Виктор Тюрин - У каждого своя война
Отдав приказ, граф де Монтиньяк, вместе со своим оруженосцем и Джеффри бросились на крестьян, топчущихся перед баррикадой из трупов своих собратьев. Узкий проем арки, куча трупов под ногами и острая сталь, несущая неотвратимую смерть, заставили мятежников заколебаться. Их сомнение и нерешительность, словно придали мне сил. Взревев, что было сил, я ринулся на этих бешеных тварей, которые хотели меня убить. Хрипы в легких и тяжесть в мышцах как-то сами по себе исчезли, смытые приливом разлившейся во мне новой силы. Я убивал, ничего не видя и не слыша вокруг себя, разрубал черепа и грудные клетки животных, которых сейчас ненавидел, как никого еще в своей жизни. Не видел, как стремительно мелькали в свете факелов мечи французских рыцарей, как с бешенством берсеркера сражался оруженосец барона де Кленсо, единственный оставшийся в живых из его людей.
Охватившая всех нас бешеная исступленная ярость в какой-то миг уравняла наши силы с мятежниками. Толпа это поняла и дрогнула. Злоба и ярость крестьян, державшаяся за счет их многочисленности, оставив каждого из них наедине со смертью, снова сделала их трусливыми, подлыми и жалкими тварями, превратив в стадо, ведомое животными инстинктами и толкаемое к бегству паническим страхом. Вдобавок к этому в скопление завывавших от страха безумцев, чьи остатки разума съел ужас, с новой силой врезались наши с молодым Анри мечи, неся смерть. Толпа не выдержав, отступила, а затем, оставляя за собой заваленную мертвецами лестницу, покатилась вниз, скользя по крови и спотыкаясь о трупы собратьев.
Я автоматически рванулся следом, но тут меня схватила за плечо сильная рука. Сначала попытался вырваться, потом резко развернулся… и увидел Джеффри. Несколько секунд смотрел на него непонимающе, а потом вдруг понял – мы их отбросили. С минуту находился в какой-то прострации, с тупой отстраненностью разглядывая гору трупов с отсеченными конечностями и вспоротыми животами, лежащих в луже крови, пока в мозг, словно пройдя через слой ваты, не проник голос оруженосца барона:
– Господа, уходим наверх, пока эта мразь не опомнилась! Я даже не понял, кто задал ему вопрос:
– Арсенал в башне есть?!
– Нету! Наверху комната для стражи, а еще выше, на самом верху башни, площадка для часового! Предлагаю забраться на сторожевую площадку, затем сломать ведущую к ней лестницу. Она деревянная, крепиться к стене. Так у нас будет шанс продержаться до тех пор, пока не подойдет помощь!
– Мой храбрый друг, не тешь себя этими надеждами! – теперь я узнал голос графа Шарля де Монтиньяка. – Нас могут хватиться, в лучшем случае, только через два дня! Единственное, на что можно рассчитывать, то это на путников, проезжающих мимо. Увидят в ночи гигантский костер или днем – развалины замка и пойдут слухи гулять. Но боюсь… Погодите! Внизу слышен шум! Уходим!
Добравшись до комнаты стражи, где была крепкая дверь, мы сразу задвинули за собой засов. С трудом переводя дыхание, я огляделся. Чем-то это помещение напомнило мне ту комнату, в которой я появился около года тому назад в этом времени. Основным отличием здесь был плоский потолок, а в котором сбоку, у самой стены, темнел врезанный люк. К нему вела деревянная лестница. Камин с кучей углей, да стол с двумя лавками составлял всю обстановку помещения. Судя по густой паутине и толстому слою пыли, комнатой не пользовались очень-очень давно. Оруженосец, атлетически сложенный юноша, быстро забрался по лестнице, затем, заметно напрягшись, откинул толстую дверцу люка. Высунулся по пояс, осмотрелся, затем, приспустившись вниз, сказал:
– Ну что, взбираемся?!
Вопрос не успел прозвучать, как дверь затряслась под многочисленными ударами. Подстегиваемые стуком, мы, один за другим, быстро забрались на площадку. Последним лез Чжан. Ударами ног он ломал перекладины позади себя. Не успела под его ногой хрустнуть предпоследняя из них, как дверь была выбита и в комнату ворвалась дико вопящая толпа крестьян, но как только поняли, что никого нет, крики превратились в рев громадного голодного зверя, у которого из-под носа ускользнула добыча. Спустя секунду, к разочарованным воплям прибавился прерывистый стук. Древки копий до тех пор стучали в люк, пока даже самый тупой крестьянин не понял бессмысленность этих действий.
