Александр Афанасьев - Наступление. Часть 1
До сегодняшнего дня было относительно тихо, они успели окопаться, выставить пулеметные точки и наладить нехитрый солдатский быт — в норах, в землянках, на пронизывающем ветру, с снегу. Несколько минометных мин в день, которые залетали в их епархию — не считались даже за обстрел. В основном снаряды летели над головами, как наши, так и их — каждый в свою сторону. А вот сейчас — как прорвало чертей…
Бум-бум-бум-бум!
Еще несколько разрывов и то ли крик то ли вой слева, откуда-то слева — но невозможно даже поднять головы. Надо выжить — просто выжить под этими эрэсами, в конце концов, у духов их не вагон, и рано или поздно они прекратят обстрел. Если к этому моменту на высоте в этом секторе обороны не останется никого живых — вырежут всю роту.
Бум-бум-бум-бум!
Новые разрывы, совсем близко, мерзлая земля вперемешку со снегом валится в окопчик, высохший рот судорожно пытается схватить выбитый из легких воздух.
Рядом, буквально под бок, в окопчик свалился кто-то, гвардии сержант Борисов командир умиравшего на высоте отделения повернулся, выхватил нож.
— Я это! Не стреляйте, товарищ гвардии сержант, это я!
Глаза белые… еще немного и паника начнется.
— Доклад, боец! Что произошло!?
— Товарищ гвардии сержант, Федотов погиб!
— Совсем?! — задал как нельзя более глупый вопрос комод[66].
— Насмерть убило!
— Как?
— Осколками от РСа!
Борисов попытался вспомнить Федотова… и не смог… все выбито было из головы разрывами эрэсов…
— Давай на пост!
Боец замялся, и сержант его понимал — во время перебежки солдат уязвим более всего, если лягут очередные эрэсы — следующим ляжет уже он.
— Оставайся здесь!
И тут Борисов понял, что в отлаженном как кузнечный молот механизме: четыре — сто, четыре — стоп — произошел сбой очередная партия РСов не прилетела вовремя, не вздыбила землю. Значит — начинается.
Сержант поднялся из ячейки на колени — она была не в полный рост, в полный рост выкопать стрелковую ячейку в мерзлой земле можно было только с помощью взрывчатки — плюхнул перед собой автомат, сорванным голосом заорал.
— Отделение к бою!
Перед ним были горы — один хребет за другим, засыпанные снегом, выточенные из камня ветром горные пики. Был снег — не такой как в Союзе, перемешанный с ледяной крупой, злобный, бьющий в лицо, поземкой облизывающий камень гор. Была ровно удерживаемая только силой воли — руки подрагивали — мушка автомата, если кто шагнет на нее — он нажмет спусковой крючок Вот только духов не было — ракетные снаряды, пущенные с территории Пакистана перепахали мерзлую землю — а вот сеятели зла, ашрары — следом не пришли.
Никого не было. Только свистел вечно голодный ветер, да успокаивалась, затихала в ледяном оцепенении раненая снарядами земля.
Гвардии сержант Борисов поднялся в полный рост и ни о кого не скрываясь, как приманка для снайпера пошел туда, где копошились люди. Он уже давно служил в Афганистане и стал как и многие здесь фаталистом — если суждено умереть здесь и сейчас — значит умрешь здесь и сейчас и ничего тебе не поможет.
Ну а если нет…
Гвардии рядовой Андрей Александрович Федотов лежал на краю своего маленького окопчика, отрытого у низкорослого, окорнанного снарядом дерева. Его еще не успели нарыть и его лицо было спокойным — спокойным и белым — без единой кровинки. Ему было всего двадцать с небольшим лет.
— Убитого… — голос комода дрогнул — к боеприпасам. Сообщите Антею[67] — у нас двухсотый.
07 января 1988 года, 16.10
Аллах Акбар!
С этим кличем, с этим призывом к смерти ради чести идут умирать взрослые, бородатые мужики. Они поднимаются с земли под огнем, стреляя в ненавистных шурави, они знают что у шурави — господствующая высота — но все равно идут вперед. Идут — и умирают.
