Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества - Сергей Николаевич Шкенев
– Так не специально же, ваше благородие!
– И тем не менее… Вообще отвернись.
Для приведения пленника в чувство подошел все тот же капустный рассол, так как иных жидкостей в избе попросту не нашлось. Два кувшина, выплеснутых в лицо, и сильные похлопывания по щекам способствовали выведению лейтенанта из беспамятства. А чтобы не заорал, изобретательный пан Сигизмунд предложил надеть французу на голову обыкновенный глиняный горшок – пусть речь станет труднее разобрать, зато хорошо заглушит возможный крик.
Так и сделали. И первое, с чего начал избавленный от кляпа лейтенант, так это с предъявления претензий:
– Вы не имеете права обращаться подобным образом с офицером и дворянином!
На пана Пшемоцкого и Кузьму Петрова, не владеющих, французским языком, эмоциональное высказывание впечатление не произвело, но Денис Давыдов нахмурился:
– Я не вижу перед собой дворянина.
– Но позвольте…
– Не позволю! Благородное сословие во Франции истребили во время этой вашей революции. – Последнее слово Денис Васильевич произнес с нескрываемым отвращением. – Так что учтите: законы Российской империи чрезвычайно строги к самозванцам. Традиции…
– Мои родители успели бежать в Англию.
– Вот как? – воодушевился капитан-лейтенант. – Это же полностью меняет дело! Ну что же вы сразу не уточнили такой важный момент?
– Не успел, – прогудел из-под горшка француз. – Но как это повлияет на мою судьбу?
– Судьбу? О какой судьбе можно говорить, если по указу Его Императорского Величества любой англичанин, вступивший на русскую землю, подлежит незамедлительному повешению? Так что успокойтесь, пытки вам не грозят, а веревка довольно милосердна и не принесет лишних страданий. Мыла только нет, уж извините.
Но что-то в интонациях Дениса Васильевича прозвучало такое, что обнадежило лейтенанта и дало пищу к размышлению и новым вопросам:
– Есть иные варианты?
– Сколько угодно, сударь. Во-первых, мы вас повесим.
– Не подходит.
– Согласен. Во втором случае вы будете расстреляны после допроса с пристрастием как военный преступник. Нет, не перебивайте… Еще я могу отдать вас в руки этого крестьянина.
– А живым остаться нельзя?
– Ну почему же? В жизни есть место не только подвигу, но и чуду. Если расскажете о диспозиции и ближайших планах вашей армии, то кто знает, как оно повернется?
– Все расскажу. Спрашивайте, месье!
Глава 8
И опять дорога. Бескрайняя русская дорога, с которой куда-то исчезли привычные еще пять лет назад глубокие ямы и заполненные жидкой грязью колеи. Гравий поверх толстой песчаной подушки тихонько похрустывает под конскими копытами, и размеренный звук располагает к размышлениям. На этот раз всадников трое – двое чуть впереди, а последний немного приотстал из-за норовистого жеребца, приучаемого плеткой к новому хозяину.
– Вряд ли наш поступок можно назвать благородным, Денис Васильевич. – Пан Пшемоцкий первым нарушил молчание. – Неужели нельзя было взять пленного с собой?
– Знаете, Сигизмунд Каземирович, – ответил Давыдов, – я ведь его не обманул. Ему кто-нибудь обещал жизнь? Нет! Лейтенанту дали надежду на чудо, но оно, увы, не случилось.
– Вы правы, – кивнул поляк. – Но все равно в душе что-то скребет. Будто ежик внутри поселился и постоянно ворочается. Нехорошо…
– Мне тоже, – согласился капитан-лейтенант. – Знаете, даже сон наяву почудился… Видел себя гусарским полковником, и в том сне я приводил в Юхнов бесчисленное множество пленных. Не одновременно, конечно, но часто.
– Странно, – покачал головой Пшемоцкий. – Где мы, а где тот Юхнов?
Денис Васильевич пожал плечами и не ответил. Так и поехали дальше в полном молчании. Каждый в своем молчании.
Кузьма Петров вообще говорил редко, только время от времени материл ведомых в поводу заводных коней, доставшихся в наследство от французских егерей, да поглаживал оцарапанную пулей ногу. Ранение пустяшное, с такой плотностью неприятельского огня при отступлении из деревни могло и серьезней зацепить, если вообще не убить, но довольно болезненное. Но не беда – трофейный гнедой мерин с лихвой окупит все тяготы и лишения службы с новым командиром, как прошедшие, так и будущие. А они грядут, тут к бабке не ходи… Но выгодно же! Кошелек с восемью двойными наполеондорами грел душу, а ведь это только начало! К концу войны можно на собственную маслобойку заработать, а то и паровую мельницу в Смоленске поставить. Или одно другому не помешает?
Пан Сигизмунд пребывал в молчании совсем по иной причине. Нет, он более не переживал об убитом французском лейтенанте – Денис Васильевич все объяснил, а смерть от удара ножом в сердце достаточно благородна… Вот если бы горло перерезал, как барану! Но, хвала Иисусу Сладчайшему, русский офицер повел себя на редкость благопристойно, и претензий к нему нет. Другая мысль угнетала отважного потомка герба Радом. Даже не угнетала – вводила в полное уныние.
Умом и рассудком он понимал, что воевать втроем против многочисленного противника – попросту глупость, но поколения благородных предков смотрели с небес укоризненно на отступившего перед опасностью потомка. Душа болела и плакала, разве что кровью не обливалась. Даже брошенные капитан-лейтенантом гранаты не успокаивали – много ли толку от тех гранат? Ну, человек пять-шесть побили, и это в лучшем случае. И троих, выскочивших на звук взрывов, взяли на сабли. Но Давыдов еще и ругался, что не получилось уйти тихо. Странный он какой-то.
Сам же Денис Васильевич обдумывал полученные от пленного сведения, которые, честно сказать, вовсе не понравились. Этот батальон егерей, засевший в деревне, на самом деле представлял собой два эскадрона из дивизии генерала Келлермана и получил задачу расчистить путь отступающей французской армии. Подобных отрядов послано множество, и главной их целью являлось уничтожение мешающих снабжению партизан. И в засаде-то затаились в ожидании отдельной роты капитана Завадского, о чьем выдвижении в район Малых Вишенок сообщила разведка.
– Определенно с Петра Львовича нужно будет истребовать дюжину цимлянского! – произнес вслух Давыдов и оглянулся на дым далекого пожара. – Мы же его предупредили. Не так ли?
– Вы о чем, Денис Васильевич?
– Да я так, о своем.
– Не скажите, – не согласился пан Сигизмунд. – Дело защиты Отечества есть задача общая, и лишать боевых товарищей права на обсуждение оной… Это просто возмутительно!
Капитан-лейтенант, не ожидавший от поляка проявлений великодержавного патриотизма, не сразу нашелся с ответом, настолько глубоко оказалось его изумление. Нет, определенно мир сходит с ума и незыблемые доселе постулаты предстают ложными и ошибочными.
– Что вы подразумеваете под патриотизмом, Сигизмунд Каземирович?
– То же самое, что и вы. Знаете, Денис Васильевич, с некоторых пор я считаю неправильным высказывание Цезаря о том, будто бы лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме.
– Вот как?
– Да-да, и не спорьте. В этой фразе глупое позерство, и не более того. Скажу даже
