Муля, не нервируй… - А. Фонд
— Всё тебе шуточки, Муля, — поджала губы Белла. — А я же серьёзно говорю.
— Тогда дайте совет, где этот пирог взять? Сам я, естественно, печь не умею. И учиться не буду.
Белла крепко задумалась. Работа мысли отражалась у неё на лице. Наконец, она просияла и сообщила:
— Я через час буду идти в свой ресторан. Заодно зайду к одной старой знакомой. Она продавцом в кулинарии работает. Знаешь кулинарию «Волна»?
«Волну» я знал, поэтому кивнул утвердительно.
— Ну так вот, попрошу её оставить тебе торт. Им иногда торты привозят, обычно пять-десять штук. Так там сразу между своими разбирают. Вот она пусть тебе и оставит.
— Спасибо, — от души поблагодарил её я.
— Да ладно тебе, — хихикнув, отмахнулась Белла, — не чужие же люди. Помогать должны друг другу. Иначе кто тогда, если не мы?
Белла даже не знала, насколько она в эту минуту близка к истине. Действительно, а если не мы, то тогда кто?
Ужин был назначен к семи. Я еле-еле успел. После работы пока зашел в кулинарию, пока отстоял длиннющую очередь. Измученные дневной сменой у станков работницы покупали полуфабрикаты: котлеты, биточки, голубцы и блинчики. Ассортимент выпечки радовал не очень: кроме звёздочек с повидлом и сахарных булок, больше ничего и не было. Но народ не роптал и охотно раскупал булки и звёздочки.
Когда подошла моя очередь, я понизил голос и многозначительно сказал:
— Я от Беллы Герасимовой.
Продавщица недоверчиво смерила меня взглядом и вдруг ка-а-ак рявкнула:
— Бубнов⁈
Я вздрогнул, но кивнул.
— Жди, — велела она и надолго скрылась в подсобке.
Прошло уже пару минут, очередь начала волноваться. У всех же дома ждут голодные домочадцы, а тут такое. На меня косились недобро, но пока молча. Пока ещё молча.
А потом, как и обещала Белла, мне вынесли торт. О! Что это был за торт! Огромный, квадратный, пропитанный чем-то невыносимо-пахучим, обильно украшенный воздушными розочками, он источал умопомрачительный запах и был прекрасен на вид.
В очереди прошелестел завистливо-восторженный вздох.
— Вот, — она ловко уложила этот прекрасный торт в коробку и поставила передо мной. — С вас, гражданин, восемь рублей двадцать пять копеек.
Это было, конечно, дорого, но оно того стоило.
Пока я расплачивался, тётка сзади, нетерпеливо толкая меня в спину, сказала:
— И мне такой же!
— Нету больше, — равнодушно ответила продавщица.
— Как это нету? — задохнулась от возмущения тётка, — как это нету⁈ Почему это ему есть, а мне — нету?
— Да, а почему это только ему⁈ — завизжала далеко сзади толстая женщина с двумя авоськами. — У меня семеро детей, оставляйте мне!
— Режьте кусками на всех! Поровну! — заверещала ещё какая-то тётка, — я инвалид! Мне по советскому закону положено. Нету нигде таких законов, чтобы инвалидам торт не давали!
Я растерянно взглянул на продавщицу. Та была столь необъятных размеров, что могла раскидать эту очередь на раз.
— Нету! — рявкнула она, — завтра будут.
— А мне сегодня надо! Торта давай! — орала очередь, когда я, прихватив злополучный торт, сделал ноги.
Повезло, что основную массу очереди составляли женщины. Хоть не побили.
Зато теперь у меня был подарок. Да не просто подарок, а дефицитный, шикарный торт.
И я, не заходя домой, сразу же направился к Адияковым.
Дом, в котором проживал Мулин биологический отец, находился всего через две улицы от дома Модеста Фёдоровича. А что, очень даже удобно.
Конечно, номенклатурному великолепию Бубновского дома он значительно уступал, но тем не менее тоже был вполне хорош. Да же на мой взыскательный вкус.
Я поднялся по лестнице на третий этаж и позвонил в дверь.
— Мулечка! — на пороге показалась Мулина мать и, радостно взвизгнув, бросилась меня обнимать.
От неожиданности, я чуть торт не выронил.
— Осторожнее, — предупредил я.
— А что это у тебя? — Наденька схватила коробку и заглянула внутрь, — О-о-о! Тортик! Какая прелесть!
Она унеслась внутрь квартиры, крича по дороге:
— Паша! Паша! А у нас тортик с розочками! Муля принёс!
Я помялся чуть на пороге, но, видя, что меня никто не приглашает, вошел сам.
Навстречу мне из комнаты как раз вышел невысокий коренастый мужчина, с квадратными плечами и твёрдым подбородком. Хоть он и был в парадном костюме, но всё равно тоже был похож на хомяка, только старого. В общем, вылитый Муля, только в более зрелом возрасте.
— Иммануил, здравствуй, — сдержанно поприветствовал меня Павел Григорьевич Адияков, а это был именно он.
— Здравствуй, отец, — сказал я и протянул руку для пожатия.
От моих слов Павел Григорьевич порозовел, но на его лице не дрогнул ни один мускул (только зрачки расширились от удовольствия при слове «отец»), затем он сухо кивнул и пожал мне руку. Рукопожатие у него оказалось неожиданно крепким.
— Проголодался? — участливо спросил он меня, но тон был всё равно сдержанный.
Я кивнул, но не успел вымолвить ни слова, как в коридор опять вихрем вылетела Наденька.
Была она сегодня в кружевном светлом платье. Как сказал поэт, «вся такая воздушная…». И вот этот кружевной воздушный вихрь вылетел в коридор и завертелось:
— Ох, а вы уже помирились! — увидев, что мы спокойно разговариваем, обрадованно запричитала Наденька, — тогда, Муля, иди мой руки и давай к столу! У нас сегодня рагу из кролика. Фрося делала.
Я насторожился: Фрося? Хм… любопытненько. Там — Дуся, тут — Фрося. А неплохо Мулины родственники пристроились в советской стране. Пора бы и мне брать пример со старшего поколения…
Комната, где был накрыт стол, выполняла две функции — столовой и «залы» для гостей. Стол был раскладной, как я понял, и, хотя он значительно уступал тому столу из морёного дуба, что был у Модеста Фёдоровича, зато он был покрыт дорогущей, даже на вид, скатертью с обильной вышивкой и белопенными кружевами. Посуда тоже была воздушно-фарфоровой.
Неплохо так.
Здесь сценарий семейного застолья повторился. Как и в доме Мулиного отчима, мы сперва конфузились, смущались, больше налегали на еду (которая, к слову, была отнюдь не хуже, чем в доме у Модеста Фёдоровича), а обстановку пыталась разрядить Наденька. Точнее она не то, чтоб пыталась, скорее для неё это был естественный процесс. Она ела и болтала обо всякой чепухе, создавая звуковой фон.
В общем, на картинке «найди десять отличий» здесь бы всё