Все это прошло мимо меня. Как только я сел, прислонившись спиной к башенному зубцу, тело и сознание полностью замкнулись на себя, оборвав связь с окружающим миром. Руки и ноги дрожали, тело била крупная дрожь. Это из меня медленно вытекала ударная доза адреналина, вымывая из души запоздалый страх, а из мышц – усталость и напряжение. Окончательно я пришел в себя от боли в затекшей спине. Поменял позу, затем посмотрел по сторонам. Только успел сформулировать в голове вопрос, как у меня с языка его снял племянник де Монтиньяка:
– Как это вонючее быдло могло так быстро захватить замок?!
Оруженосец барона, единственный, кто мог догадываться о том, что случилось, не замедлил поведать нам свой вариант падения замка:
– Судя по всему, эти грязные свиньи проникли в замок в телегах с мукой и зерном, которые вчера привезли. Дождались ночи, сумели каким-то образом вырезать стражу у ворот и опустить мост. Дальше вы все сами видели. «Телеги. Точно! Я их видел. Мать вашу!».
Окончательно придя в себя, мы столпились у края башни, выходящей во двор и стали смотреть вниз, пытаясь угадать, что нас ожидает в будущем. По двору и в окнах замка мелькали сотни теней, подсвеченные зыбким светом факелов. Отблески огня играли на безумных глазах и оружии крестьян, которые собирались толпами у больших костров.
– Силы небесные! – воскликнул граф. – От факелов светло, как днем! Ворота настежь, и во дворе собралось не меньше двух тысяч человек. Они мечутся, орут, чем-то размахивают! Смотрите, они кого-то тащат! Дева Мария, да ведь это ратник, они рвут его на части, как собаки волка! Убили еще одного! Еще!
– Смотри, дядя! Кто этот человек, который пытается их остановить? Смотри! Это же… Клянусь святым Мартином, это же капеллан барона! Вот он опустился на колени! Он молится? Что?! Подлые псы! Они топчут его ногами!
Пока мы делились между собой замечаниями, восставшие, позабыв на некоторое время о нас, увлеклись грабежом; их возгласы и радостные крики разносились по всему замку. Повстанцы тащили из дворца ковры, серебряную и золотую посуду, одежду. Многие из бедняков расхаживали по двору, завернувшись в куски дорогого материала и надев богатые головные уборы из гардероба барона. Выкатив из погребов бочки с вином, умирающие от голода крестьяне, присев на корточки, глотали кружка за кружкой выдержанные напитки; другие, нацепив на пики куски мяса, совали их в огонь, а затем жадно рвали их зубами. Многие из деревянных построек, расположенные во дворе, горели, полыхая ярким пламенем. К общему шуму со двора теперь присоединился треск горящих бревен и рев огня. Я стоял и как завороженный смотрел на безумства, творящиеся внизу. «Это же ад! Самый настоящий ад!».
– Смотрите! – закричал оруженосец барона, имени которого я так до сих пор и не узнал. – Замок горит!
Я поднял глаза. Ревущее пламя вырвалось из окон верхнего этажа и высветило большую часть двора. Теперь из дворца барона слышались не крики торжества, а испуганные вопли. Неожиданно до моего плеча дотронулись. Оторвавшись от картины, которая одновременно как притягивала, так и отталкивала, я повернул голову. Рядом со мной стоял Джеффри и указывал на что-то происходящее внизу прямо под башней. Опустив глаза, я увидел вереницу людей с кучами хвороста за плечами, которые текли из ворот и исчезали в дверях нашей башни.
– Нас собираются сжечь! – невольно вырвалось у меня.
Вокруг меня тут же собрались все остальные. Не задавая лишних вопросов, они устремили взгляды вниз.
– Клянусь девой Марией, если мы будем медлить и не примем какого-нибудь решения, нас здесь изжарят, как птенцов в гнезде под крышей! – выкрикнул племянник графа.
– Может, снова попытаемся прорваться?! – спросил оруженосец графа. Его вопрос не был ни к кому конкретно не обращен, поэтому некоторое время висел в воздухе.
– Только мы попробуем это сделать, они тотчас подожгут хворост.
В словах графа прозвучал приговор. Мы понимали это, но при этом никто из нас не хотел умирать, особенно такой ужасной смертью. Сразу стало противно смотреть на творимое внизу безумство, и я перешел на другую сторону башни. С этой стороны до самого горизонта раскинулся мирный край; пологие долины, луга, заросшие сочной травой, дремучие леса. Вся эта природная красота была сейчас мягко и нежно посеребрена луной. Здесь царил мир, а правили – спокойствие и умиротворенность. При взгляде на эту благодать я почувствовал в себе нечто странное, но спустя секунду уже понял, в чем тут дело. А когда понял, не смог не удержаться от горькой усмешки. Ведь я сейчас стоял на границе раздела жизни и смерти, не той, которая проходит в сознании человека, балансирующего на грани смерти, а на реальной границе, проходящей по этим серым камнях, лежащих у меня под ногами. Со стороны замка, где металось пламя, и неистовствовала разъяренная толпа, жаждавшая крови, нас ждала смерть, а здесь, среди тишины, залитой серебряным светом, даже воздух был пропитан жизнью.
