1914 - Василий Павлович Щепетнёв
А мы с Анастасией промолчали.
Больницы-то ещё нет. Строительство только-только начато. Строить будут год, если ничто не помешает. А пока мы видим нулевой цикл, судить по которому о том, что получится, я не берусь. Воображения не хватает. А у Ольги, Татьяны и Марии хватает — потому что они видели другие лечебницы, построенные повелением Papa в разных местах. Я, думаю, тоже их видел, но за малостью лет не помню. А Анастасия всё говорит поперек. У нее пора такая, поперечная. Все скажут «солоно», она скажет «пресно», все скажут «весело», она скажет «грустно». И почему-то Анастасия решила, что в битве против всего мира мы с ней союзники. Поддерживает меня во всех начинаниях. Вступается за меня перед сестрами, перед Papa и Mama. Когда я над книжками допоздна сижу, а меня отправляют спать. Или когда газеты для взрослых читаю. Говорит, что я лучше любого взрослого объясню, зачем нужен Суэцкий канал, и почему для России важен Северо-Восточный проход.
— Тебе не нравится, Анастасия? — спросил Papa.
— Яма?
— Это котлован. Без котлована лечебницу не построить. Без котлована ничего не построить.
— И когда наш дворец строили — тоже был котлован? И здесь, и в Царском, и в Петербурге?
— Все дворцы начинаются с котлованов, — терпеливо разъяснял Papa. — Сначала котлован, потом фундамент, затем стены, перекрытия, и, наконец, крыша.
— Только дворцы?
— Всё. Всё начинается с котлована.
Анастасия вздохнула:
— Я подожду, когда будет лечебница. Нет, я, конечно, верю, что выйдет замечательно, но подожду.
— В альбоме есть планы, — сказала Ольга. — И рисунки архитектора. Николай Петрович очень красиво нарисовал.
— Нарисовать, это конечно…
— А строит он еще лучше.
— И хорошо. Но я подожду.
Возникла неловкая пауза.
— А на какое количество страждущих рассчитана лечебница? — подал голос я
— На пятнадцать, — ответил Papa.
— Немало, — хотя, судя по размерам котлована, и лечебница будет немаленькой. А что такое пятнадцать человек? Это одна, много две палаты — там, в двадцать первом веке. Наш городок невелик, а раненых в больничке добрая сотня, или больше. Военная тайна. Постоянные сборы — на медикаменты, на перевязки, на питание. Бинты и лекарства лишними не будут, о еде и не говорю. Раненых-то много, и каждый день прибывают.
— А всего будет четыре корпуса, и это только для нижних чинов, — воодушевился Papa. Лечебницу патронировала Mama, лечебница так и будет называться: «Лазарет Её Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны в Ливадии». И нет, не из личных средств Mama строится. То есть Mama пожертвовала тысячу рублей, и я пожертвовал двести, и сёстры тоже по двести, но основные траты оплачивает бюджет.
— Четыре корпуса? Это целый городок получится, — подлил елея я.
— Это для нижних чинов четыре корпуса, а для офицеров отдельно будет. И церковь будет, и библиотека, — расписывал будущие красоты Papa.
— Непременно нужно будет побывать на открытии, — сказал я.
— На следующий год, в Ливадии — уверил Papa.
Вернулись мы заполдень. Погода стала хмуриться, но — обернулись до дождя. И решили ночевать на яхте. Решила Mama, Papa одобрил, а нам оставалось радоваться.
«Штандарт» — яхта огромная, одного экипажа под четыре сотни. И всё ради нас? Ради престижа державы! Если — ну, вдруг, — доживу до совершеннолетия, да ещё в роли цесаревича, попрошу у Papa яхту для себя. Не такую, конечно, как «Штандарт», совсем не такую. Маленькую. По меркам «Штандарта», конечно, маленькую. Водоизмещением тонн в сто пятьдесят, в двести. Но обязательно океанскую. И отправлюсь на ней для начала через Босфор и Дарданеллы к берегам Греции. Я мечтал побывать в Греции ещё там, в двадцать первом веке, но всё как-то не складывалось. Яхты не было. Денег. И другие причины мешали.
Личная яхта — мечта давняя, с тех пор, как я стал цесаревичем. Нужно сказать Papa, какой подарок мне надобен на совершеннолетие. Шесть лет пролетят быстро, а яхту построить, даже небольшую, дело не простое.
И вот я улёгся на диване в своей каюте, из плафона льётся свет силой в двенадцать свечей, создавая уют и возможность для чтения, но я не читаю. Я работаю над графическим романом-лубком, «Похождение бравого солдата Петра Петрова». Для нижних чинов нашей славной армии.
Швейк? Нет, Швейк не годится. Швейк — произведение антиармейское, а время требует иного. Но кое-какие детали, конечно, использую.
Ах, как я жалею, что не знаю «Тёркина» наизусть! И вообще помню плохо. Но немножко всё-таки помню. Для лубка сгодится. «Нет, ребята, я не гордый. Не загадывая вдаль, так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль».
И первый выпуск так и озаглавлю: «Медаль Петра Петрова».
Я не жду, что нижние чины кинутся покупать моё творение. Нижним чинам не до этого. Я использую свое положение, положение цесаревича. Первый выпуск купит военное ведомство! Для каждого! Дорожиться особо не намерен, автору, барону А. ОТМА с каждой проданной книжицы достанется пятачок. Миллион книг — миллион пятачков! Делим на пятерых — по десять тысяч рубликов на брата. Или сестру. Сумма? В четырнадцатом году — сумма! Можно школу построить сельскую. Гимназию нет, гимназия дорого, а начальную школу можно. Не просто построить, а снабдить партами, наглядными пособиями, и жалованием для учителя и служащего-на-все руки. Конечно, для великой империи одна школа — мелочь, песчинка, а всё же песчинка в плюс, а не в минус.
В дверь постучали и мяукнули. Анастасия. Вошла, не дожидаясь ответа, села в кресло. С ногами.
— А мисс Брунни разрешила? — спросил я. Мисс Брунни — гувернантка Анастасии. С осени прошлого года. Осенью прошлого года Papa совершил реорганизацию нашего окружения. Поскольку того, кто бросил битое стекло в пруд, найти не удалось, решено было поменять всех. Без исключений. Даже господина Жильяра уволили.
— Мисс Брунни спит, — прыснула Анастасия. — У мисс Брунни крепкая нервная система и очень здоровый сон. Особенно на море. Особенно здесь, на «Штандарте». Легла и уснула.
— И медведи спят, и мисс Брунни спит, ты одна не спишь. Бессонница?
— Я… Я хочу в Америку! — сказала Анастасия. — В самом деле, Alexis. В Америку. Хочу. Очень.
— В какую? Южную, Центральную, Северную? Я бы в Бразилии хотел побывать. Или в Аргентине. Или месяц там, а месяц там.
— Нет, Alexis, нет. Я хочу надолго. Очень надолго. В Северо-Американские Соединенные Штаты.
Я
