Моя чужая новая жизнь - Anestezya
— Чтоб сегодня же выкосили абсолютно всю траву в округе, ясно? — припечатал Вильгельм. — И если ещё раз случится что-нибудь похожее, ответят все.
Ну, что можно сказать, пронесло. Я представила, как народ весь день будет перешёптываться, кто ж им такой «подарок» сделал. Дед явно понял, что не случайно на полянке немцы изгваздались об травушку-муравушку. Но невольно мне подыграл, защищая своих. Ибо кто ещё, как не русский, мог додуматься до такого? Пока что мне везло, но пожалуй, не скоро я рискну провернуть какую-нибудь аферу снова. Уже второй раз убеждаюсь, что из-за меня могут пострадать другие люди.
Винтер вернулся в госпиталь, и следующие пару недель прошли относительно спокойно — стирки и готовки в разы меньше. На фельдфебеля навалилось столько обязанностей, что стало особо не до меня. А я от обилия свободного времени наконец-то смогла немного расслабиться и ещё раз оценить чего делать дальше. Какой же я наивной дурой была, когда рассчитывала, что из госпиталя будет проще сбежать. Немцы расползлись по всей округе, как зараза. Ну сбегу я и дальше что? Во-первых, кто меня приютит без денег, без документов? Во-вторых, где гарантия, что те же немцы не угонят на принудительные работы в Германию? И вообще в личине парня оно как-то спокойнее. Возможно, стоит ещё немного, пользуясь неплохой маскировкой, покрутиться среди них. Мне бы добраться до железной дороги. Хотя опять же как я уеду, раз сейчас тут всё под их контролем? Может, стоит в Москву податься? Из какого-нибудь подмосковного села до столицы рукой подать. Там я уже грамотно прикроюсь статусом беженки, да и работу какую-нибудь найду. Главное — там безопасно. Ну то есть ещё можно, конечно, валить куда-нибудь в Ташкент, но глупо же ехать в тьму-таракань, если можно укрыться в столице? Правда смогу ли я так долго продержаться в немецкой армии? Вот в чём вопрос. Сейчас конец августа, под Москвой насколько я помню историю, битвы начнутся где-то в ноябре. Всего-то осень пережить, подумаешь.
«Хитрожопая же ты, трусливая сучка», — презрительно прокомментировала моя совесть.
Согласна, и что? Мир, куда я попала, враждебный и чужой мне. Я всё ещё не могла окончательно смириться с тем, что бесповоротно застряла в сороковых. Было сложно принять это как реальность, а не одну большую галлюцинацию. И решения я принимала, исходя из реалий своего времени.
***
Ну что пожили немного в относительном спокойствии и хватит. Подлеченные супостаты вернулись и, желая наверстать упущенное, рвались в бой. Помогая грузить по машинам вещи, я про себя ржала с них в голосину.
— Чёрт, мы потеряли две недели из-за какого-то проклятого цветка. Русские слишком быстро сдаются в плен. Мы же так не успеем получить ни одного креста, — причитал Каспер.
— Надеюсь, Сталин продержится ещё хотя бы месяц, — сплюнул под ноги Шнайдер.
Не переживайте, убогие вы мои, ещё плакать будете, быстрее бы кончилась война.
— Не волнуйся, ты всё успеешь, — со снисходительным презрением усмехнулся Фридхельм.
Немного ближе узнав их всех, я поняла, что наш ботан не такой уж безответный забитый цветочек. Всё он умел: и троллить, и слова найти такие, что и ответить нечего. Если парни подкалывали зачастую грубыми или плоскими шуточками, Винтер умел вроде бы безобидными словами дать понять, что ты полное говно по жизни. Кто совсем уж дятел тупоголовый, тот не понимал и не обижался, но вот Шнайдер дураком не был и с лёгкостью считывал все намеки. — Что ты сказал, Винтер? — сразу же ощерился он.
— Будешь отрицать что хочешь получить должность ефрейтора? — невозмутимо продолжал Фридхельм.— Я и говорю — евреев ещё много, успеешь отличиться.
Шнайдер за малым не вьебал ему, и только появление Кребса спасло мордашку синеглазки от встречи с чужим кулаком. Ну вот зачем он нарывается, раз не в состоянии набить в ответ морду? Сама я предпочитала обходить Шнайдера и ему подобных по широкой дуге и если уж дерзила, то в самых крайних случаях. Ровно настолько, чтоб народ меня совсем уж не списал в законченного лоха.
Пока я не стала полноценным солдатом, судьба милостиво хранила меня от участия в боевых действиях. Вот и опять — в очередной деревне пока все мотались по округе, объявляя в матюгальник приветственную речь, мол отныне это немецкая территория, всем сидеть по хаткам и не высовываться, партизанам не помогать, я знай таскаю в хаты весь их обширный скарб. Не представляю ещё, как буду отмазываться дальше от участия в боевых действиях, но может, и не придётся. Может, Вильгельм поймёт, что из меня солдат, как из медведя балерина.
— Карл! — не успела я выйти из штаба, нарвалась на старшего Винтера.
Давно не виделись, лейтенант, я уж надеялась, ты про меня забыл. Ну крутится на подхвате бесполезный паренёк и ладно. Чё надо-то?
— Через неделю новобранцы из нескольких дивизий принимают присягу. Я думаю, ты тоже готов. Мы и так затянули с твоим обучением.
— Но ведь я пока стреляю хуже некуда, — слабо возразила я, забыв о своей роли.
То, что я дам дурацкую клятву, меня не парило. Учитывая, что я из другой эпохи, просто поржу про себя и всё. Но ведь присяга значила то, что меня можно ставить в бой, а я точно знала, что даже ради спасения своей шкуры стрелять в своих не буду.
— Ничего, научишься в бою, — «успокоил» меня Винтер. — А за тактическими учениями я давно наблюдаю. Не прибедняйся, всё не так уж плохо. Особенно метание гранаты.
О-о-о, да. Метание гранаты, пожалуй, единственное, что у меня действительно более-менее получалось и что я проделывала вот прям с удовольствием. Раз за разом швыряя в цель учебный снаряд, всегда представляла, как взорву какой-нибудь немецкий танк или блиндаж. А там мало ли вдруг и
