Алексей Волков - Штык и вера
– Все, – заявил Ясманис и заглушил мотор.
Остальные тревожно переглянулись, дружно подумав о поломке.
Нет, что ни говори, конь не только привычнее, но и намного удобнее. Это вам не бездушный механизм, в котором сам черт ногу сломит. Но до Смоленска верхом было несколько далековато.
– Что-нибудь серьезное? – с некоторой тревогой в голосе осведомился Сухтелен.
– Нет. Мотор нагрелся. Надо дать ему остыть и добавить воды в радиатор, – невозмутимо сообщил водитель.
– Долго?
Ясманис зачем-то посмотрел на небо, будто ожидал оттуда подсказки, беззвучно подвигал губами и вынес вердикт:
– Минут десять. Можно бы и быстрее, однако очень плохая дорога.
Говорил он по-русски чисто, и лишь более твердое произношение выдавало, что этот язык для него неродной.
– Скоро Красное, а там дорога будет намного лучше, – порадовала всех Ольга.
Она хотела первой выпорхнуть из автомобиля, и Раден едва успел оказаться на земле быстрее и галантно протянуть девушке руку. Помощь Ольга приняла и сразу с очаровательнейшей улыбкой попросила:
– Благодарю. Однако, господа, будьте любезны исполнить одну мою просьбу.
– С удовольствием, – отозвался Сухтелен, а Раден поправил:
– Почему же просьбу? Приказ. Мы почтем за честь выполнить любое ваше распоряжение.
В глазах девушки мелькнуло что-то озорное, но тон голоса был намеренно строгим:
– Тем лучше. Я приказываю вам на всем протяжении пути относиться ко мне не как к существу слабому, требующему непрерывной опеки, а как к своему товарищу.
Округлое лицо Радена словно вытянулось.
– Но, Ольга Васильевна…
– Кто обещал выполнять мои приказы, ротмистр? – Девушка старательно изобразила на своем лице возмущение.
Сухтелен и Изотов весело посмотрели на своего спутника. Тот выглядел явно смущенным. И лишь водитель равнодушно шагнул к капоту. Весь его вид говорил одно: «Мало ли кто что обещал? Кому какое до этого дело?»
– Однако не такой же безжалостный, – наконец справился с замешательством Раден.
– Приказы не ведают категории жалости, барон, – с улыбкой напомнил ему Сухтелен.
– Значит, договорились? – спросила Ольга.
– Категории договора они не ведают тоже, – продолжал забавляться подполковник.
От открытого радиатора валил пар, и пассажиры предпочли отойти чуть в сторонку. При этом офицеры не забывали про винтовки, а Изотов небрежно держал на плече пулемет.
Поля и перелески вокруг были безлюдны, только без оружия мужчины давно чувствовали себя хуже, чем без штанов. Даже при даме. Или тем более.
– Вы, мужчины, страшные ретрограды, – звонко произнесла Ольга. – На дворе двадцатый век, а вы до сих пор не хотите признать равенство женщин. Одни вы способны на все, ваши же подруги должны тем временем терпеливо сидеть по домам и ждать, когда вы переделаете всю работу. А мы не хотим ждать и ограничивать свой мир домом. Мы такие же люди и умеем не меньше, чем вы. Видите ту ветку?
Девушка показала мужчинам на росшее шагах в пятнадцати дерево. Какую из его ветвей она имела в виду, никто не понял, но на всякий случай кивнули все.
– А теперь смотрите! – Ольга сноровисто выхватила маузер, вскинула его, прицелилась и нажала на курок.
Конец одной из веток отлетел в сторону, и глаза девушки вспыхнули торжеством.
– Впечатляет, – кивнул Сухтелен.
Он посмотрел на Ольгу с явным уважением, а затем резко выдернул наган и выстрелил почти не целясь.
Ветка стала еще короче, а Сухтелен деловито выбил пустую гильзу и вогнал в гнездо новый патрон.
На хорошеньком лице Ольги промелькнула досада. Видно, ей хотелось быть лучше всех.
– Бедное дерево, – примиряюще вздохнул Раден. – Хорошо хоть, что вы не решили срубить его под корень.
И, противореча собственным словам, укоротил злосчастную ветку еще на несколько вершков. Ольга обратила внимание, что маузер, такой же, как у нее, барон держал в левой руке.
– Хотите хоть этим продемонстрировать превосходство? – недоброжелательно поинтересовалась девушка.
– Что вы, Ольга Васильевна. Просто мой правый глаз видит значительно хуже левого, – пожал плечами Раден.
Ольга машинально посмотрела на шрам, рассекавший лоб барона до правого глаза, и потупилась в невольном смущении.
– Простите. Я не подумала…
– Полноте. Другие теряли головы, и ничего, живут, – словно намекая на что-то, поведал ротмистр.
