На чужой войне 2 - Ван Ваныч
Но все эти размышления посетили мою голову сильно позже- когда перестали донимать боли и я смог адекватно мыслить. Пока же мне было сильно не до того: становилось то лучше, то хуже, а ещё- существовала необходимость покинуть окрестности Оре, — мы сильно загостились. И потому, спустя ещё неделю стояния- после битвы- и обсудив не небольшом совете (я как раз почувствовал себя чуточку получше) было решено более не тянуть, — возвращаться восвояси.
Дорога назад- домой (да, вот такой у меня дом- ведь другого в этой эпохе так и не заимел) — плохо отложилась в моей памяти. Всё болело, раны снова воспалились и подгнивали, меня лихорадило, бросая то в холод, то в жар, и от всех этих невзгод я частенько уплывал в другие миры: где было не так больно и страшно, где было покойно и тепло…
Но и этот мир не хотел отпускать. В моменты просветления я видел возле себя знакомые лица товарищей по оружию, нашего недодоктора и… а вот лицо этого седого бородатого мужика в чёрном и с крепкими руками- мне незнакомо. Оценил их, когда он принялся крутить меня и щупать болячки, отчего после его ухода у меня в глазах долго стояли слёзы, а члены дрожали. Но, даже несмотря на эти неприятные вещи, я не торопился с вопросами. Во-первых, совсем не до них, а во-вторых, какое-то безразличие овладело мною. В таком апатичном состоянии и тела, и духа я встретил проплывшие надо мной дырявые (специально проделанные в потолке проездного прохода противоштурмовые отверстия) своды ворот уже родного замка Мерси…
Глава 26
Замок Мерси. Герцогство Бургундское. Рождество 1364 года
Потом были крики, слёзы и мои покои в донжоне, ставшие для меня всем миром на долгие недели. Как я понял из разговоров, нередко происходивших прямо возле моей постели (а чего стесняться- сеньор всё равно ни на что не реагирует), раны удачно закрылись и болезнь- вроде как- отступила, но… Наш лекарь-самоучка не знал слова психология, а потому мучался в сомнениях- что с его господином такое? И, если честно, я и сам этого не понимал. Был бы тут дипломированный специалист по этому профилю- наговорил много умных слов: депрессия, компрессия и прочая. Сомнительно, что это помогло, но ситуацию, возможно, сделала более ясной. Но, поскольку таковых не то что рядом, а вообще в этом мире не существуют (меня опять мучают смутные сомнения- а что, и так можно?) в их отсутствие приходится до всего додумываться самому.
Быть может, просто устал и произошёл общий и резкий- спровоцированный ранением- спад здоровья, а может- и я склонен именно так думать- случился откат изменений, произошедших при переносе. Помните- ну, Профессор, ссу… Мысль такая меня посетила по причине отсутствия прежней регенерации, за счёт которой некогда удалось даже руку восстановить. А нынче- и пару дырок (относительных, конечно- обычному человеку и подобного для летального исхода достаточно) заживить не способной, — перемены, что называется, налицо.
Таким манером закончился ноябрь, начался декабрь, и где-то за углом замаячило Рождество. Однажды утром, я проснулся от многоголосицы за окном, полежал, пытаясь понять- что происходит? И, для самого несколько неожиданно, почувствовал приступ любопытства, зовущий меня к окну. Я прислушался к нему, отвёл рукой шёлковую шторку балдахина, прищурился на бьющее в глаза солнце, и улыбнулся- жить хорошо!
Таким вот интересным образом я почувствовал тягу к жизни. Самостоятельно поднялся, но, сделав лишь пару шагов, понял- рано. Поспешил жить. И пришлось заново учиться ходить, есть, разговаривать. Хорошо, хоть не с той скоростью, что происходило в детстве- с рождения. Будь это так, я бы, наверное, умер от тоски, едва представив, что через год начну ходить, а через два- говорить…
Мне на реабилитацию понадобилась всего неделя. Говорю всего, но испытываемые ощущения были несколько другие, сродни вопросу: “Когда же?” Но и после, когда стало можно, я не спешил вмешиваться в налаженную жизнь или устоявшиеся в моё отсутствие процессы управления, решив понаблюдать. Замок жил своей жизнью: разбудивший меня шум за окном ознаменовал собой открытие новой рождественской ярмарки, командиры продолжали тренировать нашу маленькую армию, казна была по-прежнему полна, в окрестностях отсутствовали враги, которых срочно требовалось нагнуть- и я даже почувствовал некоторое разочарование своей кажущейся ненужностью. Правда, продлившееся недолго- к сожалению, эти изменения были связаны с неприятным событием. Началось с появления на моём пороге дамы де Люньи…
Почти с самого начала, когда меня привезли будто мешок картошки- тяжёлого, безвольного и рассыпающегося на части, она исчезла со всех моих радаров. На тот момент было параллельно, а вот сейчас по этому поводу возник вопрос. Я ведь не навязываюсь никому, могу и вовсе уйти в ночь, и раствориться там навеки, но можно же хотя бы слово напоследок услышать и самому ответить. Почему, и если это почему существует, то можно же глядя глаза в глаза сказать- ведь неправильно промолчать, внезапно показав спину, быть может даже без причины, — и тем ударив лишь сильнее. Именно так получилось с Марго, но, может быть, хоть сегодня что-то прояснится- нынче дама де Люньи через свою служанку осведомилась- готов ли сеньор принять её. Конечно, готов! И давно…
— Давно не виделись, — я вопросительно и с намёком посмотрел на Марго.
Она опустила голову и отвернулась к окну. Солнечный свет мягко очерчивал её силуэт: рук, лица, шеи, создавая ореол в волосах- я невольно залюбовался. Всё такая же красивая… Так я думал. Пока она не повернулась ко мне лицом, на котором промелькнуло что-то доселе незнакомое и какое-то чужое мне выражение, и в голове сам собой возник вопрос- а точно ли она всё такая же?
— У меня хозяйство, замок… — холодно и