А с какими словами умирали на высоте 32–34 двадцатилетние советские пацаны — солдаты ВДВ? Да ни с какими. Просто они молча вцепились зубами в эту мерзлую, бесплодную, чужую землю — и держались. Держались хотя сил уже не было, а против каждого из них противник бросил по десять озверевших моджахедов. Держались, когда отказывал пулемет и заканчивались боеприпасы. Держались когда от разрывов дрожала земли и пел исполненный свинца воздух — они все равно держались. Когда смертельно ранили младшего сержанта Андрея Цветкова — падая, он так и не выпустил из рук пулемет — он сказал «держитесь, мужики». Вот и все…
Передышки, данной духами — странной надо сказать передышки, сорок минут — хватило чтобы сообщить Антею о двухсотом и доставить на некоторые позиции больше боеприпасов. Антей приказал держаться, при необходимости наводить артиллерию — при роте был корректировщик огня. А через сорок минут — загадка разрешилась…
Один из передовых постов системы обороны девятой роты был вынесен перед и ниже по склону, его занимали гвардии младший сержант Александров Вячеслав Александрович, рядовые Аркадий Копырин и Сергей Объедков. Малочисленность группы уравновешивалась вооружением — это был пулемет НСВ, установленный в укрытии из набранных в окрестностях камней и чуть заглубленный. Именно этот пулемет, который потом отремонтируют, снова расстреляют и выставят в музее, станет причиной гибели младшего сержанта Александрова.
Он как раз сменился — встал наблюдателем у пулемета, когда что-то заметил. Что-то, не духов, не человеческие силуэты — а что-то непонятное на горном склоне, ниже его позиции. Присмотревшись 0– у него не было бинокля и он так ничего и не понял — он чуть шевельнул стволом пулемета, наводя оптический прицел на цель и… понял.
А когда понял — нажал на спусковой крючок.
Это были духи. Они подбирались к нему, к его позиции, позиции крупнокалиберного пулемета, накрывшись с головы до ног какими-то, присыпанными землей дерюгами — типичным маскировочным средством духов, отличишь только если смотреть прямо в эту точку, да желательно с биноклем. Как бы то ни было — пулемет забился, застучал отбойным молотком, выплевывая пулю за пулей — и в сотне метров от него склон вздыбился, полетели кровавые куски…
— Аллах Акбар!
Духи — не меньше двух десятков — появились как из-под земли, они вставали в полный рост с казавшегося ровным места, и исторгая гортанный рев своими глотками шли в атаку густо стреляя из автоматов. На них были открыто одетые бронежилеты, из автомата таких не свалишь. Истошный вой подавлял волю к сопротивлению, вызывал желание бросить все и бежать. Но был пулемет, были боевые товарищи… да и бежать было некуда. Они были одни на этой высоте…
— Аллах Акбар!!!
Рядом застучал автомат, потом еще один. Духи — все черные, в странной, до сих пор не встречавшейся черной униформе мелькали в прицеле — а младшему сержанту оставалось только нажимать на спуск. Пулемет выплевывал очередь — и одним духом становилось меньше…
— А, б… — воюющий рядом Копырин матерился и почти безостановочно лупил по духам — иди сюда! А, б… я твою маму… Иди сюда, лови пулю, б…
Захлебнулась — первая атака закончилась ничем, моджахеды, сколько их было, столько и осталось лежать на склоне. Курился дымком ствол верного стального друга — пулемета, которого они втащили сюда на своем горбу, вместе с боеприпасами, и потом на горбу же таскали и устанавливали вокруг него бруствер. Правильно говорили в учебке — литр пота дешевле грамма крови.
Александров только подумал, что неплохо было бы сменить ленту, повернулся, чтобы взять зеленую тяжелую коробку со звездой — как пуля снайпера щелкнула по камням.
— Аллах акбар!
И снова — как из под земли, никуда они не ушли, залегли в непростреливаемой зоне, скопились — и снова в атаку.
Рядом стреляли из автоматов его сослуживцы — а он в этот момент отчетливо понял одно — в три автомата им не сдержать столько духов. Кому-то придется отходить к остальным.
А кому-то остаться.
— Уходите! — ткнул он в плечо Копырина — быстро!
Копырин не ответил — он часто бил очередями по склону, оскалившись как волк.
— Уходи! Оставь гранаты и уходи!
— Вместе умрем! — ответил Копырин, продолжая стрелять.
— Отходи я сказал, это приказ! Александров толкнул Копырина так, что тот чуть не полетел с ног — оставь гранаты и отходи! Я прикрою отход! Занимай следующую линию обороны!
Пуля снайпера ударила по пулемету, с визгом отрикошетила. Еще одна…
— Уходи, сообщи остальным!!!
Рядом шлепнулась одна граната. Потом еще одна…
Лагерь бандформирований Мирамшах
За день до этого
Это был духовский штрафбат. Самый настоящий…
Их было пятьдесят человек и все они были смертниками. Или почти смертниками — в этих горах пуля не щадит, русские стреляют метко — а кроме как на русских их больше ни на кого не погонят: с сорбозами, зелеными справятся и без них. Они ошиблись — и вину должны были искупить кровью…