Изотов с иронией посмотрел на своих спутников и потянул с плеча пулемет:
– Насколько я понимаю, господа, теперь моя очередь. Дал очередь в очередь.
И оглушительно рассмеялся над собственным каламбуром.
– Ладно. Хватит расходовать патроны, – махнул рукой Сухтелен. – С такими забавами к Смоленску нам останется только шашками махать.
– Как скажете. – Изотов вернул «льюис» на плечо.
– Что до вас, уважаемая Ольга Васильевна, то полностью готов признать ваше умение владеть пистолетом. Честно говоря, не ожидал от хрупкой барышни и был удивлен, – галантно произнес Сухтелен и добавил: – А все же хочется надеяться, что ваш талант пропадет втуне. Не потому, что я радею за исключительные права мужчин. Да и не права это, а обязанности. Однако чем реже мы на собственной земле будем прибегать к оружию, тем лучше.
После краткой речи подполковника воцарилось затишье. Только Ясманис деловито лил воду из ведра в радиатор, и это был едва ли не единственный звук, нарушавший окрестную тишину.
– Слышите? – вдруг насторожился Раден.
Остальные напряглись. Где-то стрекотал кузнечик, из ближайшего перелеска доносилось пение птицы, но это лишь подчеркивало царившую вокруг безмятежность.
– Стреляли, – пояснил ротмистр.
– Вы уверены? – на всякий случай спросил Сухтелен.
– Да. Из винтовки. Только где-то далеко в той стороне, – Раден махнул рукой куда-то вправо.
Лицо Ольги приняло воинственно-встревоженный вид. Остальные ограничились кивками без тени эмоций.
Мало ли кто, где и почему сейчас стреляет? Тем более далеко и в стороне от движения. На фронте тоже где-то постоянно постреливали. А разве весь мир не стал теперь тем же фронтом, только без четко проведенной линии и конкретных врагов?
– С вашего позволения, мадемуазель, перекур, – сделал свой вывод Сухтелен. – Не знаю, кому как, господа, мне гораздо приятнее ехать верхом, чем на последних достижениях человечества да по нашим российским дорогам.
Ольга милостиво кивнула. О том, что данный жест противоречит ее же собственным словам о равноправии, девушка не подумала. Или привыкла к просьбам мужчин в подобных случаях, как к самому собой разумеющемуся, словно была старшей по званию.
Дав разрешение, Ольга покинула мужчин, направилась к росшим в стороне кустам. Офицеры деликатно отвернулись, а затем и вообще сели на траву рядом с дорогой.
– Угощайтесь, господа! – Сухтелен протянул раскрытый портсигар с папиросами.
– Интересно, далеко еще до Смоленска? – выдохнув дым, спросил Раден. – В том смысле, что раз там относительно нормальная жизнь, то должны рестораны работать. Правда, вид у меня явно не уставной, но так свобода…
Последнее он произнес с некоторой усмешкой. Мол, даже в самом неприятном при большом желании можно найти хоть одну положительную сторону.
Вид же действительно к уставному никакого отношения не имел. Гусарские чикчиры, солдатская гимнастерка с нацепленными на нее золотыми погонами, Владимир с мечами на груди, офицерская портупея, фуражка тоже офицерская, но поношенная, помятая…
– Вы продали свое курляндское поместье, милейший барон? – с добродушной улыбкой осведомился Сухтелен. – Рестораны требуют денег, чтоб их черти побрали. А уж по нынешним временам…
– Вот, уже и помечтать нельзя, – притворно вздохнул Раден. На замечание о деньгах он не обиделся. – Может, мне главное не сам процесс, а его предвкушение. Официанты, я в парадной форме, рядом очаровательная девушка… Нет, говорите что угодно, господа, но что-то в этом есть.
– И чего-то нет, – уже без улыбки отозвался подполковник. – Парадной формы, к примеру. А девушка, хоть без сомнения и очаровательна, но, похоже, вместо хорошего обеда с большей радостью постреляла бы из своего маузера. А вот и она, господа. Попрошу потише.
Офицеры дружно поднялись.
– Мечты прекрасны, господа, но нас ждет, увы, дорожная проза, – закрыл тему Сухтелен. – Ивар, долго еще?
– Можно ехать, господин подполковник, – отозвался Ясманис, первым усаживаясь на свое место.
– Прошу, господа, – кивнул подполковник.
Паккард тронулся с места и с натугой стал забираться на очередной холм.
– Сейчас будет развилка, – стараясь перекрыть шум мотора, прокричала Ольга. – И нам тогда направо. Оттуда до Красного версты три.
И в подтверждение ее слов за ближайшим изгибом проселка показался перекресток.
Другая дорога оказалась более похожей на дорогу. Не кое-как проделанный путь между соседними деревнями, а нечто накатанное, основательное, если не по европейским масштабам, то по русским.
