Здесь был СССР - Кирилл Николаевич Берендеев
…До слез, дружище. Плесни мне сока, выпьем, не чокаясь. Собаки не виноваты, что людям на Земле не сидится.
…Хватит о мрачном, товарищи! Скажите лучше, сколько космонавтов нужно, чтобы вкрутить лампочку?
Отделившись от коллектива, Кумкагир выбрался на балкон – подышать сочным осенним воздухом, полюбоваться на степь, перечерченную огоньками дорог. Ветер тронул голый затылок, подул в шею. Перед стартом коротко стриглись все, даже девушки и дублеры. Перед последними Кумкагир до сих пор ощущал вину: одинаково тренировались, одинаково вкладывались, но одни завтра отправятся на «Гамаюн», а другие в лучшем случае через год на базы Каллисто. Капитан Девятаев старался не показывать виду, но ушел с посиделок первым и старательно избегал товарища. Впрочем, дело решили полтора балла. Повернись дело чуть по-другому, и он сам смотрел бы вслед экипажу жадным и жалким взглядом.
Легкий холод унял горячку, Кумкагиру все еще до конца не верилось – он на финишной прямой, победил и добился своего. Выход на орбиту безопасен, за последние десять лет не упало ни одной ракеты. Долететь до Сатурна получится с вероятностью 94,8 % – аналитики не ошибаются. А что дальше, никто не знает. Ни один человек еще не отправлялся так далеко, ни один не видел вблизи чужие звезды. А он поведет «Гамаюн», станет рассчитывать курс, раскроет солнечный парус и ощутит, как невидимый свет движет вперед корабль.
Простому эвенку, рожденному в глуши Забайкалья, доверят жизни людей и судьбу Первой Звездной. Рядом надежные, испытанные товарищи, за полгода экипаж стал хорошей командой. Крымову Кумкагир доверял как себе. Молодой капитан сумел не просто собрать пальцы в кулак, но и стать ладонью, опорой людям. Ему бы в голову не пришло отправлять шамана в дом престарелых, запугивать старика, переступать через одного ради счастья многих. Человек новой формации – хорошо, что таких все больше. «Из всех решений выбирай самое доброе».
Планшет завибрировал и мигнул, в чате все еще шла беседа, пожелания хорошо долететь слали со всей России. Спасибо, народ, мы справимся! Маме он позвонит завтра, перед отлетом. Марселю написал еще утром, благодарил, обещал не подвести. Синильга… Он тогда предложил Снежане не тревожить друг друга. Тридцать лет – слишком большой срок, чтобы ждать, расставание неизбежно, а встреча не гарантирована. На прощанье девушка сказала, что ей было видение: старт ракеты и он, Кумкагир, перед пультом в рубке. Все уже решено и обязательно сбудется. И связь туда не пробьет, в пяти километрах от заимки шамана глохнут намертво телефоны. И конечно, умница Синильга уже все позабыла, в новой жизни не место старым друзьям. Синие глаза смотрят вперед, в них отражается снег, кружащийся над тайгой, пламя костра, гладкая кожа бубна… Два-двенадцать-восемьдесят пять… Алло?!
– Я ждала твоего звонка.
Синильга оставалась прежней – остроносой, улыбчивой, с неправильными чертами лица, большим ртом. Глаза широко распахнуты, на ресницах тают снежинки, меховой капюшон тоже облеплен снегом. И все же кое-что изменилось – взгляд сделался светлым, ушла настороженность, растаял лед в глубине зрачков.
– Завтра старт… ну ты знаешь. У меня все хорошо, врачи дали допуск, на центрифуге высиживаю 6g. Ребята подобрались отличные, в пути скучать не придется. Бодр, весел, готов к приключениям.
– Ни секунды в тебе не сомневалась. Поворотись-ка, сынку! Глаза ясные, нос холодный, язык длинный – значит, здоров. Вижу, ты загорел.
– До августа просидели в Крыму, под Судаком. Днем тренировались на симуляторах, утром гоняли на пляж. Там медузы кишат, знаешь какие?
– Конечно, знаю. Я их фотографировала прошлым летом…
Повисла пауза, Синильга прервала ее первой.
– Посмотри на мой бубен – сама выбрала дерево, сама натянула кожу, сама оплела. Я теперь шаманка с дипломом.
– Смешная ты.
