Моя чужая новая жизнь - Anestezya
— Не думаю, — меланхолично отозвался Винтер.Ах, ты зараза, не думает он. Вроде как, пацифист, жалеешь тут всех, а теперь так, значит? — Зло всегда порождает ответное зло.
Я молчала, выразительно поглядывая. Ну давай, продолжай, умник. До чего ты там ещё додумался?
— Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. Если долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.
О как, мы оказывается Ницше любим? Я всем видом показывала, что совсем не врубаюсь в то, что он мелет.
— Что, думаешь, если до сих пор русские безропотно сдавались в плен, так будет и дальше? — Смотрю, понесло сегодня парня по опасной дорожке. Благо никто кроме меня не слышал. — Они научатся от нас жестокости, они будут всеми способами защищать свою землю. Мы захватчики, Карл, развязали вражду и ненависть, которые теперь угаснут не скоро.
Я молчала, не зная что отвечать. Не хотелось бы выбиваться из образа юного патриота-идиота ровно до тех пор, пока этот интеллектуальный сноб не протянул в бесящей меня снисходительной своей манере:
— Так что зря ты больше не читаешь. Нужно постоянно стремиться к саморазвитию, тогда научишься думать своей головой.
Я знала, что стала его разочарованием в этом плане — после одного-единственного томика Шекспира, я не прочла больше ни одной книги. Ну, а что, если у него в основном поэзия, которую я особо не жалую? Да и как-то немного не до чтения мне было последнее время. Но с творчеством Ницше я была неплохо знакома, сама любила цитату, которую он только что сказал. К тому же почему-то зацепило, что меня считают совсем уж примитивным.
— Да читал я твоего Ницше. Лови цитату сегодняшнего для «всё, что не убивает, делает сильнее».
Ой, дура я. Вот куда меня несёт из вполне себе удобного образа недалёкого малолетки? Хотя оно того стоило — судя по выражению лица, Фридхельм понял, что рано списал меня со счетов.
— Да-да, трудности либо ломают, либо закаляют, — продолжала философствовать я.
— Пройти через все круги ада и обнаружить, что больше ничего не боишься — это не так здорово, как ты представляешь, — медленно ответил на мою браваду Фридхельм. — Если человек больше ничего не боится, он словно мертв внутри.
— Вы поспать дадите или нет, чёртовы стихоплеты? — гаркнул Хайе. — Можете оба начинать бояться меня. Если ещё раз разбудите, я обоим подпорчу мордашки, ясно?
Этот тип ещё хуже Шнайдера — огромный, как орк, и абсолютно тупой. Его можно было, наверное, выпускать на поле боя с голыми руками — он бы и без оружия всех размутузил. Таких лучше обходить десятой дорогой. Молча.
* * *
Через пару дней вернулся старший Винтер. Файгль к тому времени увёл свою часть дальше, так что, возможно, Вилли проявит гуманность к местным. Сейчас и увидим. Всех собрали перед штабом: и солдат, и растерянных жителей. Они бедные действительно ни сном ни духом, чего там у фрицев приключилось. Вот что я правда буду делать, если их сейчас загонят в сарай, собираясь сжечь? Признаюсь или промолчу?
— Три дня назад кто-то из вас осмелился совершить подлое покушение на жизнь и здоровье немецких солдат. Те, кто это сделал, выйдите вперёд. И тогда остальные не пострадают, — ледяным тоном вещал Винтер.
Чёрт, ну почему я так и не научилась обращаться хотя бы с пистолетом? Я бы, может, и рискнула эффектно признаться, попутно описав немцам весь пиздец, что их поджидал через четыре года. Но! После такого нужно быстро валить саму себя, а не идти под пытки. Смотрю, какой-то пожилой дедулька осторожно сделал пару шагов вперёд и сказал мальчишке-переводчику:
— Мыкола, чего это фриц мелет? Шо мы их потравили?
— Дед Павло, кто-то ихнюю одежу вымазал борщевиком. Они на солнышко, как черви, выползли, и шкуру-то пожгло. Дедулька едва заметно усмехнулся в бороду и невозмутимо предложил:
— Так скажи этому псу, никто не виноват в том, шо они в траве извозюкались.
Мальчонка бойко протараторил, разумеется, более приличный по смыслу перевод. Вильгельм, смотрю, не так чтоб и поверил, всё так же холодно рявкнул:
— Где и как мои солдаты могли испачкать форму ядовитой травой?
Дед, прослушав перевод, снова выдал гениальный в своей простоте ответ:
— Так вон же за пустырём где фрицы носятся, как угорелые, и растёт эта травка борщевик. Ты, Мыколка, расскажи ему, не таись. Скажи, ежели испачкаешь одежу, так на солнышке потом гулять нельзя.
Пацан долго и обстоятельно объяснял Вилли особенности местной флоры. Вроде, до немцев начало доходить, что народ не при делах. Вильгельм, впрочем, особо не смягчился, всё так же неприязненно глядя на толпу, задал следующий вопрос:
— А почему не рассказали нам, что там опасно ходить?
Дед конечно красавец. Жжёт на всю. Мне бы такую выдержку.
— Так ведь не спрашивали. Кто мы такие, чтобы указывать господам немцам где им ходить или не ходить? Вы же теперь тут хозяева.
По мере того, как он слушал перевод, бедняжка Вилли всё больше мрачнел лицом. Ну, а что ведь по факту дед прав. Пацан неожиданно внёс свою лепту в оправдательную речь:
— Недавно ваши солдаты нашли в лесу волчьи ягоды, так Яшка наш предупредил, что они ядовитые, а что вы по полю разгуливаете, так мы и не знали.
Крыть сей аргумент было нечем, и немцы стояли с кислыми рожами — вот действительно загнали бедолаг в дикую страну где трава не трава,
