Муля, не нервируй… - А. Фонд

На кухне была только Фаина Георгиевна, и да, она курила. И да, я опять стрельнул у неё сигарету.

Затянувшись, я посмотрел на неё и сказал, еле сдерживая торжество:

— Ну и как? Что теперь скажете? Получилась ли моя программа успеха для Ложкиной?

Но Злая Фуфа не была бы Злой Фуфой, если бы прямо после этих слов затрепетала от восторга и бросилась ко мне с возгласами «о, да, Муля, ты был абсолютно прав! Помоги мне переступить эту ступеньку Судьбы! Я верю в тебя! Ты лучший, Муля!».

Это в идеале.

А в реальности, стоя у форточки в замызганной кухне, она посмотрела на меня насмешливым взглядом и сказала:

— Ну и что? Сосватал Ложкину за первого попавшегося деда и думаешь, что уже всё получилось?

— Но ведь получилось же! — мне даже обидно стало на такое её недоверие. — Теперь вы верите мне? Кстати, а кого бы вы хотели сыграть в главной роли?

— Разве что Дон Кихота, — буркнула Фаина Георгиевна и отвернулась, выпуская дым в форточку. — Хотя с такой жопой они мне только роль Санчо Панса могут дать…

— Не вопрос, — пожал плечами я, — Ну, так как? Поработаем?

— Ну, уж нет, — покачала она головой и выпустила дым в форточку. — Я тебе не юная пионэрка, чтобы велась на красивые обещания.

— То есть вы не хотите изменить свою судьбу? — рассердился я, — и зачем тогда был весь этот цирк?

— Почему же не хочу⁈ Ещё как хочу! — покачала головой Фаина Георгиевна. — Но с Ложкиной, я считаю, у тебя вышло случайно. Да и то, не у тебя, а у этого Печкина. Они также могли встретиться и на базаре…

— Но они встретились у меня в комнате, — не согласился я, — и Ложкина ему даже фингал поставила.

— А он её за это полюбил… — хохотнула Фаина Георгиевна.

— Ладно, — я затушил окурок и собрался уходить. — Не хотите, как хотите. Я не заставляю. Спокойной ночи, Фаина Георгиевна.

— Подожди! — окликнула меня она своим хорошо поставленным глубоким и категоричным голосом, — не спеши, Муля! Я не сказала, что не хочу! Хочу. Просто я хочу быть уверена, что всё будет хорошо. Слишком много у меня в жизни было разочарований…

— А как мне вам доказать? — буркнул я уже безо всякого энтузиазма.

— Не сердись, Муля, — примирительно сказала Фаина Георгиевна. — Признаю, это была моя ошибка, с Ложкиной. Я думала, что у тебя с нею ничего не получится. А оно вон как. Получается, она была такая злая, потому что страдала от ненужности и одиночества. Как и я. Но у меня хоть эпизодические роли бывают, а у неё, кроме этой коммуналки — ничего больше.

— Я и не сержусь, — сказал я сердитым голосом, и Фаина Георгиевна засмеялась.

— Ох, ты бы себя сейчас видел, Муля!

Я рассмеялся тоже.

— Мир? — спросила Фаина Георгиевна.

— «Программа Успеха»? — вопросом на вопрос ответил я.

— Слушай, Муля, не делай мне нервы, — имитируя специфический одесский говор весело сказала Фаина Георгиевна, — кто из нас должен отвечать вопросом на вопрос?

— А куда деваться? — задал вопрос я.

— Ох и Муля! — со смехом всплеснула руками Фаина Георгиевна. А потом её взгляд стал серьёзным. — Давай сделаем так. Чтобы окончательно развеять мои сомнения, сделай то же самое с другой кандидатурой. Но задание я тебе усложню.

— Слушаю, — я с азартом посмотрел на неё.

— Я предлагаю взять две кандидатуры. — Она хитро посмотрела на меня и ехидно прищурилась.

— Оглашайте сразу весь список! — с деланным пафосом сказал я и выпятил грудь колесом.

Раневская расхохоталась.

— А что это вы тут шушукаетесь? — на кухню заглянула любопытная Белла и перебила наш спор.

Вид у неё был уставший, под глазами, несмотря на толстый слой грима, проступали круги и мешки. Она вошла на кухню и тоже закурила.

Само собой, при ней обсуждать дальнейшие варианты не представлялось возможности. Поэтому перешли на нейтральные темы.

Точнее перешла Белла. Она крепко затянулась и сказала, выпуская дым в форточку:

— Вы Ложкину видели?

При этом тон её был непередаваем. В нём было всё: и восхищение от внезапной перемены с, казалось бы, полностью понятным человеком, и осуждение нравов, и обычная злая бабья зависть.

— Расцвела! — похвалила меня Фаина Георгиевна.

— Ну, не сильно она и расцвела, — буркнула Белла, — хотя папильотки у меня одолжила. Причёску вон сделала. Сегодня, сказала, пойдёт в парикмахерскую краситься.

Так-то Белла не поняла, она решила, что похвала была Ложкиной. Но на самом деле только мы с Фаиной Георгиевной знали, кто за всем этим стоит. И кого похвалила актриса.

— Но это же хорошо? — сказал я нейтральным голосом.

— Что тут хорошего⁈ Вот что хорошего⁈ Нашла себе мужика на старости лет и что теперь⁈ Веры им нету никакой! Поматросит и бросит! А она потом рыдать в подушку по ночам будет.

— Эх, Белла, Белла, — вздохнула Фаина Георгиевна, — сколько прожила и ничего-то ты в жизни так и не поняла… пусть у них хоть один день — вот так, в любви, пройдёт. Но зато он будет, и она потом будет всю оставшуюся жизнь его вспоминать…

Она умолкла, погрузившись в невесёлые воспоминания.

Может быть, свою невесёлую жизнь вспомнила.

Мы с Беллой деликатно помолчали, тихо докуривая сигареты. Белла ушла, а я прицепился к Фаине Георгиевне:

— Так что там за кандидатуры?

— А вот возьми ту же Беллу, — хмыкнула она.

— Беллу? Ну, ладно. А кто вторая?

Раневская задумалась, затушила окурок и выдала:

— Муза!

Глава 17

Похоже наше начальство считало дохлую лошадь просто слегка уставшей. Поэтому на субботник нас, комсомольцев-энтузиастов, отвезли ещё в семь утра. Семь утра, Карл! В воскресенье в семь утра от здания Комитета!

Я был хронически невыспавшимся и мои глаза по цвету напоминали микс из помидоров и помидоров. В голове так вообще, кажется, был сплошной томатный сок, судя по ощущениям и восприятию мира.

Субботник учит смирению по привычной схеме: отрицание, гнев, торг, депрессия, овощебаза, где нам предстоит до самого вечера перебирать гнилой чеснок.

Чем гнилой чеснок отличается от негнилого, нам коротко