Владимир Сорокин - Теллурия
Роман. Однако вы не так уж и слабы.
Фома. Сила из моего покалеченного людьми позвоночника перетекла в руки. (Протягивает Роману полголовы.) Угощайтесь, друг мой.
Роман. Ага… (Хватает, начинает с жадностью грызть.)
Фома. Вы забыли помолиться святому Христофору. Роман (с жадностью набрасывается на свою половину, грызет). М-м-м… в другой раз…
Некоторое время едят молча.
Роман. М-м-м… еда и любовь чертовски возвращают к жизни…
Фома. Надеюсь, это не цитата?
Роман. М-м-м… вкусно… слава Христофору, что вы не переварили эту голову…
Фома. В этом нет необходимости… м-м-м… превосходно…
Едят молча.
Роман. Мозг сладок… экий запах… голова кружится…
Фома. Я его оставлю на десерт… уши, уши прелесть как хороши…
Роман. На десерт… м-м-м… не соглашусь… самое вкусное надо съедать сразу… здесь и теперь!
Фома. Вы настоящий поэт…
Роман. Настоящее – для настоящих поэтов… а потом… м-м-м… хоть потоп… ммм… мозг… мозг божественный… а сколько их там осталось лежать… на поле брани лежат мозги, не ведая стыда… м-м-м…
Фома. Это… м-м-м… гнилые мозги. Слабые. Забудьте. Нам… м-м-м… надобно совершенствоваться, вырываться… м-м-м… из хтонических миров… двигаться вверх… м-м-м… вверх….
Роман. Вы… м-м-м… провокатор… вы… м-м-м… опасный неогегельянец… вы… уф, как вкусно… ой! (Вскрикивает, перестает есть.)
Фома. Что такое?
Роман запускает себе пальцы в пасть и достает из нее пулю.
Роман. Черт возьми!
Фома. Ах вот оно что… мозг-то с начинкой.
Роман. Чуть зубы не сломал.
Фома (смеется). Не пустая голова, друг мой, попалась нам!
Роман (вертит пулю в пальцах, разглядывая).
Свинца ничтожного кусочекХод мыслей грубо оборвал.И под покровом влажной ночиСражен был воин наповал.
Фома. Да-да, друг мой, кусочек быстрой материи поставил точку в книге жизни сего защитника тартарской демократии.
Роман (швыряет пулю в пожухшую траву). Поразительно все-таки…
Фома (продолжая есть). Что?
Роман. В самый приятный момент что-то со всей экзистенциальной беспощадностью обязательно напомнит о Вечности. Иначе не бывает.
Фома. Morti proximus[30], а как же… Вы, поэт, как никто, должны быть к этому готовы.
Роман (поедая остатки мозга). М-м-м… я всегда готов… но… поразителен этот…
Фома. Эмпиризм?
Роман. Да… м-м-м… даже сжимая… м-м-м… в объятиях любимую и содрогаясь от любви…
Фома. От семяизвержения?
Роман. От любви, от любви! И то мы ловим себя на мысли… м-м-м… а не старуху ли с косой мы…
Фома. Наполняем своим семенем?
Роман. Вы омерзительно… м-м-м… умозрительны…
Фома. Это моя профессия.
Роман (трещит костями). Ммм… по-моему… черепа человеческие становятся…
Фома. Все более хрупкими?
Роман. М-да… человек крошится все легче…
Фома. Потому что теряет свою природу.
Роман. Скорее – образ.
Едят молча.
Фома. Вот теперь приступим к мозгу. (Начинает есть мозг.) А-а-а-ай!!
Роман, перестав есть, смотрит на Фому. Фома высовывает из пасти язык, трогает рукой. На языке выступает капля крови.
Роман. Вы уже разучились обходиться с костями, господин философ? Вот оно, ваше движение вверх!
Фома. Я уколол язык.
Роман. Это символично.
Фома. Это не кость. (Ковыряется в половине головы и вытягивает из нее теллуровый гвоздь.) Черт возьми, это совсем не кость!
Роман. Теллур! О темные гарпии печали! Теллур!
Фома. В голове был гвоздь! И он проколол мне язык! Намек тончайший!
Роман. Как беспощадно Провидение шутит с нами! О боги!
Фома держит в руке теллуровый гвоздь. Они завороженно смотрят на него.
Фома. Чертов голод лишил меня внимания. Я не заметил гвоздя! И вы еще так брутально торопили меня…
Роман. В каких же мирах обитал этот воин, сражаясь с ваххабитами?
Фома. На этот вопрос, друг мой, нам никто не даст ответа. В том числе и этот пустой гвоздь.
Роман (выхватывает из руки Фомы гвоздь, вертит перед глазами). О боги! Как беспощадно вы шутите со мною!
Фома. В вашем сердце шевельнулась зависть?
