Черное золото (СИ) - Алим Онербекович Тыналин
Поезд медленно набирал ход, оставляя позади леса и луга. Низкие облака цеплялись за верхушки телеграфных столбов, моросил мелкий дождь. До Бугульмы оставалось около двухсот верст пути.
В купе стало прохладно. Паровое отопление едва справлялось. Я как раз просматривал последние метеосводки, когда в дверь резко постучали.
— Леонид Иванович! — встревоженный голос Рихтера заставил меня вскочить. — В главном котле трещина!
Мы бросились в вагон-лабораторию. Из-под обшивки котла вырывались струйки пара, постепенно заполняя помещение белесой пеленой. Островский метался между приборами, пытаясь спасти оборудование.
— Температура падает критически, — Рихтер щупал металл длинными пальцами. — Еще немного и вся система разморозится.
— Нужна срочная остановка, — крикнул я, высовываясь в коридор. — Передайте машинисту!
Состав медленно затормозил посреди заснеженной степи. Ветер пронизывал до костей, термометр показывал минус пятнадцать. Рабочие, кутаясь в тулупы, собрались вокруг поврежденного котла.
— Александр Карлович, сколько времени понадобится на ремонт? — спросил я Рихтера.
— Часа полтора, если повезет, — инженер сноровисто раскладывал инструменты. — Но нужно торопиться, металл на морозе становится хрупким.
Лапин организовал обогрев рабочего места. Рабочие установили брезентовое укрытие, зажгли паяльные лампы. Зорина раздавала горячий чай с сухарями, внимательно следя за состоянием людей.
— Еще немного правее держите лампу! — командовал Рихтер. — Температура металла должна быть равномерной.
Работа шла медленно. Пальцы немели от холода, инструменты выскальзывали из рук. Дважды приходилось останавливаться, чтобы отогреть замерзших рабочих.
Но вскоре мы закончили работу. Котел перестал угрожающе шипеть и свистеть. Мы отправились дальше.
К вечеру задул сильный восточный ветер. Небо заволокло низкими тучами, начался снегопад.
Уже ночью мы подъехали к станции. Бугульма встретила нас редкими огоньками керосиновых фонарей уже в полной темноте.
— Разгрузку начинать немедленно, — распорядился я, как только состав остановился. — К утру нужно все оборудование перетащить на площадку.
На станции царила суета. Грузчики, подсвечивая себе фонарями, осторожно спускали тяжелые механизмы. Рихтер контролировал каждое движение:
— Осторожнее с лебедкой! Это прецизионный механизм!
Кудряшов с Островским руководили перемещением лабораторного оборудования. Каждый прибор бережно упаковывали, помечая ящики специальными метками.
Тем временем Лапин отправился в город искать подводы для дальнейшей транспортировки. Вернулся он через час:
— Нашел десяток крепких телег. Хозяева просят хорошую цену, но готовы выехать хоть завтра.
Я взглянул на часы, уже за полночь. До рассвета нужно успеть закончить разгрузку и подготовить оборудование к переезду. Впереди ждала самая сложная часть пути, по осенним проселкам к месту будущего месторождения.
За станцией снова завыл ветер, поднимая снежную поземку. Завтра предстоял последний бросок через степь, туда, где под толщей пород нас ждала большая нефть.
Рассвет застал нас за формированием обоза. На привокзальной площади выстроились телеги, десять крепких подвод с широкими колесами. Возницы, местные татары, внимательно осматривали тяжелые ящики с оборудованием.
— Якташлар, бу бик авыр! (Земляки, это очень тяжело!) — покачал головой старший из них, седобородый Галимзян-агай.
Рихтер уже распределял груз, тщательно рассчитывая нагрузку на каждую телегу:
— На первые три подводы — части бурового станка. На следующие две — лебедки и насосы. Остальное оборудование распределим равномерно.
Лапин организовал погрузку, расставив рабочих с обеих сторон каждой телеги. Особенно сложно пришлось с главным валом бурового станка. Массивная деталь весила больше тонны.
