Чжунгоцзе, плетение узлов - Татьяна Никитина
Утром Ао Юньфэн и Саньюэ ни свет, ни заря снова отправились на поиски. Саньюэ повезло, и около ямэня он встретил Нежату, которого вели двое стражников.
— Не-сяншэн, что случилось? Что ты натворил? Почему тебя ведут в ямэнь? — в ужасе воскликнул Саньюэ.
Не успел Нежата открыть рот, как один из стражников ответил:
— Это все из-за колдовства. Он навел порчу на молодого господина Паня.
— Как?!
— На самом деле я ничего не делал, — поспешил заверить слугу Нежата. — Просто господин Пань выпил вина и… слишком разгорячился… а потом… гм… он разгорячился еще сильнее, и ему стало нехорошо. Я позвал на помощь, а больше ничего не делал, наоборот, очень его просил перестать.
— Но как ты оказался с господином Панем?
— Он утащил меня силой, — вздохнул Нежата. — Пожалуйста, Саньюэ, передай господину Ао, что у меня все хорошо. Пусть он не волнуется. Беги скорее, мне кажется, он переживает. Он такой трепетный господин…
— Боюсь, вряд ли его утешит известие о том, что тебя отвели в ямэнь, — пробормотал Саньюэ вслед удаляющемуся Нежате.
Саньюэ столкнулся со своим господином у ворот дома. Когда он все рассказал, Юньфэн чуть в обморок не упал.
— Юньфэн-лан, я сейчас же поеду к отцу и порошу его поговорить с семьей Пань. Если не выйдет договориться с ними, можно обратиться к следователям и судьям. Мы что-нибудь придумаем. Уж во всяком случае глупое обвинение в колдовстве будет снято с братца Не, — утешала его Сюэлянь.
Ао Юньфэну оставалось только ждать и сокрушаться, цедя мутное вино сомнений и сожалений.
В конце концов, действительно, господин Сяхоу лично навестил своего тестя и переговорил с ним.
— Ну помилуйте, драгоценный, уважаемый юэфу[5]! Какое колдовство в наше просвещенное время?! А кстати, я прислал вам четки из редчайшего красного нефрита и рулон узорчатого шелка цзинь[6] для вашей супруги. Это небольшой подарок на Новый год, в дополнение к уже полученным вами в начале месяца…
Словом, господин Сяхоу был так любезен, что приложил все усилия для улаживания дела с семьей Пань. Однако Пань Цзинь, действительно, чувствовал себя плохо, и лекарь не обещал быстрого улучшения, потому, хотя обвинение в колдовстве и было снято, иноземца продолжали считать виновным в причинении вреда. Это было смешно: всем было очевидно, что миниатюрный господин Не никоим образом не смог бы навредить господину Паню, большому, как гора. И все же семья Пань была очень влиятельной, и никто не смел прямо пойти против них.
Господин Сяхоу тоже не был таким уж правдолюбом, чтобы переживать из-за какого-то иноземца. Однако по просьбе дочери он написал несколько писем судьям и следователям, требуя посодействовать благополучному разрешению этого дела. Тут уже бегали Ао Юньфэн и его приятели, которые волновались, как бы от переживаний их друг не тронулся умом. Несколько лянов серебра и письма господина Сяхоу помогли, хотя и не полностью. Все-таки семья Пань была известна в городе и тоже немного подсуетилась. Просто так отпустить этого чужеземца было нельзя. Но и причинять ему большой вред тоже было неудобно. Никому не хотелось ссориться с двумя уважаемыми семьями, и потому чиновники решили пойти на компромисс…
А пока они думали, у сюцая Ао была возможность навещать своего друга в тюрьме. Он приходил, приносил еду. Стража за небольшую плату спокойно пропускала его к заключенным. Потом солдаты играли на эти деньги в пайго, а Юньфэн мог поговорить с Нежатой.
С Нежатой вместе содержался человек, некий Чжао, случайно убивший трактирного слугу, в гневе толкнув его слишком сильно. Падая, тот неудачно ударился головой о край стола. Человек этот был в отчаянии.
— Что с ним будет? — спрашивал Нежата Юньфэна.
— Ничего страшного, — успокаивал его Юньфэн. — Двадцать или сорок ударов палками, заклеймят и отправят на поселение лет на пять-семь.
— И никак нельзя помочь?
— Заплатить судьям. Если денег нет, придется принять наказание. Не нужно гневаться слишком и распускать руки.
— А ты мог бы заплатить?
— Не уверен. У нас, честно говоря, очень много денег ушло на следователей и судей для кое-кого другого.
— Но ведь я ничего не сделал, разве меня можно осудить?
— Ты ничего не сделал, но это знаешь только ты. Я знаю, потому что знаю тебя. Больше никто этого не знает, кроме господина Паня, который, как я понимаю, сейчас мало что может сказать. Будут расспрашивать слуг, домочадцев. Как думаешь, что они скажут?
— Что они могут сказать, если не знают?
— Придумают что-нибудь, как ты считаешь?
— Да… в их представлении, я виноват в том, что случилось.
— Следователи осмотрели посуду и еду, не нашли яда, не нашли никакого оружия, которым ты мог бы воспользоваться. Относительно колдовства, — Юньфэн горько усмехнулся, — господину Сяхоу удалось договориться, что такого не бывает нынче. Однако все не так просто, Чжай-эр. Поскорей бы уже это утомительное ожидание закончилось…
— Но неужели господину Чжао никак нельзя помочь?
— А его близкие что делают?
— Он из другого города, они ничего не знают.
— Самое большее, что я могу сделать, это заплатить стражникам, которые будут сопровождать его на поселение, и дать ему немного денег в дорогу.
— Это ведь тоже очень хорошо! — обрадовался Нежата. — Я его немного смогу утешить.
— А меня ты как утешишь?
— А как тебя утешать? Со мной ничего страшного не случится, я ведь никого не убил. Значит, меня не могут отправить на поселение. А что еще?
— Просто то, что ты здесь. И вовсе ты тут не должен быть.
— А я даже рад! И апостол Павел был в тюрьме… Я как будто приобщился к его трудам. Хотя опять мне все дается слишком легко, без страданий. Страдаешь почему-то вместо меня ты. Ужасная несправедливость: я сижу в тюрьме, а награду за это получишь ты.
И они рассмеялись.
В конце концов, его просто побили и отпустили. Вроде как все заинтересованные люди должны остаться довольны. По крайней мере, ведь придраться не к