Роман. Да! И я не скрываю этого. Это в поэзии я завидую только самому себе, а в жизни… о павший воин! Ты вышел биться с врагом, забив себе в голову благородный металл, даровавший тебе мощь и стойкость, наполнивший тебя мужеством, дерзновением, благородной яростью священной войны! Теллур сделал тебя Ильей Муромцем, королем Артуром, Аттилой, Фридрихом Барбароссой или больше – крылатым небесным Архистратигом. Ты упоенно бился с пришельцами за свободу своей Тартарии, за народ, за любимого правителя, за семейный очаг, за красавицу жену, за детей и старейшин…
Фома (продолжая). Пока кусок неблагородного металла не остановил твой благородный порыв.
Роман злобно смотрит на Фому.
Фома (грустно, извинительно). Друг мой, поверьте, я произнес это без единой толики постцинизма. (Вздыхает.) Да! В голове этого воина встретились два металла – благородный и неблагородный. И голова не перенесла их столкновения. Алхимического брака двух начал не получилось. Это трагедия. Причем трагедия высокая. Получается, что главная битва произошла не под Бугульмой, а в голове этого неизвестного героя.
Роман (недовольно). Он бился до последнего! Бился! Бился с ваххабитскими варварами! С одержимыми!
Фома. Да. С одержимыми. И печальный парадокс в том, что этим варварам не пришлось забивать себе в головы ничего металлического, чтобы стать героями, ибо головы их с детства были забиты героическими идеями. А вот противоборствующая сторона не смогла обойтись без гвоздей. Поэтому она и проиграла.
Роман (несогласно рычит, поднимая, как чашу, свою половину головы). Он победил! Он рыцарь! Он нибелунг! Он победил!!
Фома. Безусловно. И я предлагаю почтить его память глотком хорошо известного вам напитка.
Фома достает из рюкзака флягу, протягивает Роману. После непродолжительной неподвижности тот принимает флягу, делает глоток.
Роман (передергивается, лает). А-а-а-а-аф!
Фома забирает флягу, льет в пасть, глотает, взвизгивает.
Роман. Признаться, у меня пропал аппетит.
Фома. Я тоже потрясен. Эта голова напомнила нам о конечной цели нашего опасного путешествия.
Роман. Нет! Больше: кто мы, откуда и куда идем.
Фома. Мы, жертвы антропокудесников, сбежавшие из крепостного театра графини Юсуповой, идем в Теллурию.
Роман. Теллурия… Далекая! Желанная! Боже! Сколько нам еще мучиться? Сколько ночей идти? Сколько дней прятаться в оврагах и кустах? Жизнь! Что же ты такое?! Воистину – слезами залит мир безбрежный!
Фома. Не падайте духом, дружище. (Держит гвоздь перед собой.) Сей гвоздь – не издевательство, не насмешка Провидения. Это компас. Он указывает нам направление нашего пути. Юго-восток! Поэт! Выше голову! Мы идем верной дорогой! Еще немного – и Уральские горы, за ними – Ишимская степь, барабинские леса, Салаирский кряж, а там и Теллурия!
Роман. Так не хочется терять веру в мечту.
Фома. Мечта всегда с нами. Она – наш Альтаир!
Роман. Мы возьмем этот гвоздь с собой?
Фома. Нет! (Бросает гвоздь в траву.) Он пуст. Ибо уже сделал свое дело, подарил мечту воину. А нам нужны новые, сияющие гвозди. Этих гвоздей жаждут наши измученные мозги!
Роман. Гвозди сияющие, несущие радость и мощь.
Фома. Радость!
Роман. Мощь!
Сидят неподвижно, словно боясь разрушить что-то большое, далекое и желанное.
Фома (стряхнув оцепенение). Друг мой, пока сон не свалил нас под эти кусты, прошу вас, спойте.
Роман. Спеть?
Фома. Да, да! Спойте. Что-нибудь духоподъемное, классическое.
Роман запрокидывает голову и начинает петь. Фома без слов подвывает ему, глядя в пасмурное небо.
Роман.
Как во стольном городе, во Москве-столицеТри бездомных пса шли воды напитьсяВо полуденный час.Один – белый пес,Другой – черный пес,Третий – красный пес.На Москву-реку пришли, место тихое нашлиВо полуденный час.
Стал пить белый пес – побелела вода.Стал пить черный пес – почернела вода.Стал пить красный пес – покраснела вода.Потряслась земля, солнце скрылося,Место Лобное развалилося,Развалилося, разломилося,Алой кровушкой окропилося,А с небес глас громовый послышался:“Тот, кто был палачом, станет жертвою!Час грядет воздаянья великаго!”
Некоторое время сидят неподвижно, затем, успокоившись, без особого аппетита возвращаются к трапезе. Вдруг Фома начинает посмеиваться. Роман ест и поглядывает на него.
