Александр Афанасьев - Наступление. Часть 1
Это был духовский штрафбат. Самый настоящий…
Их было пятьдесят человек и все они были смертниками. Или почти смертниками — в этих горах пуля не щадит, русские стреляют метко — а кроме как на русских их больше ни на кого не погонят: с сорбозами, зелеными справятся и без них. Они ошиблись — и вину должны были искупить кровью…
Ошибки у всех были разные. Абдалла, высокий, тощий малый, в очках — проходил обучение на оператора ПЗРК Стингер, но в бою бросил оружие и побежал, отчего погибли другие муджахеддины, расстрелянные с советских вертолетов. Огромный, бородатый, похожий на обезьяну Карим изнасиловал пятилетнюю девочку возле того места, где они стояли в ожидании перехода границы. В принципе в этом не было ничего необычного — он увидел гуляющую девочку недалеко от лагеря афганских беженцев, подкрался к ней, ударил по голове камнем и изнасиловал. Он думал, что это маленькая афганка, и что она умерла — но это оказалась пакистанка, далеко ушедшая от родного кишлака, она выжила и сумела опознать насильника. У маленькой пакистанки был большой род, в котором было много мужчин — и теперь для каждого делом чести стало покарать насильника собственной рукой. Если бы это была афганка — все бы закончилось выплатой некоторой суммы денег родственникам, а так пакистанский суд приговорил его к смертной казни через повешенье, но приговор не исполнили а доставили его сюда. Был здесь и Бадр, араб, который не говорил за что его загнали сюда — он вообще ничего не говор ил, возможно даже был немым.
Они жили в отдельных бараках, охраняемых и отгражденных от основной территории лагеря колючей проволокой, каждый день они до одури тренировались на простых силовых тренажерах и бегали по периметру колючей проволоки. Все они знали правила — одно задание, практически безнадежное — но если они все же выживут, верней — кто из ни выживет — тот снова встанет в ряды движения, станет братом среди братьев.
Остальным Аллах дарует шахаду[68]…
Маленький разведывательный вертолет — французский Алуэтт III, непонятно как оказавшийся на вооружении пакистанской армии, медленно покачиваясь, опускался на выгороженную площадку за лагерем. Вертолет шатало — ветры в горах непредсказуемы, наиболее опасен «провал» — резкий рывок вниз у самой земли — но летчик летал сюда не один раз и знал все коварство здешних ветров. В точно рассчитанный момент он не ослабил — а наоборот дал тягу двигателю — и парировал тем самым опасную игру ветра, посадив вертолет четко и ровно, как на бетонную площадку базы Чахлала, откуда они и вылетели два часа назад…
Пассажиров в вертолете было двое. Один — среднего роста, коренастый, в военной форме без знаков различия. Второй — на голову выше него, с благообразным молодым лицом, длинной седой бородой и в арабской, несколько неуместной здесь галабии, поверх которой для тепла был накинут ватник из зимнего комплекта униформы, которую здесь используют пакистанские горные стрелки. Первый весь полет молчал — или смотрел на проносящиеся совсем рядом горные склоны или делал какие-то записи в небольшой, аккуратный блокнотик, второй тоже молчал и нервно перебирал своим четки, старинные, сделанные из янтаря и по виду очень дорогие. Когда вертолет пошел вниз — он нервно тряхнул четками и поднял вверх глаза, по видимому вознося молитву Аллаху и прося у него удачного приземления.
Когда вертолет приземлился, первый, в военной форме выпрыгнул из винтокрылой машины первым, помог открыть дверь с другой стороны второму, который замешкался — видимо ему не часто приходилось летать.
— Субхана Ллаху![69] — сказал он.
— Аллаху Акбар! — моментально отозвался араб приятным, чуть напевным голосом, проводя руками по лицу в символическом омовении.
Первым был бригадир пакистанской армии Мохаммад Юсеф, один из самых опасных разведчиков региона, доверенное лицо генерала Ахтар Абдул Рахман Хана, начальника пакистанской межведомственной разведки, координатор операции Тигр — проводимой американскими и пакистанскими спецслужбами операции по дестабилизации всего юга СССР и возрождения басмачества. Вторым — был один из питомцев его многочисленных школ, приехавший на джихад из Саудовской Аравии сын мультимиллионера, командир сформированного на его собственные деньги отряда Тор Лаглак[70] — Осама Бен Ладен.
Завтра этому отряду предстояло уйти в бой — впервые в полном составе.
