Тафгай. Том 10 - Владислав Викторович Порошин
Однако когда на ледяном поле опять появилась тройка Тафгаева, то даже до самых упёртых любителей ленинградского хоккея дошло, что сейчас полыхнёт по-настоящему. Стадион вновь притих. И здоровяк из края «вольных бурлаков» в первый раз за матч встал на точку вбрасывания. А после секундной паузы он это вбрасывание в зоне ленинградской команды с блеском выиграл. Шайба отлетела к защитнику гостей Куликову. Куликов перевёл её не противоположный край Фёдорову, а ленинградские хоккеисты, словно играя в меньшинстве, сгрудились всей кучей перед своими воротами.
— Выбить шайбу надо! Выбить! — не удержался Григорий Романов, подключившись к всеобщему процессу спортивного боления.
— Не жмись к воротам! Выноси! — заголосили болельщики, требуя от своих любимцев хоть какой-то контригры.
И в это самый момент защитник «Торпедо» Фёдоров легонько набросил шайбу на ворота. Что произошло дальше, Григорий Васильевич из-за толчеи на пяточке разглядел плохо. Кто-то там схватился по-борцовски с гренадёром Тафгаевым, кто-то упал, кто-то махнул клюшкой и красный фонарь тут же вспыхнул за воротами Шеповалова. Гости задорно проорали слово: «гол» и диктор по стадиону объявил, что шайбу забросил Иван Тафгаев, а счёт в матче стал равным — 3:3.
— Такой хоккей никуда не годится! — прошипел первый секретарь обкома.
— Я же говорю, что Пучкова надо того… — затараторил его первый помощник.
— Да подожди ты с Пучковым, — отмахнулся Романов. — Вон кто нам нужен — ихний гренадёр, этот Тафгаев, который прёт как трактор «Кировец».
— Завтра же позвоню в Спорткомитет и узнаю, что там по поводу его да как, — моментально отчитался его второй помощник.
— А с горьковским тренером Шиловым я после матча встречусь, — кивнул первый секретарь Ленинградского обкома партии.
* * *
Немного устаревшее, но всё ещё действующее хоккейное правило, по которому после 10-ой минуты в третьем периоде команды должны меняться воротами, откровенно спасло ленинградский СКА от 4-го гола. Наша третья тройка нападения, Кокурин, Орлов и Краев, такой занятный хоровод устроила в зоне армейцев, что шайба сама должна была заползать в сетку ворот. Кстати, она и заползла, хозяева её сами ногами запихали, жаль, что после сирены. Хотя кое-кто из наших парней попытался поспорить с судьями, что шайба пересекла линию ворот раньше сирены. Однако судейская бригада была непреклонна.
— Успокоились! — рявкнул я на «правдорубов». — Играть ещё 10 минут, и мы своё всё равно забьём. Ещё поплачьте, что чистую шайбу отменили! Живо у меня останетесь без премии.
— Правильно, нечего с судьями спорить, нечего их злить, — поддержал меня старший тренер и тут же скомандовал, чтобы первая пятёрка вышла на последнее стартовое вбрасывание.
Я легко перескочил через борт и поразился тому факту, что левый бок после двух первых мучительных периодов совершенно перестал болеть. И дело было совсем не в новокаиновой блокаде, которую мне вкололи три раза. Просто сами собой на боку исчезли и покраснения, и посинения, и левая рука теперь слушалась меня идеально.
«Всё-таки не такой и прохиндей мой знакомый охотник на злых духов, — подумал я, въезжая в центральный круг вбрасывания. — Хрен с ними, с двумя с половинами тысяч рублей. Пусть берёт. Эти деньги я ещё заработаю. Лишь бы он помог разделаться с Вендиго, пока тот никого из девушек не убил».
Однако пока мои мысли парили где-то в облаках, судья матча вбросил шайбу и я её, к сожалению, проиграл. Зато резвее прежнего включился в отбор. И сначала я не дал спокойно разыграть шайбу одному защитнику ленинградской команды, затем навязал борьбу второму игроку обороны. А потом, когда шайба пришла к играющему в центре Вячеславу Солодухину, я незаметно подкатился сзади и, подпив своей клюшкой его клюшку вверх, загрёб шайбу себе. Трибуны оглушительно засвистели. Мои партнёры на флангах Ковин и Скворцов мгновенно пришли в движение, и образовался стандартный выход три в два.
Хоккеисты обороны СКА спиной стали откатываться к своим воротам, а я быстро отдал шайбу на правый борт Александру Скворцову, который обладал лучшей техникой, чем его друг Ковин, и имел в данный момент более высокую скорость. Поэтому Александр влетел в зону атаки без какого либо сопротивления.
— Решай, Скворец! — заорали хоккеисты с нашей скамейки запасных, мимо которой нападающий пронёсся.
Из-за чего Скворцов не дожидаясь ни меня, ни Володю Ковина, доработал ногами и шмальнул с кистей в дальний верхний угол. К сожалению, игравший сегодня выше всяких похвал ленинградский голкипер Шеповалов эту шайбу отбил «блином». Но далеко она не улетела. Около левого борта её перехватил Ковин, и через секунду отдал пас в моём направлении. Я же остановил шайбу коньком и, сделав высоченный замах, заставил сразу двух защитников СКА броситься под этот как бы ураганный выстрел. А потом, насладившись произведённым эффектом, резко отпасовал на Скворцова, который после неудачной атаки выскочил около левой штанги. И Саша Скворцов хладнокровно переправил шайбу в пустой угол армейских ворот.
— Гоооол! — заорал я, мои партнёры на льду и вся наша скамейка запасных.
А вот на игроков СКА жалко было смотреть. Два периода они переигрывали нас вчистую, но, разбазарив своё преимущество за каких-то 11 минут, в ленинградских хоккеистах что-то надломилось. У них пропала вера в вои силы. И теперь от скамейки запасных СКА сквозило самой настоящей безнадёгой.
— Доволен? — спросил меня Валерий Шилов, когда я уселся в запас, а на табло высветился новый счёт матча — 3:4 в нашу пользу.
— Само собой, — кивнул я. — Две шайбы забросил, одну результативную передачу отдал. Мы ведём, а соперник, скорее всего, спёкся. Квёлые они какие-то. А что?
— Я не это имел в виду. Рад, что выпросил 100-рублёвую премию для каждого?
— Думаете, что деньги — зло? — усмехнулся я, покосившись на старшего тренера. — Вся долгая история человечества вопиёт, что на одном энтузиазме большие дела не делаются. Деньги — это ни зло и ни добро,
