Алексей Волков - Штык и вера
– Правильно мыслишь. Согласен?
– С чего бы? – усмехнулся машинист. – У меня, между прочим, семья. Не бросать же по просьбе каждого встречного. Ты хоть представляешь, что сейчас на дорогах творится?
– Представляю. Ездил. Только в Смоленске тебе тоже оставаться никакого резона нет. – Аргумент пришел в голову только что, и Орловский уцепился за него, словно за последнюю соломинку.
– С чего бы? – повторил машинист.
– А с того. Я тут всем пытался втолковать, что рядом – банда, да местному начальству на все плевать. Вот и соображай теперь. Реальной силы в городе нет. Значит, у атамана есть все резоны войти в Смоленск. Добычи-то здесь не в пример больше, чем в какой-то Рудне. О местном положении дел узнать ему не проблема. Да и в остальном… Приедет, как на праздник, и может делать что хочет. Хоть просто грабить, хоть самому правителем становиться. Рано ли, поздно кто-нибудь помянет тебе нашу поездку. А виноват ты или нет, бандиты разбираться не станут. Ты думаешь, тебя никто не запомнил? Или учтут обстоятельства и простят?
Семен Ефимович явно об этом не думал. С самого начала великой бескровной революции жизнь человека стала не дороже патрона. Если же учесть нож, саблю, штык и другие средства умерщвления, не нуждающиеся в боеприпасах, то и дешевле. Только если в первые дни царила власть толпы, то теперь наряду с ней появилась новая власть – власть Силы. И с этой точки зрения любой имеющий банду атаман мог безнаказанно творить все, что пожелает его душа. Пока не нарвется на другого более сильного атамана.
– Что же теперь делать? – как-то тихо спросил Семен и с надеждой взглянул на Орловского.
– Убираться отсюда, и чем дальше, тем лучше.
– Так-то оно так. Только прямо сейчас не получится. Народу в депо полно, еще прицепится кто. Опять-таки семью мне взять надо и Федьку предупредить. Ты приходи как стемнеет к выходной стрелке. И товарища своего прихвати. Только обязательно приходи. Ждать буду. – Семен посмотрел на Георгия с собачьей преданностью.
Причина перемены была ясна: машинист видел Орловского в деле и теперь старался заручиться поддержкой надежного спутника. Тем более что их интересы в данный момент полностью совпадали.
Орловского это тоже устраивало. Все равно надо было еще сходить за оружием и вещами, предупредить Курицына, а при удаче разжиться чем-нибудь съестным на дорожку. Кто знает, какие еще сюрпризы преподнесет земля, при вере и царе гордо именовавшаяся Отечеством?
– Придем, – односложно ответил Георгий.
Так и расстались, довольные не друг другом, а достигнутым соглашением.
Путь Орловского вновь лежал через привокзальную площадь. И вновь на ней шел митинг. Только оратор на этот раз был другой, незнакомый Георгию.
В противовес респектабельному Всесвятскому, новый баюн был одет значительно проще. Под пиджаком красовалась косоворотка, в руке была зажата кепка, и вообще, вид был такой, словно человек пришел на трибуну прямо из-за станка. Или из-за прилавка, учитывая чистоту рук и лица.
– …Гидра контрреволюции подняла голову. Ее цель ясна: дестабилизировать обстановку в городе, а затем захватить власть в свои руки и вернуть старый режим…
Руки гидры – это было сильно! Орловский едва скрыл усмешку, представив себе змею с жадными загребущими руками.
Но слушатели не были сильны в древней мифологии или просто не задумывались о смысле фраз. Главное, чтобы было красиво, а уж насколько красота соотносится с действительностью – дело десятое.
– …но мы не дадим себя запутать или запугать! Встанем как один грудью на защиту завоеваний революции!
Толпа одобрительно взревела. Грудь у оратора была, правда, хилой, но среди слушателей вполне хватало и солдат, и каких-то непонятных, но вооруженных личностей. Многие из них совсем недавно поддерживали достаточно миролюбивое выступление первого гражданина, теперь же, в соответствии с текущим моментом, с той же готовностью размахивали винтовками, а у кого их не было – кулаками.
– …Мы отлично знаем имена наших врагов, тех, кто хочет повернуть течение истории вспять. И мы ответим им: не выйдет! Наш ответ прозвучит так убедительно, что навеки отобьет охоту у всех уцелевших даже в мечтах идти против отчетливо выраженной воли народа!
И снова грянул одобрительный рев.
– Дай винтовку, браток! – Какой-то тип в пиджаке поверх гимнастерки вцепился в трофейную трехлинейку Георгия. – Дай, я им покажу!
