Виктор Тюрин - У каждого своя война
Недолго мне пришлось заниматься подобными лирическими отступлениями. Отвлек разгоревшийся во дворце пожар. Огонь, словно голодный зверь, пожирал замок, как кусок мяса. Под его огненными клыками уже начали трещать камни. При этих угрожающих звуках толпа шарахнулась от дворца в противоположную сторону, скучившись у ворот и сторожевой башни. Если раньше крестьяне проявляли интерес к кучке людей на башне только время от времени, то теперь мы оказались в центре их внимания. Сотни людей, задрав головы, обжигали нас взглядами, в которых чуть ли не огнем горела ненависть. То там, то здесь кучки мятежников тыча в нас руками, взрывались неистовыми криками, бранью, злобным смехом, но мне было не до них, хотя именно они были моими палачами. Сейчас мой мозг терзала неминуемость смерти и мое бессилие перед ней.
«Еще десять – двадцать минут, и они забьют башню хворостом, а затем… смерть. Мать вашу! Огненная смерть!».
Ожидание смерти выматывало меня сейчас не меньше, чем недавний бой на лестнице. Я уже не мог ждать. Мне хотелось хоть что-то делать, только не стоять в ожидании смерти. Но что можно сделать, находясь на высоте ста футов?! Отрастить крылья?! Напряжение росло с каждым мгновением. Первым не выдержал молодой лучник, Томас из Ромсея. Схватив лук, он стал посылать стрелы, одну за другой в толпу крестьян. Промахнуться было невозможно. Крики раненых, раздавшиеся снизу, тут же возвестили нас об этом. Спустя минуту, к нему присоединился Уильям Кеннет. В отличие от своего товарища, метавшего стрелы в толпу, Уильям сделал своей мишенью крестьян, которые подтаскивали вязанки хвороста к башне. До этого все с одобрением, но молча, наблюдали за расправой, пока одна из стрел Кеннета не поразила крестьянина, укладывающего вязанку хвороста у основания башни, тогда Джеффри наклонился вниз и громко закричал:
– Ну что, вонючие крысы?! Не по нраву вам добрые английские стрелы?!!
Ответом ему стал яростный рев толпы. И вдруг из-за наших спин раздался слегка приглушенный расстоянием крик:
– Эй!! Кто тут кричит по-английски?!!
Я замер, не веря своим ушам. Затем, развернувшись, в несколько прыжков пересек площадку и стал вглядываться в темноту. В следующую секунду у ограждающего барьера выстроились и все остальные. Пока я соображал, что сказать, закричал Уильям Кеннет во всю силу своих легких:
– Эй!! Товарищи, на помощь!! Нас тут собираются изжарить, словно сочные куски мяса на огне!! Шум во дворе, при криках, донесшихся из-за стен замка, сразу смолк.
– Ты кто, парень?!!
– Уильям Кеннет из Хампшира!! Английский лучник!! Со мной эсквайр Томас Фовершэм!! После почти минуты молчания, мы услышали ответ: – Хорошо!! Ждите!!
Наших спасителей мы увидели, когда те выступили из мрака группой, где-то с полсотни человек, в ярдах тридцати от подъемного моста. Крестьяне, толпившиеся у ворот, при виде лучников, пронзительно завопили, предупреждая остальных об опасности, но их крики уже в следующее мгновение превратились в предсмертные стоны. Сраженные залпом нескольких десятков стрел они почти все рухнули на булыжники, словно колосья, скошенные одним ударом серпа. Увидев гибель своих собратьев, на мост выбежало еще несколько десятков крестьян, которых постигла та же участь. В этот самый миг камни замка, не выдержав жары, стали лопаться, внеся еще больше смятения в их трусливые души. Страх, который бунтовщики сумели погасить в себе лишь на время, вернулся, а вместе с ним вернулись животные инстинкты, заставив каждого из них искать спасение в бегстве. И толпа, сломя голову, ринулась к воротам. Англичане, увидев их приближение, отступили, открыв дорогу. Дав крестьянам вбежать на мост, лучники снова начали стрелять. В их движениях чувствовалось сосредоточенность, уверенность и даже какая-то деловитость людей, выполнявших нужную и серьезную работу. Мятежники, сраженные стрелами, падали на доски моста и в ров десятками. Другие в дикой панике толкались, сбивая друг друга с ног, спотыкались о трупы, падали, чтобы тут же оказаться затоптанными, срывались в ров. Дикие крики, стоны умирающих, истошные вопли тонущих, как кнутом подстегивали остальных бунтовщиков, заставляя бежать их все быстрее. Тем, кому повезло, вырваться из-под ливня стрел и остаться на ногах, сейчас трусливыми зайцами разбегались в разные стороны. Когда остатки некогда грозной армии бунтовщиков растворились в темноте, к башне приблизилось несколько человек.