К полудню обоз наконец тронулся в путь. Впереди ехал проводник из местных, молодой татарин Ахметзян, за ним растянулась вереница груженых телег. Дорога, размытая осенними дождями, петляла между холмов.
На первом же крутом подъеме начались проблемы. Телега с буровыми трубами застряла в глубокой колее. Лошади напрягались, но только глубже увязали в раскисшей земле.
— Давай, навались! — командовал Лапин, организуя подмогу.
Двадцать человек, упираясь плечами в борта и колеса, медленно вытолкнули телегу. Но через версту ситуация повторилась. Теперь увязла подвода с паровым котлом.
Я предложил техническое решение:
— Подкладывайте жерди под колеса! И еще нужны доски для гати!
К вечеру вышли к татарской деревне Карамалы. Местные жители настороженно наблюдали за нашим обозом. Женщины в платках поспешно уводили детей в дома, мужчины хмуро переговаривались между собой.
— Не нравится мне эта тишина, — пробормотал Лапин, поглаживая револьвер в кобуре.
Но обошлось без происшествий. Более того, местный мулла, степенный Хасан-хазрат, разрешил нам переночевать на окраине деревни. Правда, с условием не шуметь и не нарушать обычаев.
Ночью ударил крепкий заморозок. К утру лужи затянуло тонким ледком, что даже несколько облегчило наш путь. Телеги уже не так глубоко проваливались в грязь.
Продвигались мы медленно. За день несколько раз останавливались, чтобы переложить груз или вытащить застрявшие подводы.
Особенно тяжело пришлось на спуске к реке Зай. Пришлось запрягать по три лошади в каждую телегу.
К вечеру второго дня наконец добрались до намеченного места. Высокий холм, поросший редким березняком, господствовал над окрестной степью. Внизу петляла речка, на другом берегу виднелись избы небольшой деревни.
— Здесь и разобьем лагерь, — я указал на ровную площадку на склоне холма. — Начинайте разгрузку.
Возницы, получив расчет, торопливо отправились в обратный путь. Никто не хотел оставаться на ночь в незнакомом месте. Только Ахметзян задержался:
— Урманда сак булыгыз… (В лесу осторожнее будьте…) — и что-то еще добавил по-татарски, указывая на темнеющий вдалеке лес.
Я посмотрел на хмурое небо. Снова собирался дождь. Нужно успеть хотя бы поставить палатки до темноты. Здесь, на этом холме, начиналась новая глава нашей экспедиции.
Когда все разошлись готовить ночлег, я остался один на вершине холма. Странное чувство: стоять здесь, в 1930 году, и знать, что под ногами таится крупнейшее в СССР нефтяное месторождение.
В прошлой жизни я облетал эти места на вертолете. Огромное поле нефтяных вышек, трубопроводы, промышленные установки…
А сейчас — только пустой осенний холм, редкие березы да присыпанная снегом степь до горизонта.
Достал карту, расчерченную заранее еще в Москве. По памяти нанес ключевые точки. Здесь, на южном склоне, должен находиться самый богатый участок. В будущем его назовут «Центральным куполом». Если не ошибаюсь, продуктивный пласт начинается на глубине около тысяча семьсот метров.
Незаметно для себя начал прикидывать расположение первой скважины. Надо указать точку так, чтобы не вызвать подозрений.
Придется разыграть целый спектакль с геологической разведкой, создать видимость поиска. Пусть Кудряшов проведет все положенные изыскания, а я как бы случайно предложу пробурить именно здесь.
Ветер усилился, принося запах дыма от разведенных внизу костров. В наступающих сумерках различил фигуру Рихтера, руководившего установкой палаток. Зорина разворачивала походный медпункт. Кудряшов с Островским спорили над раскладкой оборудования. Глушков куда-то запропастился.
Я достал блокнот, сделал несколько пометок. Нужно тщательно продумать каждый шаг.
От того, как я разыграю эту партию, зависит успех всего предприятия. И не только обнаружение нефти, но и жизни людей. Условия здесь будут тяжелейшие.
