Секретарь ЦК - Никита Васильевич Семин
— Нас размер своих владений устраивает, так что вопрос больше к противнику.
— Я слышал, — понизил голос Торибио, скосившись на сидящего отдельно ото всех молодого парня, — что предложение «завершить конфликт сейчас» шла от Огнева. И Сталин с ним согласился. Парень набирает большой вес в СССР. Может он… преемник?
Блюм тоже посмотрел в сторону молодого человека, который казалось полностью увлечен парадом, и не обращает внимания на окружающее.
— Не знаю, — протянул мужчина. — Сталин еще не так стар, чтобы задумываться о подобном. Только если почву готовит. Но у меня сложилось впечатление, что он не допустит передачи власти кому-либо, пока сам способен все контролировать. Наш посол в СССР дал ему максимально четкую характеристику, а я лишь убедился в этом при личном общении.
— И все же — если парня в ближайшее время переведут на более значимый пост, стоит к нему присмотреться, — заметил Игнасио. — Хоть мы и празднуем победу, но в воздухе все еще пахнет войной. И непонятно, зачем русские сейчас усадили всех за стол переговоров.
— Вы не видели их фильм с большим взрывом? — удивился Блюм.
— Что толку от одного взрыва?
— Не скажите, — покачал головой француз. — ТАКОЙ взрыв и сам по себе способен образумить самых отъявленных головорезов. А если в руках русских окажутся сотни ракет, способных доставить подобную бомбу в любой конец земли? Без всякой войны они смогут диктовать свою волю кому угодно — главное, чтобы у них производство такого оружия не встало. И как по мне — именно для этого они и остановили войну. Сохранить свой тыл, а после — приказывать всем вокруг, что им делать и как. И меня это пугает. Такая власть в одних руках… — Леон Блюм поежился.
Ответить испанцу на это было нечего. Он не очень верил, что СССР, даже имея такое оружие в своих руках, готово пустить его в ход по любому поводу. А если и найдется у вершины власти такой безумец, то его свои же сограждане уберут. Может не сразу, но сумасшедших не любит никто. Значит, и переживать не о чем.
* * *
Парад мне понравился. Даже первая часть, где начали с откровенно воинственного, чего уж греха таить, марша. Я в этот момент на товарища Сталина поглядывал — в курсе ли он и если нет, то как отреагирует. Но Иосиф Виссарионович был доволен. Глаза блестят, на членов политбюро поглядывает, да на наших союзников с побежденными противниками. Те между собой активно перешептываются, но о чем именно — не расслышать. Поэтому я мысленно махнул на них рукой и вернулся к просмотру парада.
Он отличался от того, что я видел в прошлой жизни. У бойцов не было времени отрепетировать идеальные «коробочки», поэтому не создавалось ощущения, словно перед нами роботы или какие-то клоны идут. Но равнение держать старались все. Вторым отличием стали плакаты с лозунгами, которые несли красноармейцы помимо знамен своих подразделений.
«Советский народ победил!»
«Пролетарии всех стран объединяйтесь против империализма!»
«Долой угнетателей рабочего класса!»
Подобные транспаранты несли в каждом подразделении, подчеркивая, ради чего мы сражались и вели эту войну. Инициатива Жданова, не иначе.
Под конец пошла техника. Сначала те боевые машины, что использовались в начале войны — БТ-5 и БТ-7, грузовики — легкий однотонник «Комсомолец» и более тяжелый «Калинин». За ними выехали на площадь прогремевшие на весь мир РСЗО «Колокольчик» и их усовершенствованная версия — «Набат». Замыкали строй новейшие танки Т-34. Их более грозный по сравнению с БТшками вид вызвал бурю восторга у зрителей парада. Левитан старался как никогда, торжественно описывая характеристики техники и места боев, где она себя проявила.
Под конец над площадью пролетела авиация. Самый большой интерес среди иностранных гостей на трибуне вызвал проход тяжелого бомбардировщика с подцепленным под дно макетом ракеты — той самой, что получила название «комарик». Когда Левитан озвучил неофициальное название ракеты, над площадью пронесся хохот москвичей. Но не презрительный, а веселый и с ноткой гордости — мол, наши «комарики» такие лютые, что кровь не только из людей пьют, но и из кораблей врага.
С семьей я вновь встретился уже после завершения шествия. Всех, кто был на трибуне Мавзолея, пригласили на банкет, и меня в том числе. Хорошо хоть на него уже допускались и семьи. Тот же мужчина, который привел меня на трибуну Мавзолея, уже стоял внизу у выхода с Людой и моими детьми.
— Ну как вам парад? — спросил я любимую, обняв попутно Лешу.
— Это было ууу! — вместо нее первым ответил сын. — А потом танки такие — урр! Но больше всего мне понравились самолеты! Как они над нами пролетели! Так шумели, что я чуть не описался!
Люда лишь улыбалась, слушая нашего сына.
— Все хорошо, нам понравилось, — заверила она, когда Леша перестал фонтанировать эмоциями. — Надеюсь, теперь-то мы сможем в отпуск на море съездить? Кто-то нам обещал, — ехидно протянула она.
— Уверен, теперь — сможем.
Сам банкет запомнился мне постоянной сменой лиц. То один подойдет перекинуться парой слов, то другой. И никому ведь не откажешь! Не те люди собрались в Кремлевском зале, чтобы их послать куда подальше. Мое сидение на трибуне Мавзолея вызвало ажиотаж среди партийной номенклатуры, вот и пытались они понять — с чего вдруг такой у меня «взлет». А я и ответить им толком не мог. Сам не знаю, что товарищ Сталин задумал.
День закончился для нас почти в полночь. Люда из-за детей вынужденно ушла с банкета еще около восьми вечера, а мне пришлось находиться в Кремле еще два часа. И вроде никаких серьезных разговоров не велось, но даже по паре ничего незначащих фраз перекинуться с малознакомыми людьми — выматывает зверски. Так я еще и алкоголь в отличие от остальных не пил. И чувства «расслабления» не было совершенно.
Зато с каким наслаждением я упал в кровать! Чтобы утром слезть с нее из-за трели звонка.
— Алло, — услышал я голос Люды. — Он еще спит… Поняла, сейчас позову.
Когда я выглянул в коридор, любимая уже шла мне навстречу.
— Там тебя просят к телефону, — махнула она рукой. — Говорят, товарищ Сталин хочет с тобой поговорить! — сделала она страшные глаза.
