Я Распутин - Алексей Викторович Вязовский
Дед как-то посерьезнел. Да и Стольников на меня поглядел с опаской. Ничего, лишний слушок не помешает.
Пришел пожилой доктор, посмотрел Дрюню. Подивился воротнику, что я соорудил, но одобрил.
— Держать в покое — велел эскулап — прикладывать лед.
Вот еще тоже задачка. Пока зима — устроить в дом ледник. Будет своя морозильная камера.
Вечером бабы натащили из ближайших лавок еды, накашеварили, что бог послал подручными средствами, мы поужинали, я рассказал о планах и задачах на завтра и объявил отбой.
* * *
Следующий день начался с суеты и детского крика — плакал ребенок у семейной пары. Только позавтракал и «отчитал» капитана — пришли телефонисты. А за ними и телеграфисты. На частный телефон, прямо как в советское время надо было стоять в очереди. И уж тем более трудно было представить собственный телеграфный аппарат. Но деньги решают все. Большая взятка в конвертике и вот рабочие уже тянут провода к дому.
— Лихо! — оценил капитан темп работ — А телеграф зачем?
— Будет типография — сможем газету делать. А новости для нее откель брать?
— Журналисты пусть работают.
— Это само собой. Но можно получать через Санкт-Петербургское телеграфное агентство.
А еще это отличный способ связи с агентурой. Договориться о шифре — что-нибудь торговое — и вот, они тебе телеграммы, ты им тоже. Можно связываться и через газету — обязательно потребуется раздел объявлений.
— Мудрено — вздохнул Стольников, в дверь заглянул Акинфич:
— Григорий Ефимович, по кроватями я все обкашлял, будут. Ежели похотим — интенданты и другую мебелю продадут со складов. Столы, шкапы, стулья… Есть списанные, есть новые…
— Бери новые. Закажи еще шкапы или там полки под книги, — я собирался сделать в доме хорошую библиотеку. Да и журналистам понадобятся.
Завхоз почесал в затылке, осмысливая услышанное.
— Лошаденку бы, с санями.
Да, транспорт нужен. В первую очередь возить дрова, их как продукты, в руках не натаскаешься.
— Покупайте — я отсчитал еще пачку денег. Средства таяли как снег на солнце — И ледник, ледник сделайте!
* * *
Телефонисты справились первыми. Отзвонились на станцию, проверили связь. Оставили толстенный справочник абонентов. Больше трех тысяч фамилий и номер. Солидно так Эриксон развернулся в Питере. Аппарат новейший, двадцать пять рублей. Абонентская — пятьдесят пять рублей в год, восемь за «удаленность от центральной станции», еще три за «индуктивный звонок». Итого пять с полтиной в месяц, это при том, что средняя зарплата по городу пятнадцать. Не хило так.
Первым делом я позвонил в Царское. Телефон взял секретарь, я оставил ему свой новый номер, поспрашивал о здоровье царевича. Меня узнали, поэтому ответили обстоятельно — встает с постели, играет, вчера даже гуляли на улице.
Второй звонок совершил в дом Лохтиной. Хозяйку не застал, зато поговорил с ее мужем, действительным статским советником. Владимир Михайлович был холоден, сообщил, что не одобряет знакомств жены со мной, никакой номер передавать не будет и вообще просит больше не звонить. Ну ничего, я не расстроился — просто попытаюсь застать в следующий раз саму Лохтину. Это связь я прерывать не собирался.
Зато мне очень обрадовались в клинике доктора Калмейера. Трубку взял сам профессор, громко заговорил со мной:
— Григорий, голубчик, куда же вы пропали? Привезли ваш аппарат, господин Лохтин все сделал. Нужна консультация!
Вот статский советник — бука, а дело сделал! Пообещал днями зайти в клинику и помочь чем могу.
Хотели меня видеть и в Зимнем. Секретарь Столыпина записал мой номер, сообщил, что со мной свяжутся.
После этого обзвона, я сходил проверить Дрюню. Боец не унывал, откуда то достал грифельную доску и мелом что-то на ней рисовал, лежа. Рядом сидело двое детей младшего возраста и белобрысый подросток с заячьей губой.
— Учитесь? — я погладил по голове девочку лет семи-восьми.
— Скучно, отче — вздохнул Дрюня — Вот штудируем счет.
— Вечером соберем всех взрослых. Начнем их тоже учить.
Парень уронил мел:
— Взрослых??
— Ты же отходил год в Политехнический? Вот и вспомнишь азы. Ничего сложного не надо. Чтение, математика, чистописание…
Поболтав с Дрюней, я вышел во двор. Тут кипела работа. Бабы собирались на Обводной стираться, мужики кололи дрова, красили забор, даже кобели были кем-то заботливо вычесаны.
— Отец родной! — ко мне подошла семейная пара. Жена вся такая опрятная, лучащаяся улыбкой. Муж сгорбленный крепыш. Под сорок лет оба — Не ладно, что Красного угла то нет в доме.
Бывший хозяин и правда, забрал все иконы.
— Схожу в соседний храм, попрошу батюшку — покивал я.
— Вот, глянь, Григорий Ефимович — крепыш снял короб со спины, достал оттуда древнюю, почти черную икону. Богоматерь держала на руках младенца Христа. Смотрела на него грустно-грустно!
— Откуда сие?
— Отец отдал в руки, умирая. Список с Иверской иконы. Древний.
— Вижу, что древний — я посмотрел внимательно на пару — А детки-то ваши где?
— Так умерли в голод то — улыбнулась женщина — Все трое. А я с той поры неплодна.
— Что же тут радостного? — удивился я.
— Детки наши нынче у престола Господнего. Отмаливают наши грехи. На душе хорошо!
Да… просто тут относятся к детской смертности. Дай бог один из трех доживает до подросткового возраста.
Семейная пара оказалась из Поволжья. Мужа звали Федотом. Жену Авдотьей. Голод, говорят, страшный был, да не в одной губернии, ели лебеду, крапиву… «Житья никакого не стало» — заключил Федот — «Снялись и пошли по белому свету, так и ходим, почитай, пятнадцать лет без малого». Пятнадцать лет! Это их, значит, в великий голод 1891-93 годов зацепило, помню, изучали на факультете. Катастрофа была настоящая, впервые дело до иностранной помощи дошло.
— Вот что… В Красный угол я иконы найду. А эту — я посмотрел на Богоматерь — Повесьте на стену дома, что глядит на улицу, над входом. Пущай плотник сделает доминку малую под икону, да место для лампадки.
— Так даже лучше — покивал Федот — Идет человек по улице и видит, что тута люди Божьи живут.
* * *
Оставил личный состав обживаться под надзором капитана с боцманом, а сам к портному, примерка же. Тот встретил радостный и назвал по имени. Вот те раз, я же ему не представлялся? Оказалось, вчера, следом за мной, пришли двое, спросили, тут ли Григорий Ефимович обшивается, портной по имени не знал, но ему описали внешность. Как убедились — заказали себе по костюму.
Вот тут я удивился. Если без заказа, то понятно, шпики,