– Эй, вы!! На башне!! Спускайтесь!! Крысы разбежались по своим норам!!
Нам пришлось приложить немало труда, чтобы выбраться из башни, прокладывая себе дорогу среди вязанок хвороста. Только мы ступили на двор, заваленный телами мертвецов и затянутый едкой пеленой дыма, как сразу кинулись бежать. Спотыкаясь о трупы и скользя в лужах крови, мы только успели добраться до середины моста, как у нас за спинами полыхнуло огромное яркое пламя и две башенки, венчавшие дворец барона с оглушительным треском рухнули на наших глазах. В течение нескольких минут замок превратился в бесформенную груду, затянутую дымной пеленой, из которой временами вырывались языки пламени. В такие моменты на ярком фоне особенно резко выделялась темная масса сторожевой башни.
Рассвет я встретил на опушке рощи, расположенной в двухстах ярдах от развалин замка. Остальные спасенные еще спали, как и большая часть отряда англичан, за исключением, сидевших у костра полутора десятков человек, которые при виде меня, тут же устремили в мою сторону любопытные взгляды. Встав, с некоторым трудом, стащил с себя кольчугу и бросил на землю. С наслаждением потянулся. Оглянувшись кругом, подумал: – Как же все-таки здорово, что я остался жив! Жив, мать вашу!». Восторг утих так же быстро, как и возник. Подошел к костру.
– Спасибо за помощь! Вы, парни, подоспели, как никогда вовремя!
– Присаживайтесь, сэр!
После короткого знакомства завязался оживленный разговор, где я едва успевал отвечать на вопросы, сыпавшиеся на меня со всех сторон. Правда, я все же смог кое-что выяснить об этом английском отряде. Насчитывая девяносто человек, в составе которых было семьдесят пять стрелков и пятнадцать латников, отряд двигался в Италию, собираясь продать свое оружие тому, кто больше заплатит. Чуть позже я узнал, что они до сих пор не решили: предлагать свои услуги отдельным отрядом или примкнуть к какому-нибудь крупному отряду. Сейчас отряд шел под объединенным командованием из трех человек: лучников Джона Кенвуда и Джеффри Бернса и латника по кличке Черный Дик. Когда было удовлетворено взаимное любопытство, большинство англичан было на ногах. Разжигались костры, а затем к запаху дыма стали примешиваться вкусные ароматы еды. Я невольно проглотил слюну. Постепенно к костру, у которого сидел, подтянулись все остальные участники нашего ночного приключения. После короткого взаимного представления, каждый из них получал по кружке травяного чая. Все, даже французы, с удовольствием глотали его, не забывая при этом обмениваться впечатлениями вчерашней ночи, которые еще жили в них, заставляя бурлить кровь и будить воображение.
Французские дворяне, дядя и племянник, представляли собой богатую добычу, от которой лучники не собирались отказываться, и те и другие это прекрасно понимали. Поэтому, когда Джон Кенвуд прервал наш оживленный обмен впечатлениями, вопросом насчет выкупа, никто из французов не стал возмущаться, а граф прямо заявил, что тысяча дукатов с головы не такая уж большая плата за спасение их жизней. Как только вопрос с суммой выкупа решился, оруженосцу графа был выдан конь, на котором тот отправился за деньгами. Вслед за ним ускакал Уильям Кеннет, чтобы привести наш отряд сюда.
Время уже близилось к обеду, когда отряд лучников, ведомый Кеннетом, вступил в лагерь, сразу превратившийся в шумное сборище. Громкие приветствия, смех и грубые шутки посыпались с обеих сторон. Часть лучников сразу нашли, кто друзей, кто приятелей или просто знакомых, другие же, громко кричали название своей местности, искали земляков. Глядя на веселье, царившее в лагере, мне неожиданно пришло в голову:
– «Ха! А это вполне может избавить меня от головной боли!».
Головной болью я считал свой отряд. Дело в том, что лучники понятия не имели о том, что такое воинская дисциплина. В храбрости и профессионализме им не отказать, но что касалось поведения вне боя, они представляли собой самую настоящую банду. Сильные и уверенные в себе люди, они поступали так, как считали нужным, и управлять ими было – ох! – как трудно! Именно поэтому мне хотелось избавиться от роли командира. К тому же до моей конечной цели остались сутки неспешной езды, а впереди лежала спокойная местность, не затронутая войной. Решив не откладывать дело, я подошел к Сэму и Уильяму, оживленно беседующих со своими земляками. Отозвал в сторону.
– Парни, как насчет того, чтобы объединиться с земляками и дальше идти вместе с ними?