– Настоящая. Привет от Туманчи – живее всех живых, камлает, бубнит, поет, на варгане играет. Уговорили его сообща, выступал недавно в ДК Букачачи вместе с внуком, зал их полчаса вызывал на бис. И Пушок рядом вертится, тоже радуется. От могучего Сэли привета не передам, обиделся на нас дух, прячется под камнями, даже хобота наружу не кажет.
– Может, оно и к лучшему. Целее будешь.
– Не волнуйся, я отыскала свой путь и свое небо. И полечу красивей всех!.. Ладно, не стану задерживать – перед стартом невпроворот дел. Долгие проводы – долгие слезы. Удачи тебе, Кумкагир-дархан, веди железного коня к звездам!
Кумкагир не успел ответить. Экран мигнул и погас. «Звонок окончен».
На сердце сделалось сладко и горько разом. Говорят, таков на вкус дикий мед – попробуешь и другого уже не захочешь. Кумкагир вспомнил, как впервые увидел девушку, как отважно она вела дельтаплан – истинная летунья. Мы с тобой одной крови, у нас общее небо, но разные облака.
…Посмотри на нас, о, живительная вода,
Уносящая все ненужное!
Посмотри на нас хорошенько.
Взявшись за руки, мы танцуем ехорье –
Тридцать три шамана справа от меня
И еще один слева.
А значит, реки будут течь дальше.
Посмотри на нас, золотоглазый огонь,
Выжигающий все ненужное!
Посмотри на нас хорошенько.
Взявшись за руки, мы танцуем ехорье –
Тридцать три шамана справа от меня
И еще один слева.
А значит, ты не погаснешь никогда.
Посмотри на нас, ветер, пахнущий чистотой,
Развеивающий ненужное!
Посмотри на нас хорошенько.
Взявшись за руки, мы танцуем ехорье –
Тридцать три шамана справа от меня
И еще один слева.
А значит, ты расправишь все крылья.
Посмотри на нас, вечно щедрая мать-земля,
Пожирающая ненужное!
Посмотри на нас хорошенько.
Взявшись за руки, мы танцуем ехорье –
Тридцать три шамана справа от меня
И еще один слева.
А значит, по весне взойдут травы.…
Так, кажется, пел шаман на заимке прощальной ночью. Забавно, должно быть, лететь посреди ледяной пустоты и грустить о холодном Севере. Машинально Кумкагир нащупал на груди резную фигурку мамонта: от тепла тела древняя кость нагревалась, становясь словно живой на ощупь. Хорошо, что удалось убедить Крымова, мол, талисман – не просто так талисман, а личный индикатор невесомости, имею право и хочу с собой взять. Будет память о Букачаче и водопаде.
Скрипнула, открываясь, балконная дверь, крупная фигура протиснулась в узкий проем.
– Эй, парень, закурить не найдется?
– Я не курю, товарищ комендант, вы же знаете, у космонавтов режим.
– Жаль. Думал, ты вышел подымить напоследок. А у меня, видишь, курево кончилось, – сокрушенно вздохнул Команданте. – Придется до утра ждать. Смотрю, ты пейзажем любуешься?
– Красиво тут осенью, – согласился Кумкагир. – Степь, простор. Раньше орлы летали, но их разогнали дронами. Теперь только машины катаются.
– Дерябнешь на дорожку? – Команданте достал из кармана полосатую плоскую фляжку. – Сибирский бальзам, не поверишь, на кедровых орешках.
– Нам, эвенкам, нельзя пить, – отказался Кумкагир. – Меня еще отец научил: делай, что хочешь, но спиртного ни капли, даже не пробуй!
– Правильный ты парень, настоящий комсомолец, – похвалил собеседника Команданте. – Мы такими не были, чего только не чудили, чего только в рейс не протаскивали. Помнится, над Землей подшутили. Нас трое было, и бортмеханик перед сеансом видеосвязи надул воздухом запасной скафандр. Центр управления полетом запрашивает информацию, а мы им: у нас ЧП, «зайца» на борту взяли. И скафандр к экрану – вжжух! Ох, и влетело нам потом, ох и влетело. Обещали совсем отстранить от полетов, но заменить некем оказалось. Я ж лучший пилот. Был лучший…
Команданте шумно глотнул из фляжки и отвернулся. Кумкагир, немного выждав, спросил:
– Скажите, пожалуйста, товарищ комендант, а вы видели в космосе что-то необъяснимое?
