Пистоль и шпага - Анатолий Федорович Дроздов
– Как вам, Жорж, сегодняшнее представление? По-моему, Жозефина была не в ударе?
– Чего вы хотите от провинциальных актрис, Шарль? – подыграл я, сообразив. – Лучшие остались в Париже. В Россию ехали неудачники. Этим варварам и такие сгодятся.
– Не скажите, Жорж! – возразил Фигнер. – В некоторых сценах Жозефина была неплоха.
Отвечать я не стал. Шаги, возникшие за спиной капитана при нашем разговоре, затихли в отдалении.
– Ушли, – шепнул Фигнер. – Идем!
Через минуту мы оказались снаружи, выйдя через дверь, которую охраняли двое часовых. При виде офицеров (на плечах одолженной мне шинели красовались эполеты) они взяли на караул. В ставке Даву дисциплина еще сохранялась. Фигнер подвел меня к коновязи.
– Выбирайте! – предложил вполголоса. – Советую этого чалого мерина, – он указал на одну из лошадок. – Не выглядит заморенным, как другие. Я на своей поскачу. Привык к ней.
Кивнув, я отвязал повод мерина от железного кольца, вделанного в стену. Привычно проверил подпругу – затянута. Французы – варвары! Как можно оставлять лошадь на ночь оседланной! Пахом за такое убил бы. Вскочив в седло, я направил мерина следом за капитаном. Мы спокойно пересекли площадь и подъехали к воротам, похоже, Боровицким – не знаток я Кремля. Здесь нас окликнул караул:
– Mot de passe?
– Austerlitz, – сказал Фигнер.
– Marengo, – отозвался часовой. Второй оттащил с дороги деревянную рогатку. – Куда это вы на ночь, господин офицер?
– Приказ маршала! – важно сказал Фигнер. Его лошадка скользнула в образовавший проход, я заскочил следом. Копыта лошадей процокали под аркой башни по мощеной булыжником мостовой, и мы оказались за стенами. Здесь Фигнер направил лошадь по известному лишь ему одному пути. Я дал шенкеля мерину и нагнал его.
– Откуда вам известен пароль, господин капитан? – спросил, пустив мерина рядом.
– Подслушал! – хмыкнул он. – Французы орут его громко, а голос ночью разносится далеко. На редкость беспечная нация. Я в Москве неделю живу, свел знакомство накоротке с некоторыми французскими офицерами. Хоть бы кто поинтересовался бумагами! Вот и в Кремль спокойно пустили.
– Как узнали, где меня содержат?
– Проследил. Болтался в здании монастыря, изображая из себя посыльного, и заметил, как вас повели в подвал. Остальное просто: спустился вниз, увидел возле одной из дверей часового, и понял, что вы там.
– Примите мою искреннюю благодарность. Я ваш должник.
– Как, кстати, вас зовут? – спросил Фигнер. – Меня – Александр Самойлович Фигнер. А вы?
– Младший офицер отдельного егерского батальона при командующем Второй армией капитан Платон Сергеевич Руцкий.
– Как вас угораздило попасть в плен?
– Ехал в армию из Петербурга и заплутал. А тут разъезд французских драгун. Вылетели неожиданно, даже пистолет из кобуры достать не успел.
– Допрашивали?
– Лично Даву.
– Что ответили?
– А что я знаю? – пожал я плечами. – В Петербург меня отозвали из-под Бородино. Сражение еще продолжалось. Где сейчас находится наша армия и какими силами располагает, понятия не имею.
– Узнаете, – пообещал Фигнер. – Я выведу вас из Москвы и покажу дорогу в Тарутино. Там армия стоит. Сам же вернусь.
– Хотите убить Наполеона? – спросил я, вспомнив биографию знаменитого партизана.
– Как вы догадались? – удивился он и тут же продолжил горячо: – Мечтаю, Платон Сергеевич! Ненавижу узурпатора всей душой. Сколько беды Отчизне принес!
– Вряд ли выйдет подобраться – охраняют его крепко. Да и зачем? Его ждет если не смерть, то ссылка. Зарвался узурпатор. Едем вместе, Александр Самойлович! Волей случая я подслушал разговор штабных генералов. В ближайшие дни французы пойдут на Малый Ярославец. Надо сообщить это светлейшему.
– Уверены?
Фигнер остановил коня и повернулся ко мне.
– Ручаюсь.
– С чего это генералы откровенничали при пленном? – засомневался он.
– Меня должны были расстрелять на рассвете, – нашелся я.
– За что?
– Был дерзок с Даву. Тот спросил, собирается ли государь заключать мир с узурпатором? Ответил, что хрен им по всей морде, а не мир.
– Так и сказали? – засмеялся Фигнер. – Отважный вы человек, Платон Сергеевич!
– В Бородинском сражении на Семеновских флешах дрался. В рукопашную с французами сходился не раз. Меня штыком в бок ударили и, кабы не часы, в которые штык угодил, там бы и лег. Буду я их бояться!
– Не зря я вас вытащил, – сказал Фигнер. – Такие офицеры армии нужны. Только не поеду я с вами, Платон Сергеевич. Сами светлейшему все скажете. Выведу вас на дорогу, поскачете по ней, и к утру выйдете на наши аванпосты. Французов не опасайтесь – они ночами в лагере сидят.
– Возьмите! – я стал расстегивать пуговицы шинели.
– Оставьте! – покачал он головой. – Ночами холодно, а я через полчаса в тепле буду. Себе другую найду.
Скоро я уже одиноко рысил по разбитой грунтовой дороге. Светила луна, глухо били в сухой грунт копыта мерина, мимо пролетали темные кусты, которые сменяла мрачная стена леса. Я ехал и размышлял о случившемся. Надо же! В течение суток и в плен попал, и сбежать умудрился. И кто меня освободил? Сам Фигнер, легендарный партизан Отечественной войны. Как в кино[62]. Хотя жизнь иногда такой кунштюк выкинет, что ни одному сценаристу не придумать. Это ж надо было попасться Фигнеру на глаза! Повезло. Кто-то за меня крепко молится…
* * *
– Как сбежал?! – Даву уставился на Маре. – Когда?
– Час или два назад, – выдавил полковник. – Караул пришел менять часового у дверей камеры, а того нет. Заглянули внутрь – лежит убитый. Зарезали.
– У русского было оружие?
– Нет, ваша светлость, я его хорошо обыскал. Да и как бы он из камеры выбрался? Часовой получил приказ открывать дверь только в присутствии офицера. У Руцки́ имелся сообщник. Это подтверждают показания часовых у дверей монастыря. Они видели, как из здания выходили два офицера. Русские сели на лошадей и ускакали. Караул в воротах Кремля подтвердил это. Пленник и его сообщник выехали в город, где и растворились.
– Почему караул выпустил их?
– Они знали пароль.
– Вы понимаете, что только что сказали?! – ноздри Даву затрепетали. – Двое русских разгуливают по Кремлю, как у себя дома. Знают пароль. А здесь ставка императора. Они могли проникнуть к нему!
– Там караулы гвардии, – поспешил Маре. – Чужих не пропустят.
– Пусть так, – не стал возражать маршал. Вспомнив, что он стоит перед подчиненным в ночной рубахе и колпаке (полковник разбудил его), Даву стащил последний и бросил на постель, после чего накинул халат. – Вам ничего не показалось странным в