Владимир Поселягин - Я - истребитель. Я — истребляю
— Да быть такого не может! — изумился я разглядывая увиденное богатство.
Мельком глянув на замок, достал маузер и отстрелил дужку замка, после чего распахнув одну из створок, и вошел внутрь.
— Ого! А я-то думал зачем стрелял?! — послышался сзади голос Рябова.
— Ага. На запах повелся. Как думаешь, все вывезем?
— Почему нет? В лодку напихаем… Половина наша.
— Хорошо, — ответил я подходя к ближайшей веревке на которой была вывешена вяленная рыба и отрывая перышко.
— Ум-м, вкусно, — последовал моему примеру Вася.
— Ага, ща Семеныча озадачу, пусть командует погрузкой, вот мешки лежат и корзины. Как думаешь, килограмм двести тут есть?
— Наверняка есть. Ладно, побегу встречать моряков, — ответил лейтенант и, сняв одну рыбину, выскочил из сарая.
Последовав было за ним, как был вбит обратно в сарай бойкой бабкой. Две минуты мне потребовалось, чтобы понять что за рыбу надо платить.
— Бабка ты не охренела?! Мы не покупаем, мы берем как боевой трофей!
Однако старуха ничего не хотела слушать. Тут я вспомнил, как один из бойцов пару минут назад сунул мне в руки свернутый рулон немецких денег, которые я машинально убрал в карман.
— Мало!
— О! А говорила по-русски не понимаешь, — хмыкнул, доставая следующую купюру.
— Мало!
— Да подавись! — сунул ей весь рулон и выставил довольную бабку вон, после чего прикрыл створку, крикнул бойцов, чтобы грузили рыбу и направился к дому.
Кроме часовых, что оставались на своих постах все уже собрались у небольшого катера, поэтому кроме убитых рыбаков, которых вынесли из дома, мне никто не встретился.
Моей целью была коза, раз трофей значит трофей. У нас рядом с полком госпиталь обосновался на двести лежачих мест, я это хорошо знаю, часто под настроение, плохое или хорошее, приходил туда с гитарой или гармонью. Так вот в госпитале было две козы и врачи часто говорили, как раненым было полезно козье молоко, жалея, что коз было мало, да и тех просто подарили госпиталю местные жители.
Вот я и решил увеличить поголовье рогатых.
— Товарищ майор? На мясо? — поинтересовался пробегавший мимо Кикобидзе.
— Какое мясо? Глаза разуй, молоко будем доить! Идти не хочет коз-з-за, два раза уже боднула.
Боец споткнулся, после чего засеменив в сторону группы разведчиков, что-то обсуждавших с одним из матросов, при этом постоянно оборачиваясь. Пожав плечами, я последовал дальше. Через три секунды со стороны разведчиков долетел взрыв смеха. Пропустив мимо бойцов, что носили рыбу, я подвел постукивающую копытами козу к борту катера, и ласково сказал:
— Давай Маша за мной.
— Эй! Козла я на борт не пущу. В лодку его, — вдруг рявкнули откуда-то из-за рубки.
— Козла?! А это что, козел?!
Вышедший морской командир в звании старшего лейтенанта, утвердительно кивнул. Я резко обернулся в сторону наблюдающих за нами разведчиков, где прятался Кикобидзе.
— Вот ведь гад, и промолчал!
— В смысле? — не понял моряк.
— Да… — махнул я рукой, и быстро объяснил.
— Ха-ха-ха, — заражал моряк.
— Да я думал это вымя!!! — возмутился я.
У командира катера началась истерика. Сзади подхихикивали бойцы. Некоторые уже откровенно смеялись.
— Я еще думаю, что это она бодается, тут оказалось, что это он… Явно доиться не хотел, — вслух размышлял я.
— Ага, вот бы он удивился если его доить стали. Ой, не могу-у-у, — простонал всхлипывающий от смеха лейтенант.
— Да что вы ржете-то?! Это вы все тут деревенские, а я этих коз только на картинках видел, да когда мимо проезжал!
Ажиотаж вокруг козла стих минут через пять, как раз когда закончилась погрузка.
— Отходим! — раздался крик. Один из матросов в серой робе скинул причальный канат и ловко запрыгнул на палубу.
Хорошо привязанная рыбачья лодка, оказавшийся баркасом, потянулась следом за нами набитая трофеями, куда запасливые разведчики затащили также крупнокалиберный пулемет. Кроме пяти бывших пленных среди узлов торчала голова козла. Я решил раз молока не дает, пусть козлят делает.
— Ну что, Виктор Семенович? Будем жить? — радостно хлопнув механика по плечу, спросил я.
— Будем. Будем жить! — твердо ответил он, глядя на удаляющийся берег.
