Бренная любовь - Элизабет Хэнд
– Что это за место? – прокричал он сквозь ветер.
– Арголкелис! – проорал в ответ Кервисси. – А на следующей рогулине – Тинтагель! Хотя этот подревнее будет. Христиане туда не суются, даже не вздумайте! Держитесь крепче…
По обеим сторонам дороги виднелась мягкая зеленая трава и ломаные сланцевые обнажения. Рядом с особняком гнулись к земле от порывов ветра увечные хвойные деревца. Лошадь замедлила шаг, и Кервисси тихо ей свистнул.
– Скоро, скоренько поедем домой. Trenos vyttyn, coascar, – добавил он, покосившись на Рэдборна.
– Что?
– Завтра уже настало, говорю, утро – не ночь!.. Вот мы и на месте.
Когда они подъехали к дому, массивные дубовые двери отворились, и на улицу вышел доктор Лермонт.
– Мистер Комсток! – воскликнул он, когда Рэдборн спрыгнул с повозки на землю. – Как я рад вас видеть! Добро пожаловать, проходите! Смотрю, вы встретили Кервисси – mur ras dheugh-why[32], Кервисси!
Он кивнул фермеру, затем тепло пожал руку Рэдборну.
– Ваш багаж цел? А вы сами?
Рэдборн улыбнулся – с удивлением и облегчением.
– Да… Я цел, благодарю! А багажа у меня немного, всего один саквояж да краски…
Он осекся и, увидев, что Кервисси уже достал из кузова его сумку и мольберт, бросился к нему.
– Подождите, пожалуйста, я…
Он сбегал к повозке и нашел в кузове свой этюдник. Когда он вернулся, Лермонт отсчитывал фермеру монеты.
– Премного благодарен, – сказал он.
– Nos da dheugh why.[33] – Фермер одернул кепку и зашагал обратно к повозке.
– Nos da dheugh why, Кервисси, – отозвался доктор Лермонт.
Одет он был так же, как в тот день, когда Рэдборн впервые его увидел: ярко-синий жилет и желтая сорочка, только галстук теперь был зеленый, а не фиолетовый. Из кармана жилета свисали на серебряной цепочке длинные сверкающие ножницы.
Фермер свистнул лошади; повозка развернулась и покатила прочь. Рэдборн смотрел, как ее очертания скрываются во мраке, уже начинавшем рассеиваться на востоке.
– Что это за язык?
– Корнский, конечно!
Рэдборн нахмурился, вспомнив мать и несколько куплетов на неизвестном языке, которые та напевала ему перед сном.
– Значит, они вроде ирландцев? У них тоже свой язык?
– Корнцы ближе к валлийцам. Но последний человек, для которого корнский был родным языком, умер больше ста лет назад. Ее звали Долли Пентрит. Она умерла древней старухой.
– Как же… – Рэдборн потер лоб. – Простите, я, видно, переутомился. Дорога заняла куда больше времени, чем я рассчитывал…
– Прошу вас, входите, входите скорее!
Лермонт шмыгнул в дверь. Рэдборн взвалил на себя этюдник, мольберт и саквояж и двинулся следом, гадая, почему здесь нет слуг.
В прихожей он поставил вещи на пол. Просторное, полное воздуха помещение, судя по ряду признаков, недавно отремонтировали. Плавно изгибающаяся дубовая лестница и внутренний балкон придавали холлу весьма средневековый вид. Рэдборн приметил в дальнем конце центрального коридора столовую, а за ней – дверь в кухню (миссис Бил такая планировка привела бы в ужас: английский средний класс смертельно боится запахов и звуков готовки). Рэдборн же разглядывал дом с оторопелым удовольствием.
– Вы всегда засиживаетесь допоздна? – спросил он.
– Нет, что вы! Я поджидал вас. – Лермонт улыбнулся; щеки у него пылали, как нащипанные. – Да, порой я вынужден принимать гостей в странное время – паровозы Большой западной железной дороги в наших краях ходят как попало, и мне ничего не остается, кроме как целиком полагаться на Кервисси в деле привоза сюда моих немногочисленных гостей.
Рэдборн оглянулся на открытую входную дверь. Вдоль горизонта протянулась голубовато-зеленая полоса, словно кто-то вспорол небо ножом, обнажив под ним другой слой. Ветер утих, но плитка под ногами дрожала, как покровное болото.
– По дороге сюда мы проезжали другую деревню. – Рэдборн указал рукой на материк. – Она ближе к Лондону, чем Падвитиэль.
– А, это Тревенна, – сказал Лермонт. – Боюсь, станции там нет. Совсем глухомань, хотя вас может и заинтересовать. Из-за руин художники находят Тревенну весьма живописной. Суинберн и Инчболд были там частыми гостями.
Он запустил руку в карман и достал очки в старомодной синей оправе. Надел их, закрыл дверь и бросил взгляд в глубину коридора.
– Да где же служанка? – пробормотал он. – Простите.
Он подошел к встроенной в стену системе оповещения и ударил по кнопке. Зазвенел колокольчик, и Лермонт покачал головой.
– Будем надеяться, что она не ушла за углем, иначе мы тут просидим до утра.
– У вас нет другой прислуги?
– Да, заманить сюда надежный персонал не так-то просто. Поэтому я так обрадовался нашему с вами знакомству. Местные рыбаки в четырех стенах трудиться не хотят, а шахтерам наши темные стылые комнаты слишком напоминают шахты.
Он зашелся в лающем смехе.
– Вы скоро убедитесь, что народ здесь в высшей степени суеверный, мистер Комсток. Мужчины не разрешают женам работать у меня. Они не смеют сюда подниматься, разве что за врачебной помощью приходят – когда деревенский болван, называющий себя аптекарем, оказывается бессилен. Вот за это они готовы платить. Если заглянете как-нибудь в местный кабак, вам столько небылиц да сказок про меня наплетут – на целый номер вашего иллюстрированного журнала хватит!
Рэдборн улыбнулся.
– Пожалуй, от похода в паб я воздержусь. Мне повезло найти там Кервисси. Впрочем, он был не очень-то рад мне услужить.
– Неудивительно. А, вот и Бреган!
Рэдборн обернулся и увидел спешащую к ним женщину со светлыми волосами, в застиранном, но хорошо скроенном бомбазиновом черном платье. Держалась она очень прямо, однако странно скособочила голову, уставившись в пол. На руках у нее были потрепанные перчатки; на одном пальце ткань прорвалась, и Рэдборн заметил свинцово-синеватую кожу пальца. Когда женщина приблизилась, в нос Рэдборну ударил сильнейший запах хлорной извести и хозяйственного мыла, за которым угадывался гнилостный душок.
– Я отнесу ваши сумки в комнату, сэр.
В ее голосе, почти начисто избавленном от мягкой картавости западных графств, слышалась скрипучая старческая дрожь. Зато лицо было молодое, осунувшееся и заострившееся от каждодневного труда, а глаза – прохладного голубого оттенка, как снег в лунную ночь. Саквояж Рэдборна она подняла без малейшего труда; видно было, что сил у нее не меньше, чем у Кервисси.
– Разместим его в свободной комнате над моей, Бреган, – сказал доктор Лермонт. – И затопи там камин, если еще не затопила.
– Да, сэр.
Когда она повернулась, Рэдборн наконец смог как следует разглядеть ее лицо и охнул от ужаса: мягкие ткани нижней челюсти разъело до самой кости, отчего обнажился ряд желтых нижних зубов и изъязвленная плоть под потрепанной марлевой повязкой.
– Я… простите… – проронил Рэдборн, но женщина уже
