Медведев. Книга 2. Перемены - Гоблин MeXXanik
Я сглотнул — гулко, будто проглотил камень.
— Даже такой, на последнем издыхании, может сгубить не одного, — тихо сказал Морозов. — Потому Зубов и нужен. Он территорию обходит, ставит звериные метки, которые диких отпугивают. Его подчиненные патрулируют окрестности. А мы за лесом следим.
— Понятно… — кивнул я. — Выходит, перевертыши ночью становятся сильнее?
— В темноте они видят лучше нас, — согласился воевода. — А этого уже достаточно, чтобы победить неподготовленного. Обычного человека. Вот только…
Он усмехнулся уголком губ.
— Мы тоже не лыком шиты. Так что пусть перевертыши и сильнее, но не всесильны. Особенно против дружинника. А уж если нас — больше одного…
Морозов осторожно наклонился к гнезду и вынул оттуда короткую, изрядно обглоданную ветку дерева. Она была щербатая, с глубокими вмятинами, будто кто-то грыз её часами, с одержимостью.
— Клыки ещё не оформлены, — пробормотал он, внимательно разглядывая следы. — Часто молодняк так зубы точит… но тут часть отметин оставлены человеческими зубами. Это точно.
Он помолчал, нахмурился, оглядел гнездо, потом посмотрел на разрозненные останки рядом.
— Тут не только мелкие зверьки и птицы, — продолжил он глухо, — Я вижу часть оленя… Есть большая вероятность, что кто-то ему помогает.
— Что это значит? — спросил я, уже понимая, что ответ мне, скорее всего, не понравится.
— Иногда члены стаи кормят молодняк, — повторил Морозов, но теперь в голосе появилась твёрдая, режущая нотка. — Притаскивают еду, чтобы разделить трапезу, учат охотиться, прикрывают и не дают уйти туда, где опасно. Это не просто забота. Это инстинкт. Звериный, но живой.
Он наклонился снова над гнездом, взгляд его блуждал по перьям, клочкам меха, старой шапке.
— Но если это так… — произнёс он глухо, — тогда странно, что Зубов молчит. Очень странно. Он бы знал. Если бы знал… — он осёкся. — Странно всё это…
Миг тишины. И вдруг откуда-то из глубины леса послышались крики птиц. Резкие, всполошенные, испуганные, словно что-то огромное поднялось в чаще и разметало ветки. Несколько голосов — не перекликались, а вспыхнули разом, тревожным хором. Лес вздрогнул.
— Приготовиться! — резко бросил воевода, оборачиваясь к дружинникам.
Голос его стал холодным, как металл на морозе.
— Он может быть не один. Нас могут обступить с трёх сторон. Не дать им зайти за спину. И не увязнете в болоте.
Владимир провёл ладонью в воздухе, будто прочерчивая невидимую линию обороны. Дружинники рассыпались по позициям без слов.
— Не щадить. Не отступать. За нами князь.
Он не повысил голос, но сказанное стало якорем. Точкой, к которой тянулась вся эта вылазка. Я стоял за спинами тех, кто встал передо мной щитом. И понимал: назад пути нет.
Дружинники молча кивнули и слегка пригнулись, будто лес сам прижал их к земле. Их движения были точными, выверенными — не по команде, а по привычке. Каждый знал, где быть, кого прикрывать и как дышать, чтобы работать в связке.
Я же медленно встряхнул ладонь, чувствуя, как привычное покалывание пробежало от запястья к пальцам. Призвал стихию ветра, которая не раз выручала меня, выводила из самых нелепых и опасных передряг. Быть может, и сейчас пригодится.
Внезапно из-за деревьев вылетела лисица. Взъерошенная, в росе и листьях, будто её катали по земле. Она резко остановилась. Затем тревожно и отрывисто тявкнула, а потом рванула в сторону, махнув напоследок рыжим хвостом.
Морозов застыл на секунду, а потом сипло выдохнул:
— Он близко.
Воевода бросил на меня короткий, тяжёлый взгляд, в котором было сразу всё: забота, тревога и железная прямота.
— Не геройствуйте. Иначе вы нас всех погубите.
Я кивнул. Спокойно, без слов. Потому что играть в богатыря — последнее, что пришло бы мне в голову. Ветер уже лёгкой искрой собирался в кончиках пальцев, будто ждал сигнала. И я ждал тоже. Но не ради подвига. Ради того, чтобы никто из нас не стал очередной костью в болотной земле…
Глава 20
Договор
Воздух возле болота был вязкий. И трудно было сказать, чем пахло сильнее: прелой осокой или старой водой, которую даже летом не прогревали путающиеся в густых кронах солнечные лучи. Мы стояли молча, чуть в стороне от кромки леса, где болото вползло в чащу, и каждый из нас знал: если что-то вдруг случиться — выбираться отсюда мы будем долго
Морозов встал чуть впереди. В левой руке воевода крепко сжимал палицу. С виду простую, деревянную, только на торце была старая зарубка. Но я заметил, как в ней дрожит сила. И всё равно перевёртыш нас переиграл.
Он вынырнул из леса абсолютно бесшумно. Не было хруста веток, не было рыка, не было даже звука шага. Просто между деревьями в одно мгновение возник силуэт: высокий, вытянутый, почти нереальный. Он появился внезапно, даже несмотря на то, что мы его ждали. Словно место между стволами просто взяло и вытолкнуло его в наш мир. И по этому силуэту я сразу понял, кто перед нами. Тот самый перевертыш.
Он скользнул вперёд, как снаряд. Распластался в воздухе в прыжке, целя в меня. Перевертыш двигался так быстро, что я успел только вдохнуть. Сердце сбилось с ритма. А потом всё как будто замедлилось.
Существо было слишком высоким для человека. И слишком быстрым для зверя. С серой кожей, местами покрытой рваной, редкой шерстью. Как будто кто-то пытался её выдрать — или она с него сама сыпалась. Череп у существа был вытянутый, почти волчий. Узкая морда, зубы в два ряда, идеально приспособленные для того, чтобы хватать и терзать, не выпуская добычу..Длинные руки, с почти человеческими кистями, только пальцы, венчали кривые когти, способные легко разорвать человека.
Он бросился на меня, не издавая ни звука. Даже в полёте. И, возможно, это было страшнее всего.
Но я не успел испугаться. Потому что через долю секунды, среагировавший Морозов шагнул аккурат между мной и зверем, с тем спокойствием, с каким закрывают дверь перед сквозняком. И когда перевёртыш уже почти достиг меня, Владимир размахнулся и ударил.
Палица мелькнула с каким-то странным гулом, будто воздух сам отпрянул. И удар пришёлся на бок чудовища. Сухо, точно, как плеть по аршинной доске.
Раздался пронзительный треск, который словно бы разлетелся на весь лес. Существо сбилось с траектории. Визга не было. Только выдох, как будто из него вырвали воздух.
Перевёртыш
