Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества - Сергей Николаевич Шкенев
А что стоят их летучие отряды? От мелких, численностью не более двух-трех капральств, до крупных частей в несколько тысяч штыков. Казалось бы, какой пустяк! Сотня блох не сможет съесть льва. Да, не сможет, но вполне способна свести его с ума. А в России блохи зубастые – налетят, укусят, отскочат. Кто предлагал полцарства за коня? Король Ричард неправ – всю империю за одно правильное сражение!
– Срочное сообщение, сир! – Лейтенант маркиз де Габриак, нынешний адъютант императора, появился бесшумно, будто вел род не от рыцарей Крестовых походов, а от лакеев, тем рыцарям прислуживавших. Мерзкий человек, но других нет, и этот наверняка проживет не более месяца. Восьмой с начала войны.
– От кого?
В голосе Бонапарта прозвучала неясная надежда. Неужели один из посланцев к русскому царю смог пробиться сквозь плотное кольцо партизанских отрядов? Хорошо если бы так. Лучше капитуляция и почетный плен, чем такая вот неопределенность. Почему Павел Петрович медлит? Почему до сих пор не уничтожил окруженную и практически безоружную армию? В отсутствие достаточного количества сил не верится, но какова же настоящая причина? Темнит и хитрит петербургский карлик!
При этой мысли император самодовольно усмехнулся – в отличие от английских, в русских газетах никогда не насмехались над маленьким ростом Наполеона. Видимо, есть с чем сравнивать. На злосчастном параде в Москве… впрочем, там немного помогли сапоги с высокими каблуками…
– Неподалеку упал воздушный шар, и наши егеря…
– Дайте сюда!
Можно и не спрашивать, чей это шар. А что же в донесении?
– Разрешите перевести письмо на французский?
– Вон отсюда!
Опешивший от неожиданной грубости адъютант вылетел пулей, оставив императора в одиночестве. А тот с тщательно скрываемым нетерпением зажег русскую диковинку – керосиновую лампу, чуть подкрутил закоптивший было фитиль и сломал печати на плотном конверте. Переводчик Бонапарту не требовался, так как после встречи с царем он поставил себе задачу изучить русский язык. Льстецы утверждали, что преуспел и будто бы акцента совсем не чувствуется. Врут, конечно. Однако знаний вполне хватает на чтение газет и таких вот редких трофеев.
И что пишут?
– Канальи!
Буквально через минуту с императора слетела напускная невозмутимость. Какого черта? Какие англичане? Какая императрица Жозефина Первая? Они что, все ума лишились? И еще венгры? Зачем им понадобилось осаждать Вену?
– Габриак!
– Я здесь, Ваше Императорское Величество.
– Передайте приказ вывесить белые флаги. Везде!
– Призыв к переговорам, сир?
– Мы сдаемся, идиот!
– Капитуляция?
– Нет, bliad, maslennitsa! – почему-то по-русски ответил Бонапарт. – Выполнять!
Если бы капитан Нечихаев знал о принятом французским императором решении, он бы непременно повернул обратно. Пусть потом разжалуют и отдадут под суд за невыполнение приказа, пусть! Но это будет потом. Плох тот солдат, что не носит в ранце маршальский жезл, а еще хуже тот офицер, который не хочет поставить в войне жирную точку. Неправду говорят, будто военный человек живет только на поле битвы, а в промежутках между оными лишь существует и мечтает о следующем кровопролитии. Это наглая ложь, придуманная ни разу не нюхавшими пороху обывателями. Наоборот, смысл жизни настоящего солдата и состоит в том, чтобы исключить возможность всяких сражений. А уж если случится таковое… тогда да, тогда приходится воевать. И собственная жизнь здесь – дело третье.
Но капитан Нечихаев не знал. Не знал и на каждом привале видел один и тот же сон: поднимаются винтовки… коротышка с завязанными глазами у выщербленной пулями стены… команда… залп…
– Твою мать! – Мишка рывком сел и долго всматривался в полумрак палатки, с трудом осознавая, что уже проснулся.
– Матка Боска Остробрамска! – рядом подскочил Ртищев, еще не до конца выдавивший из себя поляка. – Что случилось, Михаил Касьянович?
– Ерунда. – Нечихаев протер ладонями лицо. – Померещилось.
– Не скажите. – Сергей Андреевич дотянулся до стоящей между походными кроватями железной печки и вытащил уголек специальными щипчиками. Трофейными, из офицерского несессера. С вечера набитая табаком трубка немного похрюкала от энергичных затяжек и выпустила клуб душистого дыма. – Бывает еще сон в руку. Вот у меня однажды… Хотя нет, Марыся здесь совсем не из того… и Агнешка тоже… Барбара вообще из другого сна…
– А Екатерина Полуэктовна?
– Это святое, Михаил Касьянович.
– В смысле?
– Ангелам в грешных снах делать нечего.
– Понятно.
– А бывают сновидения с предупреждениями.
– Да? – Мишка положил руку на стоящую у кровати винтовку. – Может быть. Все же почти чужая земля.
Ртищев хмыкнул:
– Понятное дело, чухонские губернии никогда не станут русскими. Если только предположить сказочный вариант с переселением местных жителей куда-нибудь на Таймыр. Но государь Павел Петрович вряд ли на это пойдет.
– Почему бы и нет? – Нечихаев прогнал остатки сна. – Если экономически обосновать…
– Вы возьметесь?
– Я? Нет, не возьмусь. Но светлейший князь Кутузов неоднократно высказывал мысли…
– Мысли, не подкрепленные действием, называются мечтами.
– Мечты – это то, что сбывается. Все остальное – грезы. Но все равно Михаил Илларионович не похож на наивного мечтателя.
– Это точно, – согласился Ртищев и отложил погасшую трубку. – Сходить, что ли, посты проверить?
– Я с вами. – Нечихаев щелкнул крышкой часов, безуспешно пытаясь разглядеть в темноте стрелки. – Интересно, новый год уже наступил или мы еще в старом живем?
– Какая, собственно, разница?
– Не скажите, наступающий год будет високосным.
– И?
– И принесет большие неприятности.
– Кому?
– Ну не нам же!
– Понятно объясняете, Михаил Касьянович. Это нужно непременно отметить.
– Прямо сейчас?
– Нет, что вы, в походе не стоит расслабляться. А вот по прибытии в Кенигсберг…
Город встретил отряд капитана Нечихаева мерзкой погодой и невиданным доселе количеством питейных заведений. Многочисленные красочные вывески создавали впечатление, что у жителей Кенигсберга нет иных забот, кроме как хорошенько напиться. Закуску подсвеченные фонарями надписи не обещали.
– Почти заграница, – с легкой завистью, смешанной с укоризной, пробормотал кто-то из гусар при виде манящих уютом и теплом окошек. – Они что, на ночь не закрываются? Живут же люди!
– Вот этому я бы не стал завидовать. – Нечихаев указал на двух опрятно одетых господ, по виду немцев, меланхолично и скучно бьющих третьего прямо под вывеской «Ямайская питейная мастерская Иоганна Кошкодамского».
– Разнять бы да всем троим в рыло, – предложил все тот же гусар. – Разрешите, Михаил Касьянович?
– Некогда. Нас ждут.
Капитан отказал сразу по нескольким причинам. Во-первых, оборванец явно из судейских, что видно по остаткам прусского вицмундира, а
