Бренная любовь - Элизабет Хэнд
– Бременская синь, милори, вердетта, моржовый бивень, черная из виноградных жмыхов, лак-лак… – читал Рэдборн вслух, как дитя, только-только научившееся читать.
Даже лавка Пьетро, где он покупал краски в Нью-Йорке, не могла похвастаться таким разнообразием пигментов!
– Богатства, несметные сокровища, – наконец вымолвил Рэдборн.
Он был пьян; хотелось облизать пальцы, пусть на них и отрава, хотелось высыпать порошки на грязный пол мастерской и выкупаться в них с головы до ног, измарать тело тысячами оттенков и затем самому впитаться в камень.
– Никогда не видел таких цветов! Никогда.
Кэнделл крутнулся на своем табурете и окинул его внимательным задумчивым взглядом. Наконец он спросил:
– Хотите посмотреть, над чем я работаю?
Рэдборн ощутил внезапный душевный подъем.
– Конечно! Почту за честь!
Он шагнул вперед, зашуршав листьями, и оказался рядом с табуретом Кэнделла. Старик откинулся назад, чтобы ему было лучше видно.
– О, – проронил Рэдборн.
Это был очередной овальный холст меньше двух футов в высоту и вдвое меньше в ширину; краски сияли, словно покрытые лаком. Рэдборну не сразу удалось понять, что перед ним. Кэнделл начал писать картину с краев и делал это особым образом, по спирали, заставляя взгляд кружить в поисках центра.
Однако центра у недописанной картины пока не было: в середине виднелись лишь едва намеченные карандашом взвихряющиеся линии и силуэты людей. Как и на картине «Пир», уже нарисованные люди были дьявольски малы и при этом совершенно разных размеров, словно художник даже не пытался соблюдать какой-либо масштаб.
Рэдборн склонился вплотную к картине, едва не уткнувшись носом в холст. Издалека казалось, что сверху обозначен чей-то палец – перст Творца? художника? великана? – но вблизи создавалось впечатление, что это ствол дерева. А может, изогнутый арочный мост? Какой все-таки диковинный обман зрения этому безумцу удалось создать из масла и глины; силы небесные, а это еще что такое? Какие-то остроконечные грибы лезут из-под ног?..
– Поразительно, – выдохнул он.
На картине была изображена процессия – длинная вереница фигур, начинавшаяся в нижней части овала и по спирали стремящаяся к центру. Путь их пролегал меж деревьев, скал, холмов и ручьев, заросших пышной зеленью. Рэдборн узнал колокольчики, пролески, наперстянки и всевозможные папоротники, но были там и другие растения, названия которых он не знал. Одни человечки выглядывали из зарослей, другие были практически невидимы. Верхом ехали люди в богатых нарядах – елизаветинских и средневековых, – расшитых платьях и юбках с фижмами, небесно-голубых накидках, кожаных сапогах.
Однако был там и лондонский полисмен, и несколько уличных женщин, и двое мужчин в охотничьих шляпах. А еще был человек, очень похожий на Якоба Кэнделла, только значительно моложе, и, видимо, доктор Лермонт, воздевавший к небу ножницы. Ближе к белому центру полотна помещались люди в невиданных нарядах: женщина в брюках, мужчина в чем-то обтягивающем, блестящем, желто-черном, и еще одна женщина в коротенькой красной сорочке.
– О, нет, – прошептал он, сводя брови, – ну надо же…
Он поморгал, пытаясь как следует разглядеть людей, и наконец увидел, что у всех персонажей, несмотря на их разнообразные и диковинные наряды, совершенно одинаковые черты лица. Изящные и чувственные пухлые губы, высокие скулы, длинные раскосые глаза, острые подбородки; мужчины отличались женственностью, однако от них исходила неявная угроза, женщины же были зловеще невозмутимы и собранны.
Все они, все до единого, были Эвьен Апстоун.
– Это свадебные гости, – пояснил Кэнделл. – Мы же, как омфал, находимся в самом центре, и все исходит от нас. Или будет исходить, когда придет время. Когда наступит Время.
Кэнделл ткнул пальцем в центр полотна. Когда он отнял палец, Рэдборн разглядел на его месте крошечную щель или трещину. Тончайший мазок краски, будто нанесенный острием иголки, но такого яркого, ядовито-зеленого цвета Рэдборн прежде никогда не видел: казалось, полотно прожег насквозь язык зеленого пламени. Вокруг него были намечены карандашом очертания портала или тоннеля, из которого выходили все персонажи.
Впрочем, выходили ли? Быть может, они, наоборот, туда возвращались? Рэдборн потер лоб.
– Не понимаю, как вы до сих пор не ослепли, – произнес он. – Здесь столько мелких деталей – невозможно все объять взглядом.
– И не нужно, – сказал Кэнделл. – В том-то и штука, понимаете? Не нужно пытаться увидеть все сразу, иначе вы сойдете с ума.
Рэдборн выдавил улыбку.
– Да. Разумеется.
– Вы ведь ее узнали? Мою натурщицу…
– Да, – сдавленно ответил Рэдборн. – Да, узнал.
Она сидела верхом на белой лошади у самого входа в тоннель – притягательное личико размером с отпечаток пальца, не больше, длинные волосы змеились по спине. Несмотря на незавершенность картины, любой бы понял, что именно она – источник и причина всего происходящего вокруг, всей это кутерьмы. Словно замерзшее сердце водопада, недвижное, но заточенное в ледяном подобии движения, она источала красоту, покой и предчувствие сверхъестественного освобождения: вот-вот эта стихия вырвется на свободу и поглотит все и вся.
– Да, – повторил Рэдборн. – Поразительное сходство. – Он приметил что-то на луке ее седла. – Что это?
– Ее пес.
Кэнделл уронил ладонь себе на колени. Рэдборн, проследив за ней взглядом, увидел подпись вдоль нижнего края холста:
ПЕС ЕЩЕ НЕ СПРЫГНУЛ
Рэдборн помотал головой.
– Пес еще не спрыгнул?
– До тех пор ничто не может ни начаться, ни закончиться.
– Не понимаю, – сказал было Рэдборн и осекся: Якоб Кэнделл глядел на него, приоткрыв рот и широко распахнув белесо-голубые глаза: не просто радостно, а словно в предвкушении.
– Разумеется, не понимаете, – сказал Кэнделл. – Разумеется…
Рэдборн окаменел. Он понял, что означает этот взгляд, и догадался, что произойдет дальше. Когда Кэнделл замахнулся, Рэдборн бросился на него, однако сбить его с ног не успел: безумец схватил его за руку, выкрутил, так что Рэдборн, скорчившись от боли, упал на колени.
– Вы должны узнать ее имя! – заорал Кэнделл. – Вы должны! Дайте клятву, что узнаете!
Рэдборн сопротивлялся, но безумец оказался сильнее. Как старик может быть настолько силен? Связки запястья натянулись и лопнули – то была его правая рука, рабочая, – и он, задохнувшись от боли, выкрикнул:
– Клянусь! Господи, да, я…
– Поклянитесь! Вы должны поклясться! Должны!
Рэдборн взревел без слов и забился на месте, пытаясь пинком оттолкнуть от себя старика.
– Клянитесь! Вы должны поклясться!
Грохот дерева
