Ювелиръ. 1809 - Виктор Гросов
— … а центральный камень, Ваше Величество, символизирует Полярную звезду, нерушимость Севера, который мы только что окончательно закрепили за собой, — ворковала Мари на безупречном французском.
Остановившись в трех шагах, я склонился в поклоне, опираясь на трость.
— Мастер, подойдите, — Мария Федоровна перешла на русский. — Моя дочь, Великая княжна Екатерина Павловна, наслышана о вашем искусстве и желала лично взглянуть на работы.
Шаг вперед, поклон — на этот раз персонально для Великой княжны. Пальцы сжались на прохладной голове саламандры, венчающей мою трость. В ответ — взгляд, лишенный даже намека на материнское тепло императрицы. Такой, холодный, рентгеновский. Так не любуются искусством, так проводят инвентаризацию. В эту секунду я превратился в элитного арабского скакуна на выводке перед новым, требовательным владельцем. Оценка актива, ничего личного.
— Мы проезжали мимо, — продолжила императрица, — и я сочла нужным взглянуть, как процветает дело, столь важное для престижа Империи. Времена нынче неспокойные.
— Вы как всегда правы, матушка. — Голос Екатерины Павловны прозвучал резко, без дочерней мягкости. — Война со шведом, слава Богу, окончена. Финляндия наша. Но какой ценой? Казна показывает дно, армия измотана, а на юге турки никак не успокоятся. Мы увязли в этой войне по уши, пока вся Европа, затаив дыхание, наблюдает за Испанией, где горит земля под ногами у французов.
Она говорила отрывисто, рубила фразы, как гвардейский офицер на оперативном совещании. Видимо о наболевшем говорит, будто в довесок прерванного ранее разговора.
— Наш «дорогой союзник» Бонапарт застрял в этой испанской язве, что дает нам передышку. Однако надолго ли? Сегодня он воюет с герильясами, а завтра, зализав раны, снова обратит взор на Восток. Готовность должна быть полной.
Ее взгляд по-хозяйски прошелся по залу.
— Величие Империи, мастер, должно быть очевидным. Ему надлежит ослеплять послов и вызывать желчь у монархов. Ваши работы — тоже оружие. Дипломатическое. Улавливаете?
— Улавливаю, Ваше Высочество. — Я чуть сильнее налег на трость. — И стараюсь ковать его как можно острее.
Едва заметная усмешка тронула ее губы. Оценка принята. На мгновение лицо утратило девичью резкость, став пугающей властной копией материнского.
— Вот именно, мастер. Острее. Государь, мой брат, сейчас мыслит категориями победы. Полагаете, взятием Финляндии дело кончится? Как бы не так. — Она понизила голос, превращая светскую беседу в передачу инсайдерской информации из Генштаба. — План дерзкий. Перенести войну на землю самой Швеции. Сломить их гордыню раз и навсегда.
Я чего-то не понимаю. К чему все это? Зачем простому ювелиру такие сведения? Ну ладно, не столь уж и простому, но все же…
— Осторожного Буксгевдена сменили на решительного Кнорринга, — в ее глазах зажегся фанатичный блеск. Она упивалась этой игрой, причастностью к большой политике. — Хм… Они совершат подвиг, вот увидите. Это будет подвиг, достойный викингов!
Она рассказывала это не ради красного словца. Мой внутренний аналитик мгновенно подобрался: зачем ювелиру стратегические карты?
— А главный удар, — пауза, прямой взгляд в глаза, — нанесет князь Багратион. Его корпус займет Аландские острова, а оттуда, тоже по льду, выйдет прямо на побережье. К самому Стокгольму.
О как. Аланды. Камень.
— На Аландах, мастер, — голос упал почти до шепота, — добывают дивный гранит. Красный, как кровь. «Рапакиви». Шведские короли строили из него свои дворцы. Это символ их мощи.
Географическая лекция окончилась. Началось техническое задание.
— Когда наши гренадеры водрузят знамя над Стокгольмом, — она выпрямилась, — в руках у Государя должны быть и ключи от города, и символы. Понимаете? Подарки для нового, покорного шведского короля. Подарки из их камня. Из гранита, который вы, мастер, превратите из знака их гордыни в знак их вассальной верности. Табакерка, чернильный прибор… Неважно. Важна суть. Мы должны унизить их же собственным величием.
Какая кровожадная особа, однако.
Меня вербовали прямо здесь, у витрины с диадемами. Посвящали в планы Ставки, делали соучастником.
— Теперь понимаю, Ваше Высочество, — поклонился я вновь, скрывая за вежливостью лихорадочную работу мысли. — Понимаю в полной мере.
Мне кажется, что дочь императрицы, уже видела себя серым кардиналом при троне брата. Екатерина Павловна больше не проронила ни слова, но ее молчаливое присутствие давило.
Насладившись произведенным эффектом, Мария Федоровна плавно сменила вектор беседы. Ее взгляд, скользнув по витринам, зацепился за малахитовую шкатулку, мерцающую глубокой, бархатистой зеленью.
— А как же мой заказ, мастер? — она сменила тему, в голосе зазвенели лукавые нотки. — Продвигается ли работа над пополнением моей коллекции? Или государственные дела окончательно вытеснили изящные искусства?
Лгать бессмысленно. Эти две венценосные хищницы чуют фальшь, как акулы — каплю крови в океане. Любая попытка юлить приведет к потере репутации.
— Ваше Императорское Величество, буду честен, — я выдержал ее взгляд, не моргнув. — У меня нет даже эскиза. После того уникального письменного прибора, что я имел честь создать для вас, любая банальная шкатулка или ваза станет шагом назад. К самоповторам я не склонен, а идея, достойная вашего внимания, еще не созрела.
По лицу Екатерины Павловны пробежала тень презрительного недоумения. Губы едва заметно дрогнули в гримасе: мою откровенность она считала как банальную нерасторопность подрядчика. Реакция матери оказалась диаметрально противоположной.
Тихий и искренний смех Марии Федоровны разгладил напряжение, собрав лучики морщинок в уголках глаз.
— Вы опасный человек, мастер. Говорите правду в лицо монархам. Качество редкое и, пожалуй, вымирающее. Что ж, я готова ждать. Но не испытывайте мое терпение слишком долго.
Не давая теме остыть, она кивнула на французские гравюры, украшавшие стену:
— Донесли мне, что посол Коленкур также удостоил вас вниманием. Говорят, готовится нечто для императрицы Жозефины?
— Есть такой грех, Ваше Величество. Заказ принят.
— И как? Там муза оказалась сговорчивее? — в вопросе отчетливо сквозило ревнивое соперничество.
— С тем заказом проще, — усмехнулся я, слегка опираясь на трость. — Концепция утверждена, материалы подбираются.
— Отчего же проще? — бровь императрицы изумленно приподнялась.
— Потому что там достаточно просто удивить. А чтобы восхитить Ваше Величество, требуется сотворить чудо.
Снаряд попал в цель. Мария Федоровна просияла: ее заказ признан более сложным, элитарным, а значит — более почетным, чем поделка для корсиканской выскочки, узурпировавшей трон Бурбонов. Однако триумф прервала дочь.
— Надеюсь, работа для французского двора не поглощает все ваше время, мастер? — тон Екатерины Павловны мгновенно остудил атмосферу. — У Империи, как вы слышали, есть задачи поважнее.
Она начинает раздражать даже терпеливого меня своим ничем не прикрытым упреком. Не давая опомниться,
