Олег Радзинский - Агафонкин и Время
Рахлин выслушал Агафонкина, представившегося двоюродным братом отца Путина.
– Жалко, – вздохнул Рахлин, – у него только результаты появились. Способный парень.
– Хорошо бы, Анатолий Семенович, если б вы могли к ним домой зайти, – подсказал Агафонкин, – объяснить, что это спорт, а не драка. Про перспективы рассказать.
– У меня их сорок человек в группе, – покачал головой Анатолий Семенович. – Что я, к каждому буду ездить?
Они помолчали. Агафонкин умел уговаривать людей: только этим и занимался. Искусство в том, чтобы они сами себя уговорили. Главное – задать правильный вопрос.
– А в чем его борцовские способности, Анатолий Семенович? – спросил Агафонкин. Ему это было неинтересно, но он знал, что это интересно Рахлину: вот пусть сам себе и расскажет, какой у него талантливый ученик.
– Как же? – удивился Анатолий Семенович. – У Володи, конечно, физподготовка хромает и веса не хватает, но имеется редкий талант: может производить броски в обе стороны. Такое в борьбе встречается нечасто – как умение писать правой и левой рукой. Обычно у борца есть любимая сторона, куда ему легче бросать соперника, а Володя может бросать в обе. На языке медиков это называется одинаковое развитие двух полушарий головного мозга, понимаете?
Агафонкин понимал.
– Плюс, – Рахлин увлекся и говорил с нарастающим энтузиазмом, – полное отсутствие страха: выходит на ковер с ребятами вдвое больше, вдвое тяжелее – и борется до конца. Никогда не сдает схватку. Понимаете? Ни-ког-да.
– Да, – сказал Агафонкин, – жаль будет, если Вове придется бросить спорт. Двор может затянуть.
– Жаль. – Рахлин зачесал назад упавшую на лоб челку. – Парень-то способный: даже когда проигрывает, не впадает в панику, а фокусируется на контратаке. – Он помолчал и с чувством добавил: – Интеллектуальный борец.
Агафонкин кивал, предоставляя Рахлину самого себя убедить.
– Но главное, – яркие голубые глаза Анатолия Семеновича потеплели, словно он пришел с мороза в жарко натопленную комнату, – главное, что Володя – с его способностью бросать противника в обе стороны – в борьбе непредсказуем. А это делает его опасным, а значит, и очень перспективным борцом.
Агафонкин кивнул: непредсказуем, стало быть, опасен и потому перспективен. Лучше не скажешь.
– Чемпионский потенциал у парня, – закончил Рахлин. – Надо будет действительно съездить и родителям объяснить. Вы со мной подъедете? – спросил он Агафонкина.
– Да я б с удовольствием, – притворно расстроился Агафонкин, – но я в Ленинграде в командировке. Сегодня вечером – обратно в столицу.
Это, кстати, была правда.
На следующий день Рахлин посетил семью Путиных и объяснил, что такое самбо. Его угощали чаем с пряниками и маленькими, обсыпанными маком сушками. Родители слушали тренера, не перебивая и не задавая вопросов.
– Хорошо, – наконец решил Владимир Спиридонович, – пусть ходит. Но если на учебе начнет отражаться – сразу запретим. Понял? – Он взглянул на стоящего у двери сына.
Володя кивнул.
– Владимир Спиридонович, – заверил Рахлин, – если на учебе начнет отражаться, я его сам в зал не пущу: нам, в самбо, лентяи не нужны. Мы растим чемпионов. А чемпион – это кто, Вова?
– Чемпион – пример для других, – звонко сказал Володя Путин: он проходил плакат с этой надписью каждый раз, входя в спортивный зал на улице Декабристов. Он дал фразе повисеть в теплом воздухе комнаты и добавил: – Чемпион – всегда и во всем первый.
– То-то, – неизвестно кому погрозил пальцем отец. – Ты это помни.
Так Володя Путин остался на чемпионском пути.
Сейчас, за год до этого разговора, замерзая на промозглом ветру с реки Мойки в Михайловском саду, Агафонкин ждал, когда будущий чемпион, Президент и премьер-министр закончит читать письмо Отправителя.
С неба полетел мокрый снег, постепенно становясь все тверже, колючее, холоднее. Гранитную пристань перед Павильоном быстро замело, занесло изморозью, словно просыпали грязную соль. На чугунную решетку, отделявшую пристань от спуска к воде – туда вели широкие каменные ступени, – сел ангел Ориэль. Ангел показал Агафонкину язык и засмеялся. Он был голый и не мерз.
– Чего дразнишься? – спросил ангела Агафонкин. Он его не любил: Ориэль всегда появлялся невовремя и часто вмешивался не в свои дела. – Не видишь – работаю, у меня Доставка.
– Поосторожнее, Леша. – Ориэль отделился от ограды и повис в пропитанном снегом воздухе. – Я тебе как друг советую – поосторожнее с этим Назначением.
