монтировал освещение. Краем глаза я заметил, как Зорина придирчиво проверяет каждую мелочь.
К полудню она уже принимала первых пациентов. Один из кочегаров обжег руку, два монтажника простудились.
— Вот потому и нужен нормальный медпункт, — бросила она, проходя мимо меня с перевязочным материалом.
Рихтер, наблюдавший эту сцену, хмыкнул:
— Характер. Но такой врач нам и требуется. В поле сентиментальные не выживают.
Я промолчал. Что-то в этой женщине неуловимо нравилось. Искренняя прямота, бескомпромиссность… Но додумать мысль не успел, пришло время отправляться.
Паровоз дал прощальный гудок. Казань медленно уплывала назад. Исчезли купола церквей, минареты мечетей, заводские трубы. Впереди лежал последний участок пути.
— Как там метеосводка? — спросил я у Кудряшова.
— Обещают дожди. Но без заморозков, и то хорошо.
В этот момент в коридоре вагона снова появилась Зорина:
— Товарищ Краснов, распорядитесь выдать рабочим теплое белье. С таким климатом половина бригады сляжет с простудой.
— Мы не в санатории, — начал было я.
— Вот именно! — отрезала она. — В санатории хоть крыша над головой. А здесь что? Открытые платформы, ветер, дождь…
Я вздохнул:
— Лапин! Организуйте выдачу теплого белья.
Зорина кивнула и быстро пошла по коридору. Прямая спина, четкий шаг.
Состав набирал ход, оставляя позади казанские пригороды. За окном проплывали осенние поля, редкие деревеньки, пожухлые перелески.
Впереди лежали триста верст пути через холмистые земли Татарии. Дорога здесь была относительно новой, построенной уже при советской власти, что внушало некоторую надежду. Впрочем, не исключено и разгильдяйство.
— Путь проверен недавно, — докладывал начальник казанской дистанции. — Но насыпь местами просела. Особенно осторожно идите после станции Юдино.
Я сверился с картой. До Бугульмы четыре крупных станции и с десяток полустанков. Практически все новые, построенные за последние десять лет.
Рихтер постучал в дверь купе:
— Леонид Иванович, там наш военврач всю бригаду осматривает. Говорит обязательная диспансеризация перед выходом в поле.
— Пусть работает, — кивнул я. — Только бы не затягивала.
Но Зорина управилась быстро. Через час она появилась с блокнотом:
— Общее состояние удовлетворительное. Но у троих начинающийся бронхит, одного отстраняю от работы на открытой платформе.
— Людей и так не хватает, — нахмурился я.
— Если свалится с воспалением легких, толку будет еще меньше, — отрезала она и быстро вышла.
За окном проплывали осенние пейзажи. Желтые холмы, перелески, деревни с мечетями. На переездах стояли крестьянские телеги, груженные последним урожаем.
Первая техническая остановка — станция Юдино. Рихтер колдовал над ходовой частью паровоза:
— Рессоры надо проверить. И колесные пары прослушать.
На соседних путях маневрировал товарный состав. Его машинист, пожилой татарин, окликнул нашего:
— Далеко собрались?
— До Бугульмы.
— Ой, тяжело будете идти. Там после Шемордана подъемы крутые. А рельсы старые…
Я прошелся вдоль состава. Платформы с оборудованием выглядели внушительно. Особенно первая, с главным буровым станком. Местные железнодорожники с любопытством разглядывали нашу технику.
Внезапно со стороны паровоза донесся вскрик. Обернувшись, я увидел Зорину, склонившуюся над кем-то:
— Быстро носилки! И аптечку из медпункта!
Помощник машиниста неудачно оступился, вывихнув ногу. Зорина действовала четко и профессионально. Никакой суеты, только отрывистые команды помощникам.
— Сустав вправлен, — доложила она через десять минут. — Но нужен покой минимум сутки.
— Сутки? — я начал раздражаться. — У нас каждый час на счету!
— Хотите потерять человека? — в ее голосе зазвенел металл. — Это вам не канцелярия, товарищ начальник. Здесь я отвечаю за здоровье людей.
Пришлось уступить. Благо, на станции нашелся опытный помощник машиниста, согласившийся ехать с нами до Бугульмы.
Дальше пошли осторожно. После Юдино начались те самые подъемы, о которых предупреждал татарский машинист. Паровоз натужно пыхтел, вытягивая тяжелый состав на очередную возвышенность.
А потом снова случилась неприятность.
Глава 4
Становление лагеря
