Я Распутин - Алексей Викторович Вязовский
А портной вился вокруг меня, подкалывал сметанный на живую нитку крой булавками и закидывал вопросами. А какой рукав, а какой длинны, а насколько высокий воротничок… А я знаю???
— Ты портной, ты и думай. Я те нарисовал что хотел.
— Тогда последний вопрос — застежку какую делать? Крючки, пуговицы плоские, пуговицы шариком?
Может эти, как их, со смешным названием, клеванты, во! Не, слишком на китайскую куртку похоже получается. У Нео пуговицы мелкие, за них крест цеплять будет…
— Делай на крючках.
— На одних крючках не получится, расстегиваться будет.
— Значит, подогни крючки-то, чтобы петелька не соскакивала.
Пора, пора изобретать молнию и что там еще — скрепку, кнопку и промежуточный патрон с командирской башенкой. Ладно, шутки в сторону, нужен крест. Большой, серебряный, на цепи. Надо напрячься и вспомнить занятия по истории религии, нам вроде рассказывали. Называется он наперсным, носят его иереи… стоп, а не сожрут ли меня феофаны-антонии, если я крест не по чину сделаю? Может, не серебро? Точно, резной, дубовый! И красиво и без гордыни.
— Завтра пополудни все будет готово.
— Оба?
— Нет-с, оба никак не успеть, первый покамест.
Хм, а если за мной к нему клиенты потянутся, то он раскрутится, и неслабо.
— Ты вот что, бери подмастерья.
— Пока никак невозможно, — замялся портной.
— Бери-бери, не прогадаешь, обещаю. Будут еще заказы. И вот, запиши нумер.
— Телефон? — удивился мастер.
— Он самый. И адрес також — дом Стольникова, бывший Василия Козлова, где винная лавка была. Чую, много туда придется одежки носить.
Не могу сказать, что он прямо вот так поверил, но огонек надежды в глазах загорелся.
* * *
Вернулся на Обводный… вот это муравейник! Акинфич уже пригнал подводы со складов и мужики таскали в дом имущество, не отставали и бабы. И все веселые такие, видно, до этой минуты сомневались. И то — привел в пустой дом, живите, люди добрые, наслаждайтесь. А сейчас вон, кровати тащат, дрова разгружают, шепелявая гонит занавески шить, все при деле. Такими темпами день-два и обживут дом.
Мой этаж обживали еще быстрее. Капитан где-то купил резные лавки в старорусском стиле, на пол приемной кинул медвежьи шкуры. Уже стояли столы и стулья для секретаря, в кабинете тоже все было устроено — слева телефон, справа телеграфный аппарат, выдает бегущую ленту от Санкт-Петербургского агентства. Дал команду кроме письменного стола поставить стол для совещаний, повесить карту мира на стене. Раздобыть портреты царской семьи, пока хоть из «Нивы» вырезать. Будем вживаться в роль «правильного, системного» человека. Самовар еще нужен. Сейчас все большие дела делаются либо за стопкой беленькой или под чай.
— Батюшка, Григорий Ефимович! — крикнули снизу в пролет лестницы. — Тут до вас из полиции!
Кого это еще принесло? Или по ограблению?
— Проси сюда! — гаркнул в ответ, усаживаясь за стол.
По ступенькам поднялся полицейский с толстой прошнурованной тетрадью под мышкой, в шинели, фуражке, при шашке.
— Ты тут за старшего? — начал он в простоте.
Я откинулся на стуле, забарабанил пальцами по столешнице, выдерживая паузу.
— Я. А ты кто таков будешь? — отплатил я той же монетой.
Он чуть не поперхнулся и встопорщил тараканьи усы.
— Околоточный надзиратель Арефьев! А ну, покажь паспорт!
— Это можно. Да ты садись, садись, в ногах правды нет.
От взрыва спас капитан, вовремя переключил внимание на себя, помог служителю закона скинуть шинель, пододвинул стул. Я, пользуясь тем, что они заняты, успел вложить царскую записку в паспортную книжку и протянул полицейскому. Тот даром что не вырвал ее, взгромоздился на стул и принялся листать.
— Распутин, Григорий, из крестьян Тобольской губернии… Что-то ты больно дерзок, Гриш…горий Ефимович.
Ай, хамелеон, ай, молодец! Второй раз меня записка выручает. Увидел царский вензель и среагировал мгновенно! Видать, опытный служака, не одну собаку съел. А тут еще и телефон задребезжал. Капитан подошел, взял трубку.
— Григорий Ефимович, из Царского села, спрашивают, ждать ли вас завтра на обед?
— Раз государь звал, значит, буду непременно. Так как вас по батюшке величать? — повернулся я обратно к околоточному.
— Саввой Силычем, — проглотив комок в горле, выговорил тот.
Удивил — значит, победил. Побеседовали мы с ним, рассказал я про общину нашу, про кое-какие планы, даже вступить предложил. Тот обещал подумать, но, скорее всего, откажется, у нас сухой закон, а он, надо полагать, на стопку рассчитывал. Но пришлось ограничится двумя стаканами чаю, принесенного Манькой-Шепелявой.
Переписал он всех обитателей дома, остался последний вопрос — кто дворник?
— Такое дело, дворник нужен обязательно.
— А зачем, Савва Силыч? Нешто мы без дворника не управимся?
— Нет, нужен человек, с которого спрос — за дом, за мостовую, за уборку улицы.
Ну и за догляд полицейский, само собой, закончил я невысказанную мысль.
— Ну так у нас этим Мефодий Акинфиевич ведает, человек заслуженный, степенный, в возрасте. Подберет кого.
— Паспорта общинные бы переписать. А ну кто в розыске?
У некоторых из «небесников» банально не было никаких документов. Снялись с земли и пошли странствовать, паломничать. Эту проблему надо было как-то решать.
— Все сделаем, но позжее — я вздохнул, залез в карман. Попробуем старым, дедовским способом. Сложил листок бумаги конвертиком, засунул туда две красненькие купюры — Вот, хочу взнос сделать. В пользу столичной полиции, на дело защиты горожан.
— Это завсегда пожалуйста! — оживился Савва Силыч — Я тогда через месяцок, под Рождество зайду. Уж будьте любезны, почтенный Григорий Ефимович, обеспечьте паспорта к тому времени.
* * *
Следующим визитером стал местный поп — «пивной бочонок» на толстых ногах. Одышливый товарищ еле забрался на третий этаж, вытер пот со лба. Поискал куда перекреститься, не нашел. Нахмурился.
— Только заселились, батюшка — успокоил я попика и тут же предложил чаю. Священник вздохнул, всем своим видом показывая, что он и на что покрепче согласен — но удовлетворился и напитком из Китая.
— Протоиерей церкви Воскресения Христова Евлампий — представился визитер, шумно прихлебнул из чашки — Вижу склад то Васьки Козлова заселяется новыми жильцами, решил зайти. Освятить бы надо. Десять рублёв.
Круто так попик начал. Сразу с бабок. Вот глядишь на такого сребролюбца и понимаешь, почему вся продвинутая революционная публика ненавидит РПЦ и рассказывает о своем атеизме через одного.
— Место-то черное — продолжал стращать Евлампий — Тута в пятом годе человек погиб. Бочкой с вином задавило. Поди душа неприкаянная бродит.
Ты небось с Козлова денег срубил за отпевание, да освещение места… Я разглядывал попа и все никак