Мы сидели у левого борта, прислонившись спиной к рубке. Семеныч повернув голову, смотрел на удаляющийся берег через головы сидящих в баркасе освобожденных бойцов, заслоняя мне обзор, поэтому я рассматривал сам катер. Он был другой, заметно меньше чем тот, что спас меня. У пушки на носу, ведомый с Кречетовым что-то расспрашивали у артиллериста с танковым шлемофоном на голове.
— Хм, бабка с палкой бегает… — услышал я слова Виктора Семеновича, как на лицо и шею брызнуло чем-то тепловатым и сильно ударило в руку, опрокинув на правый бок.
Вытерев лицо, ошарашено посмотрел на испачканные красным пальцы.
— Семеныч? — позвал я старшину, не сводя глаз с пальцев.
— Кхрр-р-р ба-абка-а, — услышал я страшный хрип с горловым бульканьем.
Посмотрев на старшину, увидел месиво в районе левого плеча и горла из которого хлестала кровь.
— Семеныч!!! Су-ука-а!!! — взглядом зацепившись за фигурку на холме, я под удивленные взгляды разведчиков, освобожденных бойцов и экипажа, рывком вскочив, перепрыгнул через бьющееся в агонии тело своего бывшего механика и подлетев к спаренному пулемету на корме, отшвырнул от него матроса.
Холодные рукоятки пулемета задрожали у меня в руках, когда пулемет забился от короткой очереди. Из стволов вырывались спаренные огни выстрелов. Короткими очередями я стрелял по холму, тряся головой смахивая слезы. Я разносторонний человек, изучающий многое, что было увлекательно, однако медицина не входила в сферу моих интересов, но тут даже я понимал, что старшина не жилец.
— Ушла тварь! — со злостью сплюнув, посмотрел на пустой холм. Старухи уже не было, шустрая оказалась: — Бля! Семеныч!
Резко развернувшись, я побежал обратно к телу механика около которого уже склонились Рябов и один из матросов, они были ближе всех и успели первыми.
— Виктор Семенович? — вытерев рукавом комбинезона лицо, я шмыгнул носом, — как же так-то а?
— Сем-мье. Сх-хаш-шжи-и! — успел прохрипеть Морозов и дернувшись замер.
Оттолкнув в сторону, мимо меня протиснулся фельдшер из группы Рябова.
Я стоял и плакал, пока он осматривал тело. Вздохнув, фельдшер покачал головой.
— Умер, шансов не было, если бы даже был врач.
Бормоча ругательства и обещания что я сделаю со стрелком когда вернусь, и как долго она будет умирать, стоял, уткнувшись лбом о бронелист обшивки рубки и машинально потирая плечо.
— Товарищ майор, вы ранены? — поинтересовался фельдшер закончив с Морозовым.
— На излете ударила, — пробормотал я.
— Давайте я вас осмотрю. Хм, невезучая у вас рука товарищ майор. Опять она пострадала.
Когда с меня сняли верхнюю часть формы, на палубу упал полусмятый кусочек свинца.
— Похоже, пройдя через старшину Морозова она почти полностью потеряла силу, — пробормотал Рябов, с интересом рассматривая здоровенный синячище на моем плече.
Поеживаясь от холодного весеннего ветра, я хмуро сказал:
— Пулю мне отдай. Я ее семье отвезу.
— Адрес знаешь?
— Да.
Кроме синяка у меня не обнаружили даже разрыва кожи, хотя ямка от удара присутствовала, что изрядно удивило фельдшера. Минут десять, несмотря на то, что я начал медленно синеть, осматривал меня, осторожно поднимая и опуская руку, ощупывая, отслеживая реакцию на свои действия.
— Судя по всему просто синяк. Ни перелома, ни трещин нет, но после того как прибудем нужно полное обследование в госпитале, и сделать снимки, — подвел он итог, и велел мне одеваться.
— Старшину в брезент заверните, у моряков спросите, скажите, потом вернем, — велел я своим.
Пока Кречетов узнавал насчет брезента, мы со Степкой начали приготавливать тело старшины к перевозке. Я решил похоронить его как полагается, со всеми воинскими почестями у последнего местоположения штаба полка. Была там одна прекрасная поляна, где я любил отдыхать. Вид оттуда просто изумительный. Думаю Семенычу бы понравилось.
Оттолкнувшись от палубы, матрос ловко приземлился на бетонный пирс и принайтовил брошенный канат к причальной тумбе. Через пару секунд бронекатер был пришвартован к пирсу, где ожидала немаленькая толпа встречающих.
Как я и думал, первым делом нас загребли контрразведка. Смерша еще не существовало, так что эти функции исполняли именно они. Проследив как в кузов полуторки погрузили тело старшины, я последовал за молодым лейтенантом госбезопасности, мне предстояло много что объяснить и рассказать. Однако в кабинете меня ожидал не выспавшийся сюрприз.
— Рассказывай, — хмуро буркнул Никифоров, как только я вошел в помещение. Степку, кстати завели в соседний кабинет.
