Здесь был СССР - Кирилл Николаевич Берендеев
– Про белого космонавта, который подкрадывается ночами к нерадивым товарищам и орет им в ухо: три-два-один-поехали? Байки.
– Нет, я серьезно.
– Ты уверен, что хочешь знать? Выйдешь на орбиту, увидишь с высоты Землю, звезды и солнечную корону, и сам поймешь, что кто-то эту невероятную красоту создал. Мировое сознание, Бог, космический Мумбо-Юмбо, понятия не имею. Но те, кто прощается с жизнью в космосе, видят его… Тьфу, прости, захандрил я нынче. У нас смешно было в Марсианской, через неделю после старта командир услышал, как в рубке пищит мышь. Мы прибежали – пищит. Обшарили все каюты, все помещения – пищит, дразнится, скребет по железу противно так. Робота-пылесоса караулить отправили – ничего. Камеры смотрели: что-то бежит, а что – не разглядеть. Ловушку соорудили, сыр пропадает, писк – нет. Так и не доискались, откуда она взялась и куда делась.
Кумкагир не удержался от смеха, представив как трое серьезных дядек в невесомости ползают по коридорам и выискивают, в каком углу скребет мышь. У Команданте на измятом лице тоже появилась улыбка. Он взглянул на собеседника и прищурился:
– Гляжу, кулончик у тебя интересный. Северная работа, высшей пробы, не то что халтура в сувенирных лавчонках. Мастер делал, похоже по бивню мамонта резал, где только добыл. И камушек приятно блестит. Откуда дровишки?
– Да так, – смутился Кумкагир. – Один… один друг подарил.
– Небось у друга коса до пояса, – подмигнул Команданте. – Ладно, не буду тебя смущать. Пошли внутрь, там Шумейко уговорили за гитару взяться.
Черноглазый кудрявый астрофизик считался лучшим певцом Восточного космодрома. И заслуженно. Такому мягкому, чуть грассирующему баритону позавидовал бы любой солист Большого театра. Он дождался, пока товарищи рассядутся и утихнут, тронул гитару, проверяя строй струн. Легкий протяжный звон утих и тотчас сменился веселой дробью.
Как-то летом на рассвете
Заглянул в соседний сад,
Там смуглянка-молдаванка
Собирает виноград.
Я бледнею, я краснею,
Захотелось вдруг сказать:
«Станем над рекою
Зорьки летние встречать».
Хохотушка Марина не удержалась. Вскочив с кресла она прошлась по кругу, отстукивая каблучками ритм, играя плечами, колыхая коленками пышную юбку – ах, красота! Крымов поднялся следом, хищным шагом подкрался к девушке и выдал вприсядку «русскую». Жги давай, жги, ребята!
«Молдаванка» перешла в «Цыганочку», сменилась «Яблочком», следом грянул залихватский шальной гопак. Потом Шумейко приглушил струны, сделал мелодию тихой:
Темная ночь.
Только пули свистят по степи,
Только ветер шумит в проводах,
Тускло звезды мерцают…
Эту песню слушали молча, сгрудившись, сблизившись. Каждого из космонавтов кто-то ждал на Земле, каждый знал, сегодня ночью не спят по всем концам огромной страны. И поэтому с ними ничего не случится.
Отзвучала гитара, разошлись по номерам люди. Кто-то уснул сном младенца, кто-то ворочался на кровати, считая галактики, кто-то писал стихи или набирал сообщения в терпеливом планшете – наговориться бы. Кумкагир думал, что не сможет сомкнуть глаз, но едва он вытянулся на койке, накрывшись колючим казенным одеялом, как ласковая тьма подхватила его и унесла в синие горы. Там, среди снежных вершин, глубоких до черноты озер, перевалов и козьих троп все казалось понятным, простым и ясным. Счастье вливалось в грудь с каждым глотком морозного воздуха…
Парусник тоже уснул. Последние проверяющие отключили приборы и задраили двери, сели в маленькие автобусы и отправились по домам. Сегодня корабль окружали запахи степных трав, вездесущие летучие мыши парили вокруг, едва не задевая холодный металл. Сегодня завершены все дела, подписаны все бумаги, разложены по отсекам грузы, проложен верный маршрут. А завтра ждет небо.
* * *
Орбитальная база Сатурна осталась далеко-далеко, из иллюминаторов уже не удавалось разглядеть плавные контуры станции. Уверенным голосом капитан Крымов отдал приказ. Кумкагир глубоко вдохнул и набрал команду на пульте. Три. Два. Один… Есть!