Его небритое лицо выражало безумную жажду разрушения, и не хватало только оружия, чтобы перейти от мечты к делу.
– Самому нужна, – отрезал Орловский, поворотом уходя от алчущих рук.
Небритый пытался что-то сказать, но очередные воинственные вопли играючи покрыли все его слова.
Делать здесь было решительно нечего. Был ли оратор пособником Шнайдера или действовал по собственной инициативе, не играло особой роли. Важнее был факт, что в городе отчетливо запахло бойней, и эта причина еще больше понуждала убраться отсюда подальше.
Оставалась надежда на юнкеров. Все-таки они были организованной силой и при умелом руководстве могли бы сыграть роль крепкого ядра, к которому примкнут те, кому по-настоящему дорог порядок.
Но примкнут ли? На уходящей от вокзала улице Орловский не повстречал ни одного офицера. Не то переоделись, не то осмотрительно попрятались, и лишь раз мимо проехал запыленный автомобиль.
Крепкие руки пассажиров сжимали винтовки, а на плечах сидящих знакомым неувядаемым золотом сияли погоны…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Ровный перестук мотора то и дело сменялся натужным завыванием. Дорог, как известно, на Руси никогда не было, в этих же полузабытых краях…
Оставалось благодарить судьбу, что погода в последнее время стояла сухая. В противном случае виляющий по бесконечным холмам и оврагам проселок превратился бы в нечто непроходимое еще на первых верстах. А так паккард кое-как справлялся с тем, чему в других краях не подобрали бы имя, здесь же почему-то величали дорогою. Может, хотели задобрить, дабы не очень препятствовала добраться, куда надо?
На бесконечных ухабах автомобиль раскачивало не хуже, чем корабль в бурю, разве что не так равномерно. То затрясет, то подбросит несколько раз подряд, а то едва ли не сотню саженей едешь ровно, словно по строевому плацу.
Впрочем, никто из пассажиров паккарда не жаловался. Хотя бы потому, что ничего другого не ждал. Не приходится из грязи вытаскивать – и слава Богу! Дорога легкой не бывает.
Ехали впятером. Старшим – Сухтелен. Аргамаков долго решал, кому возглавить посыльных. Штаб-офицеров в отряде было мало, все на должностях, вот выбор и пал на присоединившегося гусарского подполковника. С одной стороны, ему бы возглавить эскадрон, однако тогда неудобно перед Ганом. Все ж таки ротмистр сам сформировал его, во время похода держался молодцом, и сместить его с должности значило нанести человеку незаслуженную обиду. Сухтелен это прекрасно понимал сам, в начальники не рвался и пока как бы состоял при командире отряда.
Человек, проделавший с малой группой долгий путь, ненадежным быть не может. Дело же контакта с каким-то подобием власти было ответственным, и Аргамаков решил, что подполковник с ним должен справиться.
Из гусар со своим командиром отправился Раден. Ротмистр вызвался сам, как показалось Аргамакову, чтобы хоть короткое время побыть с племянницей Дзелковского, но, может, он и ошибался. Тем более никаких конкретных причин для отказа не было.
Оба гусара побрились, оставив лишь традиционные усы, и сразу перестали выглядеть бездомными бродягами.
Ольга Васильевна тоже ехала с группой, как и обещал помещик, в качестве проводника. Она гордо восседала на переднем сиденье, одетая в дорожное платье, с ридикюлем в руках. В ридикюле, как было сразу после отъезда сообщено всем спутникам, помимо обычных дамских мелочей лежал карманный маузер номер один калибра семь шестьдесят пять.
Четвертым участником поездки был поручик Изотов, настолько крупный, что пулемет «льюис» казался в его руках игрушкой. Он и послан был из-за своего умения обращаться с этой машинкой. Отпускать группу с одними винтовками Аргамаков не решился. Пусть дорога пару недель назад была вполне безопасной, но все в мире стремительно меняется, причем исключительно к худшему.
И наконец, водителем был младший унтер-офицер Ивар Ясманис из Риги. До войны он работал на «руссо-балте», возил тузов из правления и потому мог легко остаться в тылу. Вместо этого спокойный латыш отправился на фронт добровольцем, а затем без колебаний вступил в отряд Аргамакова.
Сейчас он сосредоточенно крутил руль да временами бубнил про себя. Скорее всего, проклинал бесконечные повороты, подъемы да ухабы, явно не придающие дороге должного комфорта.
Паккард натужно преодолел очередной склон, скатился вниз и остановился у крохотного ручейка.
– Все, – заявил Ясманис и заглушил мотор.
