Муля, не нервируй… - А. Фонд

— Модест Фёдорович! — воскликнула она скрипучим голосом, — я вам статью принесла. Вот оставлю. Так вы уж почитайте, голубчик! И задайте ему! Ишь, какой!

— Спасибо, Зинаида Валерьяновна, — сказал Мулин отчим.

— И Модест Фёдорович! — взвизгнула старушка, не обращая на меня никакого внимания, — мне тут шепнули, что Попов на Учёном совете попробует свою тему протащить!

— Да вы что! — взревел Модест Фёдорович, — А Зайцев⁈ Зайцев хоть знает⁈

— А Зайцев отгул взял и уехал, — печально развела руками старушка, — и теперь голоса поровну получаются.

— Значит, нужно агитировать Смирнова! Я сам прямо сегодня этим займусь! Тем более, что они пригласили меня оппонентом по диссертации его аспиранта.

Старушка злорадно захихикала и, мстительно потирая руки, унеслась из кабинета.

— Вот так и живём, Муля, — вздохнул Модест Фёдорович, — всё воюем. Теперь уже в кабинетах.

— Ладно, отец. Не буду тебя больше задерживать, — сказал я, вставая, — тем более мне самому ещё в театр заскочить надо. По работе.

— Э-э-эх! Хорошая у тебя работа, Муля, — с какой-то затаённой завистью сказал Модест Фёдорович. — А я вот уже и не помню, когда последний раз в театре был.

— Ну так пригласи Машеньку.

Модест Фёдорович завис и затем вперил в меня ошалелый взгляд:

— Муля, ты — подстрекатель, — изумлённо пробормотал он. — Нельзя так!

— Ну, а что? — с совершенно невинным видом развёл руками я, — тебе вот сколько лет?

— Сорок семь, — смущённо сказал Модест Фёдорович.

— Ты что, за мать моложе? — удивился я.

— Так вышло, — нахмурился Модест Фёдорович, это у него явно был больной вопрос.

— А Машеньке сколько?

— Двадцать девять, — вздохнул Модест Фёдорович.

— Ну так у вас разница — всего-то восемнадцать лет. — Я придал своему лицу легкомысленное выражение, — зато у неё детородный возраст как раз в самом разгаре, и вы мне ещё братика подарите. Хотя я больше сестрёнку хочу. Чтобы такая была… с косичками и бантиками. Да, точно… хочу сестрёнку с косичками. Буду с нею нянчиться и сказки ей рассказывать.

Известие о будущей сестричке с косичками и бантиками окончательно выбило Модеста Фёдоровича из колеи. Я снял халат, попрощался и ушел, а он всё сидел и смотрел перед собой ошарашенным взглядом. По-моему, он даже и не заметил, как я ушел.

А я вышел из кабинета и спустился по лестнице, посмеиваясь.

Когда вечером уже я дошел до своего дома, то там творилось нечто невероятное. Окно кухни было распахнуто настежь (и это в марте) и оттуда кто-то голосил не своим голосом.

Я сперва испугался, думал, кому-то плохо стало. Но когда прислушался, понял, что поют какую-то арию. Причём на иностранном языке. Типа на латыни. Или даже на суахили. В общем, ужас сплошной.

Я вошел в подъезд, и даже там доносилось это раскатистое суахили.

Дома, на кухне, собрались жильцы нашей коммуналке и слушали, что-то комментируя. Оказалось, голосила Лиля.

Да, голос у неё оказался неожиданно громким, как для такого мелкого тщедушного тельца. Соседи вежливо слушали, хотя косые взгляды таки бросали. И я был с ними абсолютно солидарен. Ладно бы Лиля таким вот голосом орала на мужа, это ещё понятно. Её бы с интересом выслушали и даже подключились бы с советами.

А тут ария на суахили.

Дождавшись паузы между октавами, я торопливо вставил своё веское слово:

— Товарищи, что здесь происходит?

Очевидно моё появление преломило момент, потому что Лиля пискнула и окончательно сбилась.

— Да вот, певица великая у нас нашлась тут, — с еле сдерживаемым злорадством сказала Белла и прикурила сигарету. — Четыре октавы она берёт. Ха!

— Ты просто завидуешь! — выпалила Лиля и покраснела.

— Кто, я? — расхохоталась ей в лицо Белла, — Да ты знаешь, как я пою? Твои четыре куцые октавы и рядом не стояли.

— Ты всегда только хвастаешься! — фыркнула Лиля, — вот возьми и спой. Хотя бы как я!

От этих слов соседи побледнели. А я понял, что ещё одну песню на суахили морально не выдержу. Поэтому торопливо сказал:

— Белла, можно вас на минуточку? Поговорить надо…

Глава 21

— Чего тебе, Муля? — чуть недовольно спросила Белла. Она была раздосадована, что её оторвали от такого занимательного представления, — вот зачем ты меня позвал? Я уже побеждать начала.

«Вот потому и позвал», — подумал я. Но вслух ведь этого не скажешь. Обидится.

Вслух я сказал совершенно другое:

— Белла, я вам хочу долг отдать, — я полез в кошелёк и вытащил оттуда тридцать копеек. — Спасибо. Выручили.

— И из-за этого ты меня позвал? — медленно начала багроветь Белла, но деньги в карман сунула.

— Нет, конечно, — покачал головой я, — Это просто заодно. Прелюдия.

— А зачем тогда? — в глазах Беллы промелькнуло любопытство.

— Хотел совета спросить, — доверительным голосом сказал я (в случае с Беллой также нужно было сперва применить «нога в двери»), — только совет конфиденциальный.

— Говори! — глаза Беллы зажглись предвкушением.

— Понимаете, Белла, моя мать сейчас ушла от моего отца жить к другому моему отцу, — начал объяснять непростую семейную ситуацию я.

— Погоди, Муля, — изумлённо нахмурилась Белла, — у тебя что, два отца получается, что ли? Так же не бывает.

— Ага, — со вздохом кивнул я и развёл руками, — так вышло.

И вкратце рассказал свою непростую семейную ситуацию (без лишних подробностей, конечно же).

— Как в кино прямо, — мечтательно вздохнула Белла и глаза её затуманились.

— Угу, — буркнул я.

— В общем так, Муля, — взяла быка за рога Белла. — Если бы всё наоборот было, я имею в виду, если бы твой отец ушел к другой женщине, то всё было бы гораздо хуже. В материальном плане. Там и цветы пришлось бы покупать, и подарок. А в твоей ситуации достаточно ограничиться пирогом к чаю, к примеру. Или фруктами. Но только фрукты должны быть хорошими.

— Да где я им фрукты в марте возьму? — возмутился я, — разве что банку с квашенной капустой из кухни прихвачу. Да и то, если Герасим её ещё