Черкес 2. Барочные жемчужины Новороссии - Greko
Рассуждения сестры, сидевшей сейчас напротив и не смевшей поднять глаза, для меня были как на ладони. «Мой брат по моей просьбе, рискуя жизнью, вытащил и меня, и моего сына из плена. Привез сюда! Кормит, поит, одевает и заботится о нас! А я — неблагодарная! Не могу потерпеть, привыкнуть, приспособиться! Не могу сделать вид, что мне все нравится!»
— Тебе здесь все не нравится, сестра, да? — спросил, бросаясь на баррикады. Я мужчина, и мне решать проблемы.
— Что ты, Коста? — сестра, конечно, попыталась все-таки удержаться в рамках должного приличия…
— Сестра!
Я повысил голос. Кроме того, что мой тон призывал её не врать мне, он еще стал сигналом, что я освобождаю её от необходимости быть благодарной, поскольку в наших отношениях, как брата и сестры, мы можем позволить себе быть откровенными. Её недовольство нынешним положением не будет мной воспринято, как проявление неблагодарности. Сестра это поняла. Избавленная от обязательств, она тут же перестала сдерживать себя, закрыла лицо руками и зарыдала.
Рыдала долго. Уж слишком много в ней накопилось за эти две с небольшим недели. Я, как ни странно, был рад. Слезы всегда несут с собой освобождение, облегчение, примирение. Слезы всегда спасают.
Сестра сейчас была неспособна что-либо мне сказать. Я говорил за неё. Сестре только оставалось кивать мне в подтверждение моих — а на самом деле — её выводов.
— Ты не сможешь здесь жить. Большой, грязный, пыльный город. Толпы незнакомых людей. Ну, да, то еще удовольствие — толкаться по вечерам на Бульваре, пусть и с мороженым в руке! Ты скучаешь по мужу, — тут сестра зарыдала громче, признаваясь в моей правоте. — Ты боишься за Яниса. Ты коришь себя, за то, что лишила его отца. Тут ты не совсем права, сестра. Все-таки, ты поступила правильно. Янису так будет лучше. Успокойся и больше не вини себя.
Сестра уже не рыдала, всхлипывала, утирая слезы.
— Главное, что пока ты и Янис в этом городе — счастья не будет. Отсюда простой вывод — мы должны уехать из этого города. Так, сестра?
Мария подняла голову.
— Да, брат мой!
Я встал.
— Иди ко мне!
Сестра подошла. Я обнял её.
— Мария, я обещаю тебе, что решу эту проблему. Обязательно решу! Вы не будете с Янисом здесь жить. Но мне нужно время. Поэтому я очень прошу тебя: потерпи. Чуть-чуть. Пожалуйста.
Сестра освободилась от объятий, чуть отодвинулась. То, что я увидел в её глазах, меня сразу успокоило. Теперь я знал: Мария больше не будет страдать и не будет своим видом и поведением заставлять страдать меня. Она верила в мое обещание и была готова терпеть столько, сколько мне понадобится, чтобы решить все проблемы.
Она кивнула. Мы улыбнулись друг другу, поскольку слова были не нужны. Договор был заключен. Поцеловались.
— Спокойной ночи, сестра!
— Спокойной ночи, брат мой!
Я пошел в свою комнату. Обещание дано. Договор заключен. Дело за малым — исполнить.
Я вышел на балкон, глотнуть воздуха и хоть как-то проветрить голову. Замер.
— Чаю хочешь? — сбоку раздался знакомый озорной голос.
Я вздрогнул и обернулся.
Глава 7
Саранча и кантина
— Опять напугала?
Адаша стояла на соседнем балконе с чашкой чая в руках, улыбалась, крайне довольная собой.
— Ты теперь все время будешь меня пугать? — заворчал я.
— Пока не привыкнешь!
' О-хо-хонюшки, хо-хо — два раза! — я, если честно, напрягся. — Судя по подпущенным в тембр низким частотам, у девушки игривое настроение. И это не то игривое настроение, которое она проявляла ко мне в первую нашу встречу. Это игривое настроение женщины, вышедшей на тропу войны. Неужели, сестра ей намекнула, что нужно начинать штурм⁈'
Адаша, не переставая улыбаться, откровенно разглядывала меня.
— Так будешь или нет? Чай?
— Да, спасибо! Очень кстати!
Я потянулся за чашкой. Взял неловко. Чуть не выронил. Чертыхнулся.
— Да успокойся ты уже! — рассмеялась Адаша.
«Вот и пойми, — думал я, — просто она мне говорит или догадывается о моих страхах! Вполне возможно. Я сейчас в таком состоянии, как открытая книга: читай — не хочу! Надо бы, действительно, успокоиться».
Сделал глоток.
— Ууу…! — выразил высокую оценку вкусу чая.
— Да, я хорошо завариваю чай! — Адаша восприняла комплимент, как должное. — Бабушка научила!
— Жива?
— Нет. Умерла три года назад. Но многому успела научить. Была вместо мамы.
— Прости, а мама?
— Холера, — коротко объяснила страшную причину.
— Соболезную.
— Здесь это обычное дело… — Адаша задумалась. — Было, надеюсь.
«Это — бабушка надвое сказала, — подумал я про Адашино „надеюсь“. — Да, здесь, в этом городе, оставаться нельзя».
— Не нравится Марии Одесса? — либо Адаша хорошо читала мысли, либо я сейчас был, действительно, как открытая книга.
— Нет. Не нравится, — признался я, не скрывая своего удивления по поводу точности вопроса юной девушки.
— Это ей еще повезло… — Адаша усмехнулась. — Тут раньше такое творилось. Все эти болезни. Пыль, грязь. Саранча.
— Саранча⁈
«Не город, а какое-то средоточие казней египетских!» — подумал я.
— Саранча, — спокойно подтвердила Адаша. — Помню однажды, я маленькой еще была. И мама еще была жива. Мы всей семьей пошли на приморский бульвар. Море все-таки. Запах другой. Да и красиво было на закат посмотреть. Там много народу собиралось. Все семьями. С едой. Долго сидели и после заката. И так все было хорошо. Взрослые сидят, о чем-то разговаривают. Мы, дети, тут же рядышком играем во что-то, бегаем счастливые. Море — спокойное-спокойное, тихое-тихое. И звук моря в тот вечер до сих пор помню: будто надеваешь шелковое платье на себя. И вообще все звуки помню: голоса взрослых, наши детские голоса, шум волн. И тут…
Адаша здесь остановилась, покачала головой, опять, наверное, удивляясь тому, как быстро все в тот вечер изменилось.
— Знаешь, это произошло в одну секунду.