Агафонкин задумался: он понимал, что верить ангелам не стоит, поскольку они по большей части врут. Ориэль, однако, был Ангел Судьбы, Ангел Предназначения и знал, что говорит. Агафонкин понизил голос, хотя Володя не мог слышать беседу с ангелом: такие вещи не для людей. Он кивнул на Путина, поглощенного чтением письма Отправителя.
– Ты про него? – спросил Агафонкин. – Мне что, ему письма возить нельзя?
Ориэль распрямился во весь рост, оказавшись размером с тридцатиэтажный дом. Снег облепил его, одев в бело-голубую тунику, заканчивавшуюся чуть выше колен. Туника расцвела живыми лилиями, мерно качавшимися на мокром ветру. Над лилиями закружились многоцветные бабочки и маленькие птички.
– Я, Леша, тебя предупредил, – сказал ангел. – Ты меня давно знаешь: зря говорить не буду. Подумай хорошо, что делаешь. Во что ввязался.
Он принялся расти еще больше и заполнил собою небо. “И не мерзнет ведь, – позавидовал Агафонкин, – хорошо им, бесплотным”.
Агафонкин решил послушаться ангела и подумать. “Может, и вправду отказаться?” – размышлял Агафонкин. Ему и самому не нравилась затея Отправителя с письмами. Он посмотрел на исчезающего в огненных искрах – словно брызжущий пламенем костер – ангела и подумал, что отказаться, конечно, можно, но что тогда станет с Матвеем Никаноровичем и Митьком, сидящими под охраной в Огареве?
С ними станет нехорошо.
– Юлу верни, – послышался с засыпанного снегом и огнем неба голос Ориэля. – Юлу отыщи и верни.
Агафонкин вздохнул: далась им эта юла! Он посмотрел, закончил ли Путин читать. Тот закончил и глядел на Агафонкина с изумлением, словно не верил, что Агафонкин мог принести такое письмо.
– Прочел? – ненужно спросил Агафонкин.
– Дядь Леш, – Путин снял шапку и потер лоб, не обращая внимания на быстро оседающий на волосах снег. – А почему он так странно подписывается? Это что за имя?
– Как подписывается, так и подписывается, – непонятно даже для себя ответил Агафонкин. – Ты скажи лучше: все понял?
Володя кивнул. Встал со скамейки, отдал Агафонкину письмо и взял ранец.
– Пойду, – сказал Путин. – Мне еще химию делать, потом на тренировку ехать. – Он остановился: – А если у меня не получится выполнить, что… – Володя запнулся, – что этот хочет?
– Все у тебя получится, – усмехнулся Агафонкин.
Он смотрел вслед мальчику, уходящему вдоль набережной в сторону Канала Грибоедова и постепенно пропадающему в кружащем снегу. “Все у тебя получится, – подумал Агафонкин. – Уже получилось”.
Он встал и пошел к Инженерному замку, где собирался найти своего Носителя в 2014-й. Снег неожиданно прекратился, словно успокоился, что Агафонкин сейчас покинет это пространство-время и можно больше не стараться его прогнать.
Агафонкин шел по аллее Михайловского сада, не глядя по сторонам. Оттого он и не заметил, как тень от голого дерева, нависающего над заново покрашенной скамейкой, сгустилась, приобрела определенность очертаний и не торопясь превратилась в сидящего на скамейке мужчину в сером пальто в мелкую клетку. На голове мужчины – не по погоде – красовалась щегольская серая кепка.
Мужчина вдохнул тонкими, аристократически вылепленными ноздрями мокрый питерский воздух. Встал, покачал головой, словно сожалея о предстоящем, и пошел за Агафонкиным.
Сцена в Огареве,
в которой затрагивается вопрос о способности к адаптации
Мешок, надетый на голову Агафонкина, натянули и разрезали. Агафонкин зажмурился от мягкого света люминесцентной лампы, но ненадолго. Открыл глаза.
Напротив Агафонкина – через небольшой прямоугольный стол – сидели Владимир Владимирович Путин и Владислав Юрьевич Сурков. В центре стола серебрился светлый поднос с тремя бутылками норвежской воды “Voss” и чистыми, перевернутыми вверх дном стаканами.
Стоявших за спиной людей Агафонкин видеть не мог. И не хотел. Ему хватало Путина с Сурковым.
Путин улыбался – дружелюбно, открыто, обаятельно. Словно Агафонкин был старым другом и они давно не виделись, а вот сейчас наконец у обоих нашлось время для встречи. Сурков не улыбался и смотрел мимо Агафонкина, чуть поверх его левого уха. “Что он там видит?” – подивился Агафонкин. Но решил пока не выяснять.
Путин сделал жест: махнул от себя. Люди за спиной Агафонкина зашевелились, он слышал, как открылась и закрылась дверь. Путин перевернул один из стаканов, но воды наливать не стал. Посмотрел Агафонкину в глаза.
