Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев
— Вясятка! Ты лучше бы радовался, что в твоём десятке даже раненных нет! — устало улыбался Никитин, — Наш Александр Васильевич дело туго знает — победил прославленного Моро малой кровью.
— А радость боя, упоение схваткой? — всё ещё канючил Капунин.
— Да ты поэт, Васятка! — ласково прищурился ещё совсем молодой офицер, после первого, даже ненастоящего боя, почувствовавший себя лет на десять старше, — Будет тебе ещё упоение! Моро же ушёл почти со всей армией, пусть и оставил обоз да половину артиллерии, но ведь ушёл! А ведь в Богемии ещё где-то Сульт с Даву, а в Баварии ещё сколько французов!
— Как же мы не успели-то? Ещё бы чуть-чуть и никакого отступления бы у французов не вышло! — десятник уже почти смирился, но всё ещё грустно смотрел исподлобья.
— Так ведь и французы не дураки — воевать умеют! — Никитину самому было неприятно, но уж что-то, а умение принимать действительность как есть было у него в крови, — Понял Моро, что битва-то проиграна, и увёл своих.
— А что же мы за ним не гонимся-то, Павел Иванович?
— Куда ты собрался, Васятка? У нас же пороху после боя на десяток выстрелов осталось, всё пехоте отдали, а уж пушкари-то совсем грустны, пусть и хвалил их сам генералиссимус, да так хвалил, что я бы от такого до самого неба бы подпрыгивал… — покачал головой поручик.
— Так, в в сабли ударим… — снова загорелись глаза у Капунина.
— Ага, а нас французы из ружей да пистолей встретят, а то и картечью порадуют. Ляжем мы все как один…
— Так недаром же!
— Молодой ты, Вася, горячий дюже… А вот как потом Суворов без армии будет? — спросил поручик.
— Так победим же! — Капунин попытался было горделиво выпятить грудь, но вышло как-то не очень.
— А цесарцы? — растягивая слова ласково спорил Павел.
— Что, цесарцы? Они же союзники наши! — не понял десятник.
— Вот и представь себе, что армия наша полегла, французов тоже нет… Вспомнят они разве про союз-то? — вздохнул Никитин.
— А как же честь? — помотал головой от непонимания юноша.
— Много ты видел чести у немцев, венгров да богемцев? Даром, что ли, всю дорогу охранение выставляем? — махнул рукой поручик.
— Но всё же… — почти шёпотом произнёс Капунин.
— Не спеши, десятник, война же только началась.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Эх, надо было мне самому, государь, с армией идти! — в голосе Обрескова было столько искренней тоски и горя, что у меня даже сердце ёкнуло.
— Не жалей о таком, Петя! — я приобнял своего самого талантливого дипломата, успокаивая, — Здоровье твоё не шибко хорошее, а ты бы в Вену спешил так, что лошадей бы загонял, ну загнался бы сам. Самарин делает всё, что можно — у тебя бы лучше вряд ли вышло. Тогда уж мне самому надо было с Суворовым идти!
— Всё одно, государь! — упрямо бубнил Обресков, — Я-то глава приказа, а Самарин всего лишь посланник.
— У него-то опыта в общении с австрийскими чинушами поболе твоего, Петя! — продолжал я успокаивать своего соратника, — Да и с Тугутом он на короткой ноге. Нет, я не сомневаюсь в Якове Николаевиче! Всё сделает, в лепёшку расшибётся, но сделает.
— Что сделает? — кипел Пётр Алексеевич, — Ему император твердит, дескать, всё в порядке, просто наши окольничие всех обманывают. Гофкригсрат требует ревизии поставок и под этим предлогом вообще остановил снабжение.
Всё же понятно — наши нормы сильно выше имперских, а они не желают это признавать. Как же, русский солдат получает продовольствия втрое перед имперским, а пороха-то вшестеро больше! Мы же именно столько и отправляли по Дунаю, а всю разницу австрийцы забирали себе! Мало им прочих поставок!
Грабёж ведь чистый! Будто и не союзники мы вовсе! Как же, разбила наша армия Моро, изгнала французов из Богемии и гонит по Баварии, а австрийцы никакой помощи толком и не оказывают! Суворов-то жалуется: даже провианта, требуемого по австрийским правилам, никогда полностью не получал, а уж пороху-то почти совсем не присылали. Окольничие чудеса творят — в армии голода нет, но как воевать? Эрцгерцог Карл своевольничает, ссылается на физическую невозможность исполнять приказы генералиссимуса — войска империи нам не помогают. Что же это такое, государь?
Почему император Франц не поставит на место своих генералов?
— Да вот, мой монарший брат Франц демонстрирует нам свой характер, Пётр Алексеевич! — я поморщился и начал расхаживать по кабинету, — Тугут пишет, что император снова возомнил себя величайшим политиком Европы. Поражение Моро и спасение Империи видится ему проведением Господним, а не результатом гения Суворова и помощи России…
— А что Тугут, Павел Петрович? Чего он ждёт?
— Братец Франц всё это затеял… — вздохнул я, — Стал бы гофкригсрат такие фортели выделывать без его прямого приказа. Империя забирает себе все наши поставки и использует их исключительно для реализации своих целей. За спиной Суворова восстанавливают армию.
— Но ведь Суворов так потерпит поражение!
— Ну, порох-то наши войска скоро получат. Не думаю, что столько, сколько требуется, но получат. Здесь я в словах Самарина уверен — врать он не станет, да и Тугут с ним согласен. От Александра Васильевича в Вене ожидают либо полной победы над французами в Баварии, либо просто крупного кровопускания. А после больших потерь Моро уже будет не опасен — дальше немцы его добьют, получив всё, о чём мечтали.
— А Суворов?
— А Суворов, да и Россия в целом, тогда для Вены будут не особенно и нужны в Германии. Даже более того — излишни! Просто, после битв с Республикой наша армия сильно ослабнет и будет легко управляема — в планах Франца заставить нашу армию полностью ему подчиниться и таскать для него каштаны из огня. После чего Империя уже сможет диктовать нам свои условия.
— Что же, Павел Петрович, это император сам такое задумал?
— У него фантазии на такое не хватит, Петя! Спеси у него много, но вот такое задумать…
— Тугут?
— Петя! Что
