Черкес 2. Барочные жемчужины Новороссии - Greko
Адаша усмехнулась.
— А уже поздно было! Уже неба и звезд не было видно, так много их налетело. Тьма! И все сразу исчезло под ними! Не было уже земли под ногами! Только сплошное покрывало из саранчи. И она трещит крыльями так, что уже и криков людей не слышно. И она хрустит под ногами, потому что с каждым шагом ты давишь её, давишь…
Опять усмехнулась. Уже с горечью.
— А мы же дети! Даже обрадовались сначала. Бросились ловить этих тварей, представляешь⁈ А потом начали плакать. Если они всю землю собой накрыли за секунды, много ли им нужно было времени, чтобы и нас всех накрыть с головой… Папа подбежал, схватил меня, прижал к себе, еще и рукой прикрыл мне глаза. Но пока мы бежали до дома, я плакала в голос. Хорошо, что, уходя, мы закрыли все окна и двери в доме. Иначе даже не могу себе представить, как бы мы с ними управились. Потому что они всю ночь бились в наши окна. Мы так и не смогли заснуть. На следующий день вообще не выходили на улицу. Потом рассказывали, что на следующую ночь они опять налетели на город. А в эту ночь был обещан фейерверк. Люди не удержались, вышли посмотреть.
Тут Адаша посмотрела на меня с улыбкой.
— И что? — мое нетерпение было понятно.
— Саранча потушила фейерверк! — как само собой разумеющееся сообщила мне Адаша.
…Мне требовалось время, чтобы переварить все события дня, да еще и украшенные такой «вишенкой», как рассказ Адаши про саранчу. Но эта мелкая бестия уже успела переключиться и, наверное, решила вернуться к изначальному плану на сегодняшний вечер.
— Опять испугался? — рассмеялась она.
Опомниться, впрочем, тоже не дала возможности. Неожиданно перегнулась через перила своего балкона, схватилась за перила моего.
— Адаша, Адаша! — я только успел вытянуть руку вперед, в надежде предупредить и остановить её.
Куда там? Она уже крепко держалась за мой балкон и уже переносила ноги со своего. Коза! Ну, как есть коза! Раз — и она уже стоит напротив меня, на моем балконе!
— Что ж ты такой пугливый⁈ — чертики в глазах, и тембр голоса перевела на боевой режим.
Надо было что-то срочно предпринимать.
— И этому тебя бабушка научила, Адаша? — нашел в себе силы усмехнуться.
— Нет, — Адаша чуть отступила. — И хватить называть меня Адаша! Будто я ребенок.
— А ты не ребенок? — я позволил себе издевку.
— Мне 16! — Адаша сообщила это с гордостью.
«Бог мой! — рассмеялся про себя. — Вот ты еще раз столкнулся с противоречием двух судеб, которые сейчас удерживаешь в своей руке. Для Косты и его времени, 16-летняя девушка — уже девушка на выданье. Еще пара-тройка лет и о ней будут говорить, как о старой деве! А для Спиридона 16-летняя девушка, это страшная, но справедливая статья и жесточайшее наказание в тюрьме. Но в этом вопросе я сейчас на стороне Спиридона. Так что: 'Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!»
— И как же мне тебя называть?
— Называй меня Кириа! — это уже был вызов.
«Милая, милая Адаша! Ребенок! У меня уже была царица. Настоящая. Ни с кем не сравнимая. И как бы я не хотел, но называть тебя Госпожой — не смогу».
— Адония! Давай, мы, все-таки, будем реалистами! — я улыбнулся. — Я буду называть тебя Микри Кириа! Маленькая госпожа! Или барышня по-русски, — чуть не сказал, «как в сказке Шварца».
— Ну, нет!
Я развел руками, что означало, на нет, и суда нет.
— Ну ладно! Называй меня Микри! Микри! — Адаша повторила еще раз, будто пробуя на вкус новое имя. — Мне нравится! И почему тебе так сложно называть меня Госпожой⁈
По мере того, как я молчал и не отвечал на вопрос Микри, лицо её менялось. Она видела, как я задумался о чем-то своем, и как мне стало грустно от этих мыслей. Ей было 16 лет, но в том мире, в котором она жила, девушка в 16 лет уже могла распознать множество тончайших нюансов в переживаниях мужчины.
Я вздохнул, отвернулся. Любимейший поэт, как всегда, пришел на выручку. Начал читать, надеясь, что ее знаний русского хватит, чтобы понять простые слова Бродского:
Прощай,
позабудь
и не обессудь.
А письма сожги,
как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям
и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звёздная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рёв огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
бой,
гремящий в твоей груди.
Я счастлив за тех,
которым с тобой,
может быть,
по пути.
Закончив, я не оборачивался. Было ни к чему. Надеюсь, Микри все поняла. Судя по шуму за спиной, Микри перелезала на свой балкон.
— Три тысячи померанцев были доставлены зимой ко двору императора Павла, — раздался ее голос.
Я обернулся. По моему взгляду было очевидно, что я не понял, о чем идет речь.
— Апельсины, — пояснила Микри. — Ты спрашивал, я обещала рассказать.… Они Одессу спасли. Они вернули благорасположение царя к городу. Так рассказывают старики.
Я улыбнулся, оценив её рассказ.
— Спокойной, ночи! — пожелала мне Микри.
— Спокойной ночи, Микри! И спасибо за все!
Она ушла в свою комнату. Я опять повернулся, стал смотреть на город.
И, как бы я того не хотел, передо мной вновь возник образ моей царицы. Можно было выдохнуть и,