Навстречу гостям уже спешил, неловко придерживая болтающийся на боку германский пистолет — пулемет — подарок разведчиков ЦРУ, посетивших лагерь в прошлом году — полковник пакистанской армии и комендант лагеря Саяф Килани. Он тоже был доверенным лицом генерала Рахмана, командуя полком попался на том, что использовал труд солдат и все деньги забирал себе, ничего не отдавая начальству — но генерал Рахман спас его от расправы разъяренного армейского генералитета и перевел сюда. Раскаявшийся грешник все равно служит вернее… а тут он был нужен чтобы списывать поступающую военную и гуманитарную помощь. В лагере было по меньше й мере триста мертвых душ — на них поступали все виды довольствия, но поступали они сюда лишь на бумаге, на самом же деле они поступали на базар. Тем, кто здесь находился, довольствие доводилось тоже не в полном объеме — это было уже личное воровство самого полковника. Пока это можно было терпеть…
— Аль-Хамду Ллахи[71], как долетели?
Юсеф уклонился от объятий.
— Воздавать славицы Аллаху не время. Все готово?
— Так точно, господин бригадир, все люди готовы и рвутся в бой!
— Можно сто раз говорить «халва» — но от этого во рту не станет сладко. Пойдем и посмотрим, что ты нам покажешь…
— Выходите!
Все знали голос Али — его все так звали — но никто не знал его истинного имени, Али так Али. Свирепый бородатый надсмотрщик, он потерял ногу и глаз во время боя с шурави, еще давно, в восемьдесят первом. Про него ходили легенды — говорили, что осколок ударил его в голову, когда он был у мечети и глаз вывалился из глазницы и повис на нерве. Тогда он под огнем шурави взял из стены мечети немного глины, размочил ее собственной слюной, рукой оторвал глаз и проложил к кровоточащей ране глину — а потом снова стал убивать шурави и делал это, пока снаряд КПВТ не оторвал ему ногу ниже колена. Сейчас он передвигался на протезе — а протезировали его в ФРГ так, что никто несведущий и не думал, что у него только одна нога. Пустую глазницу закрывала черная повязка, можно было сделать и искусственный глаз — но он отказался, наверное потому, что с черной повязкой было страшнее.
Али был их командиром — и каждый это признавал, потому что в первый же день, когда их привезли сюда, и кто-то осмелился сказать ему дерзость — он достал пистолет и убил дерзнувшего. Больше никто не осмеливался ему перечить.
Выстроив их в некое подобие строя, он прошелся мимо них, словно выбирая кого еще сейчас казнить.
— В лагерь приехали большие эмиры — наконец сказал он — а завтра начнется. Всех, в том числе и вас, перебросят в Афганистан, где вы получите шанс. Многих из вас Аллах заберет к себе — но не стоит бояться этого, ведь шахада — лучшая награда для того, кто идет по пути джихада.
Он помолчал, снова прошелся перед строем.
— Те же из вас, кого Аллах не пожелает забрать к себе, в сад где не иссякает райская пища и где вас ждут семьдесят непорочных…те снова станут моджахедами, одними из нас. Но горе тому кто струсит — пуля все равно найдет его, а Аллах отвернется и плюнет, увидев его. Помните, что сказано — для отступивших приготовлен огонь!
Они прошли на смотровую площадку, выстроенную на крыше двухэтажного дома, служившего в качестве штаба и госпиталя. Для высоких гостей натянули тент — ветер был просто ужасным, от него нее помогало даже теплое обмундирование.
— Полковник — негромко сказал Юсеф — на минуточку…
Вместе с полковником они отошли в сторону, вышли из-за прикрытия плотной парусины — и ветер с воем набросился на них как голодный зверь, сыпанул в лица песком вперемешку с ледяными крупинками…
— Генерал Рахман передает вам привет, полковник. Он помнит вас — негромко сказал Юсеф.
— Да продлит Аллах годы жизни генерала Рахмана — отозвался комендант.
— Генерал послал меня, чтобы задать вам один вопрос. Генерал помнит про вас — но помните ли вы про генерала?
— Аллах свидетель, я помню добро и до конца жизни буду верным рабом генерала.
Клятвы преданности подхватывал ветер, уносил их прочь, разбивая о выстуженные камни горных склонов — но тот кто надо — все это слышал. И надо сказать — это были не только бригадир Юсеф и полковник Килани.
— Это хорошо. Готовы ли вы верить генералу и тому, что он скажет?
