Наследник из прошлого - Дмитрий Чайка
— Дай бог! — с серьезным лицом кивнул Деян. — Куда мне теперь, добрый человек?
— Вон там дом городского головы, — ткнул рукой стражник. — Покажись ему сначала. А вон там епископ Амвросий живет. Церковь сам видишь, а постоялый двор у нас пустой совсем. Нет купцов в городе, ты один. Вот там и встанешь.
Вечером в дом головы набились все уважаемые люди города числом двенадцать душ. Тут не бывало новостей неделями и месяцами, а нового человека здешние обитатели осматривали так тщательно, словно он сватался к их любимой дочери. Каждое сказанное гостем слово повторялось многократно и обсуждалось вечером у печи. Новости перекатывались на языке, перелетая из дома в дом на бабских посиделках или при встречах у проруби, где горожане брали воду. В общем, кто бы и что ни сказал, это становилось известно тут же, и всем без исключения. Так-то зимовать в небольшом городке, окруженным ледяной степью и лесами.
Голова, проживавший в тереме из почерневшего бревна, проконопаченного мхом, расстарался, выставив на дощатый стол полбяную кашу и репу, томленую в печи. А Деян отдарился двумя кувшинами вина, каковое разлили по деревянным чашам и осушили в два присеста. Что там тех кувшинов на такую компанию. Голова крякнул, подмигнул жене, и на столе появилась брага, бродившая в подполе. Для особого случая берег. Незатейливое пойло вмиг развязало языки непривычным к питью людям, и разговоры полились рекой.
— Ольвию воины императора за день взяли, — ежась от жутких воспоминаний, рассказывал Деян, а собеседники смотрели на него, доверчиво раскрыв рты, словно дети. — Наследник Станислав горожан всех до единого перебить велел… Страсть такая!
— Да что же он так? — удивились люди. — Ну пограбил, ну баб помял, ну в рабы увел… Чего это он?
— Свиреп, говорят, наследник аки зверь, — развел руками Деян. — Кровушку людскую очень любит, льет не жалеючи. За храбрость золотую гривну на шее носит. Он ее с мадьярского хана снял, которому самолично голову отрезал.
— Это мы слышали, — поморщился голова. — Те мадьяры мимо нас шли. Еле откупились от них. Злы они были, просто ух-х… Поход у них не заладился. Наследник Станислав, значит.
— А ну как сюда придет, — несмело сказал кто-то. — Что делать будем? Если уж саму Ольвию взяли… Тот город не нашему чета.
— Зерно приготовьте и в пояс поклонитесь, — уверенно сказал Деян. — Тогда он не тронет. Ольвия не стала ворота открывать, вот его светлость и осерчал на них.
— Он сюда не придет, — уверенно замотали головами уважаемые люди. — Нипочем не придет. Мы тут сами ого-го… Отсидимся. Не впервой.
— Конечно, почтенные, — покладисто ответил Деян. — Вы тут бойцы первостатейные. Всем носы утрете. Давайте еще по одной. А я вам расскажу, как наследник императора болгарские кочевья под нож пустил. У меня до сих пор поджилки трясутся…
* * *
Четырехтысячное войско шло широким валом, разбросав вокруг себя разъезды, словно длинные щупальца. Мы опустошили правый берег Буга, потом ушли на восток, рассыпавшись по обеим сторонам Днепра. Здесь, в низовьях могучей реки, множество болгарских кочевий, которые мы истребили под корень. Тут жили тысячи словен, распахавших жирный чернозем и снимавших огромные урожаи. Они просто бросали свои поля через три-четыре года, возвращая иссякнувшую пашню великой степи, и осваивали новый кусок залежи. А там, где раньше росла пшеница, снова пасли свой скот всадники, чтобы лет через десять плуг земледельца взрезал тугую плоть набравшейся силы земли. Любой староста в империи левую руку отдал бы за такое.
Мы жгли деревни и забирали зерно, обрекая людей на голод. Мы летели словно молния, не задерживаясь нигде, но чем мы шли дальше, тем становилось сложнее. Степь пустела при нашем приближении, собираясь где-то вдалеке в единый кулак, который вот-вот сокрушит нас. Мы видели следы скота, который пытались угнать на восток, видели брошенные стоянки, где еще тлели угли. Я понимал, что вот-вот, и погонят уже нас. И погонят как бешеных собак, не давая ни сна, ни отдыха. И тогда я решил, что пора договариваться.
Настигнуть кочевой род, который ведет перед собой табуны, для войска с небольшим обозом — дело нехитрое. Ведь такой род идет ровно с той скоростью, с какой плетется самый старый баран. Первым гнали скот, залог жизни кочевого племени. За ним шли женщины и дети. А их отход прикрывали все мужи, что могли натянуть лук. Так было всегда, так будет и сейчас.
И вот все воины рода выстроились напротив нас, понимая, что шансов у них нет. Мы раздавим их первым же натиском, ведь нас больше раз в десять. Всадники на мохнатых лошадках, в плотных тулупах и меховых шапках не слишком отличались от моих авар. И язык их был довольно схож. Степняки хорошо понимают друг друга, лишь мадьяры говорят на своем, мало кому знакомом наречии. Они чужаки, пришедшие откуда-то с севера. Стрелы легли на луки, чтобы полететь вперед в поисках вражеских сердец, а ладони сжали амулеты. Губы прошепчут последнюю молитву, потому что из этого боя никому из болгар выйти уже не суждено.
Я выехал перед вражеским войском, держа в руках белое полотенце. Навстречу мне из рядов всадников выехал хан племени. На его лице застыл немой вопрос…
— Итак, почтенный Батбекир…
Я сидел у очага в юрте главы небольшого рода, который мы и пальцем не тронули. В котле кипел наваристый бульон, а я выставил бутыль бренди, на которую степняк смотрел жадным взглядом. Я гость, и я поклялся на мече, что не причиню зла его родичам. Он был готов меня выслушать. У него все равно нет выбора.
— Кто ты такой? — спросил старик, лицо которого, продубленное безжалостным солнцем и морозами, избороздили глубокие морщины. — Ты пришел зимой, как злой дух степи, и теперь без жалости истребляешь мой народ. Страшные вещи рассказывают люди. Твои воины не берут рабов, вы убиваете всех, даже красивых женщин, которые могут родить сыновей. Люди степи не поступают так. Зачем ты пришел? Я не верю, что у тебя мало своего скота и ты пришел сюда, чтобы взять наш. Твой шлем и рукоять сабли стоят дороже, чем сотня коней. Зачем тебе наша смерть? Чего ты хочешь от нас?
— Чего я хочу? — я покатал в ладонях пустой кубок. —
