Волшебные меридианы. Книга первая. Картограф. - Юрий Николаевич Москаленко
Тонкое оно какое-то. Вот словно и не полотенце, а просто холстина какая-то. Хотя, здесь ведь не то что махровых полотенец, здесь и обычных армейских вафельных нет. Да и откуда бы им взяться тут, посреди двадцать пятого века от сотворения Рима?
Шишка, наверное, вырастет знатная. Ну а, чего вы хотели? Цеп – это вам не нунчаки! Как совсем недавно выяснилось, цеп — это и мне не нунчаки. Цеп, он поздоровее будет.
Ну, ладно, шишка шишкой, а игры в территориальную самооборону надо все-таки возобновить. Для достоверности. Ну и, чтоб никто не расслаблялся.
Так! А если все начальники здесь, то кто тогда войсками рулит?
– Господа хорошие, – слова эхом отозвались в голове. – Раз уж выяснилось, что я жив и сегодня ещё не умру, то давайте-ка вернёмся к нашему основному занятию, – в носу защипало, и я чихнул. – Какой ужас! – кажется я это в слух сказал. Да и неудивительно: такая резкая боль в затылке.
– Андрей! Ты чего? Болит? – всполошился поручик. – Ты эта… ежели голова болит, ты тогда полежи ещё. Мы и сами… если что…
Голос его как-то стих, а потом и вовсе сошёл на нет.
Ага! Сами они! Вот особенно «если что», то тут как раз только на них одних и полагаться можно. В смысле, с ними уже всё понятно: ни чё не смогут. Хотя, может, они сейчас про меня точно также думают. В конце концов, если я на глазах у такой большой толпы народа так опарафинился, то авторитет мой просто обязан был понести серьёзный урон. Надо идти восстанавливать. Доказать господам офицерам, да и гопоте этой сельскохозяйственной, что я всё-таки пластун из спецназа, а не навоз на лопате.
– Эта… – начал я, всё ещё кривясь от затылочной боли. – Господин поручик, насколько я помню, именно Вы у нас сейчас являетесь тут начальником гарнизона. Я ведь ничего не путаю? Вы ведь здесь у нас самый старший по званию офицер?
Елизарыч посерьёзнел и выпрямился:
– Совершенно верно. Здесь и теперь самый старший офицерский чин у меня. К чему Вы это всё, господин прапорщик?
– А раз так, то не смогли бы Вы, господин поручик, на правах начальника гарнизона и самого старшего офицера приказать подпоручику Ракову вернуться к порученной ему организации огневой точки? А то, не ровён час… Ну, Вы знаете, как там дальше…
Оба офицера в недоумении переглянулись. Потом Старинов сказал Ракову:
– Лёша, ты, правда, иди, наверное. Бесчинства закончились, Андрей, как видишь, в себя пришёл… Иди, продолжай там, а то, действительно, не ровён час… а мы все тут.
На лице подпоручика явственно читалась нешуточная внутренняя борьба досады со здравым смыслом. Здравый смысл одолел сомнения в правильности слов командира, и Алёшенька Николаевич, резко выпрямившись, коротко кивнул, развернулся на каблуках и молча вышел.
Данилыч, по ходу, давно служит, поскольку махом сообразил, что сейчас и его припашут. Поэтому заранее встал по стойке «смирно» и в таком положении принялся ожидать приказаний начальства.
Приказания? А какие могут быть приказания для Данилыча в сложившейся ситуации?
– Я так понимаю, с ополчением из местных крестьян у нас ничего теперь уже не получится? – спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь, но при этом как бы и у всех сразу.
В наступившей тишине я поочерёдно заглянул в глаза и старосте, и сержанту, и поручику. После пары минут молчания председатель сельсовета произнёс:
– Отчего ж? Мужики, каким не сильно досталось-то седни, они такту не прочь ишшо малясь подучиться ухваткам… токма ежели барин, значится, самолично им покажет, как надыть цепом-те махать. Уж больно ловко у Вас, Ваше благородие, вертеть йим получатся! Да и сами Вы, такой вёрткий, что и не пересказать! – староста помял шапку в руках поклонился, правда, не в пояс, и смиренно проговорил: – Не откажите, Ваше благородие. Крепко они Вас зауважали. Как Вы их ногами-то… Ххэх! У нас случатся, чтобы кто кого попинал… Но эдак-ту, как Вы их нонче-то… Эдак-ту не-е-ет! Эдак-ту и не видал нихто. Да что там! Нихто и слыхом не слыхивали, будто можно вот эдак-ту ногами, – староста замолчал, снова помял в руках свою шапку, потом прижал её к груди и, чуть не плача, взмолился, только что на колени не рухнул: – Андрей Иваныч! Батюшка! На тебя вся надёжа! Не откажи! Обучи мужиков, как нам от татей оборониться! Уж больно они просили…
Я посмотрел на поручика. Вид у него был довольно обескураженный. Ну, я бы на его месте, наверное, тоже удивился. Да вы сами подумайте: тут два офицера, с ними дюжина солдат с ружьями, пусть с кремневыми карамультуками, но всё-таки с ружьями, а надёжа вся на штатского прапорщика. Пусть он хоть самый мегапластунский из всех суперпластунов на свете, но сейчас-то он штатский. И у него не то что ружья или пистолета, у него даже шпаги своей нет. А надёжа вся на него.
Да. Я бы тоже удивился.
В общем-то я и удивился, но не этому. Рома не с того не с сего вдруг просветлел в лице и почти радостно провозгласил:
– Так это же хорошо! Это же просто отменно! Андрей! Ты сможешь? Я имею ввиду, твоё самочувствие, оно тебе позволяет? Было бы превосходно, ежели бы ты их действительно обучил.
Честно говоря, я ещё не очень хорошо себе представлял, чему бы я успел бы обучить четыре десятка крестьян за пару-тройку часов групповых занятий, но желание поручика самому избавиться от подобной головной боли, понимал довольно неплохо.
– Василий Герасимович, а чего это они у тебя сразу так стенка на стенку-то кинулись? Вражда какая-то старая, или что там у них между собой?
Староста покряхтел, почесал в затылке, повздыхал и, наконец, поведал нам грустную историю:
– Оно жишь, эта… как в Самару-те солдатиков-то понагнали, она, Самара-то, возьми, да и начни разрастаться. Ну, вот акромя служилых-то и простой люд в её потянулся. А какие и к нам сюды на поселение прибыли, значит, – он тягостно вздохнул и продолжил: – Ну а, оно жишь как? Есь которые тута из покон веку, стал быть, живут, а есь какие пришлые, значится. Вот промеж йих оно по-всякому и выходит. То, значится, оне вместе пашут, вместе косют, с бедешком на реке рубу промышляют, а то вот эдак-ту мордуют друг дружку.