Сверкающие серебром стеллоритовые паруса развернулись с неслышным хлопком. Движение «Гамаюна» сделалось плавным и мягким, предметы снова обрели вес. Экипаж зааплодировал, ребята обнимались, смеялись, доктор Маруся даже прослезилась от радости. У Закаряна, конечно же, оказался припрятан армянский коньяк, и все, кроме Кумкагира, пригубили по глотку – за успех нашего невероятного предприятия! Мы летим! Получилось! Ура!
Да, до цели еще больше десяти лет пути, и в полете может случиться все, что угодно. Да, космос безжалостен и полон опасностей. Жесткая радиация, звездная пыль, черные дыры, блуждающие кометы. То, о чем люди еще не знают, потому что ни разу не сталкивались, и никакие ученые не сумели ни догадаться, ни предсказать. А еще другие миры, новые планеты с бушующими морями, неприступными горами и раскаленными пустынями, огромными нехожеными лесами, ни на что не похожими птицами и зверями. А если повезет, и с созданиями, наделенными разумом, может, грандиозным и непостижимым, может, едва пробуждающимся. Получится ли найти с ними общий язык? Впереди полнейшая неизвестность. Что может быть лучше для настоящих первопроходцев?
Экипаж разошелся по своим постам считывать показания, проверять охлаждение и систему подачи воздуха, поливать картошку в теплице, отправлять в ЦУП отчет. Еще месяца два связь с Землей будет держаться, потом оборвется. Разве что чудом получится пробить канал, достучаться до близкого человека, услышать знакомый голос… Кумкагиру почудилось, что в наушниках звучит песня шамана, песня северного простора, пурги и ледяных духов, удары бубна, попадающие в такт сердцу. Он улыбнулся и посмотрел на экран: абсолютная чернота, слепящий свет и знакомые силуэты небесных тел. Вот опаловый шар Урана, вот мрачная тень Нептуна, вот бродяга Плутон, вот рассекает небо искрящийся хвост кометы 67Р. Вот неяркая Проксима Центавра – жди нас, звезда, мы уже близко!
Пилот Кумкагир вел «Гамаюн» к цели, и космос расступился перед ним, словно волны под напором Колумбовой каравеллы. Резная фигурка мамонта лукаво блеснула сапфировым огоньком.
Ефим Гамаюнов
«Луноход-1»
Это состояние, когда открываешь глаза, а тебе кажется, что ты все еще спишь, настолько нереально происходящее вокруг, Сергей не испытывал давно. Наверное, с самого детства. Лет с десяти. И поэтому несколько раз плотно зажмуривал и вновь открывал глаза, надеясь, что картинка черного, покрытого мириадами звезд неба с синим кругом над головой, исчезнет. Но все оставалось на своих местах. Земля, окутанная легкой дымкой атмосферы, никуда не исчезала, на месте оставались и звезды.
Он попробовал сесть, но в левую руку что-то вцепилось, прижимая к риголиту. Сергей повернул голову, насколько позволяли внутренности «ЛС-11», скосил глаза и обнаружил вывернутый, искореженный, нереально вздыбившийся даже какой-то остов лунохода. Одна из выносных ног, подвернувшись под остатки кабины, придавила Сергею руку.
«Е-мое!», – вдруг разом в шумящей голове всплыли воспоминания недавних событий: они с Семашко и Женькой Любовым ехали-ехали, и тут… взрыв? Да не, в космосе не может же! Тогда что? Леха! Женек!
– Леха, – позвал Сергей, – Кто слышит меня? Лех? Жень?
Молчание в эфире могло означать только одно. Мать! Сергей скрипнул зубами: ну уж нет, так не пойдет! Он попытался перевернуться на бок, чтобы получше разглядеть, что же его держало. В неповоротливом лунном «ЛС-121» эдакие маневры получаются не сразу. Зато и подготовка у советских лунников специальная. Весь покрывшись потом, поочередно чертыхаясь и поминая Бога, которого как бы и нет, Сергей повернулся наконец, уткнувшись шлемом в суставное «колено» лунохода. Правая рука нашла, за что зацепиться, и Сергей получше рассмотрел свое положение.
Он пошевелил пальцами – двигаются. Уже хорошо. Значит, ничего не поломано, не пробито. «Конечно, молоток, ага! Если б пробито, давно уже того бы»
– Диагностика три, – сказал Сергей и на стекле шлема появился столбец слов и цифр:
…
11:40 по Москве. День.
