Выпускник - Мэт Купцов
Матери досталась сложная судьба. А кому в эту пору досталась легкая.
Жена непростого человека. Отец четыре года был на фронте, ранения, командировки.
Но зато ее берег брат — дядя Витя.
Он был как ангел–хранитель. Если отец бросался грудью на амбразуру, то Витя всегда стоял за его спиной и следил, чтобы хоть кто–то из них вернулся живым.
Дядя Витя, вот кто всегда знал, как всё провернуть с умом. Если отец был героем с автоматом, то Витя — героем с головой.
Он рассказывал, как в свои пятьдесят сам чуть не отправился вслед за моим отцом.
— Поймал я опасного преступника. А этот, гад, воткнул нож в спину и живот. Три месяца валялся по госпиталям, но никому ничего не сказал. Особенно твоей маме.
— Как ты выжил, дядя Витя? — спрашиваю, глядя на него, какой он весь подтянутый, как всегда, будто ничего и не было.
— Да так, — отвечает он, ухмыляясь, — просто не хотел вас всех тут одних оставить.
Задумчиво смотрит на меня. Прищуривается.
— Нет, конечно, если честно, то в момент удара ножом понял, как это — умирать. Медленно, больно и совсем не героически.
— Но на следующее утро я всё ещё был жив. Может, потому что упрямый. Может, потому что действительно не хотел вас оставить.
А сестре, маме твоей сказал:
— Командировка была долгая.
Вот тебе и командировка, как у твоего отца.
Но я не хотел тревожить твою мать. Она и так пережила своего мужа, фронтовика, который всегда был на грани жизни и смерти.
Город уже спит. И я возвращаюсь в свою кровать. Лежу, закинув руки за голову.
Почему пятьдесят лет стало для мужчин моей новой семьи такая же роковая цифра, как и для меня?
Совпадение или какой–то знак?
Дядя Витя в свои пятьдесят выкарабкался, а отец — нет.
И вот что удивительно: я тоже в свои пятьдесят умер, но почему–то сейчас живой.
Что–то мне подсказывает, что всё это не случайно.
Есть в этом связь. Мне дали время.
Словно закодирована, вшита она в эту цифру — пятьдесят.
Когда мой отец не вернулся из той командировки, нам выдали ордер на квартиру. Мать его получала, отец отсутствовал.
Отцу дали квартиру, как инвалиду, как фронтовику, как человеку, который отдал всё, что у него было, для победы и для страны.
Квартиру — со всеми удобствами. Газовая плита на кухне. Совмещенная ванная с санузлом. Хрущевка. Но своя отдельная квартира.
Это тебе не барак, где я — Макар Сомов родился и прожил до первого класса. Не длинный коридор, как в общежитии.
Помню в бараке стекло разбилось накануне Нового года. Отец как обычно был в командировке. Мать нашла где-то кусок старой фанеры, прибила, как сумела. Но того куска фанеры не хватило на все окно. Заложили подушками зияющую дыру. Лютая зима стояла, в квартире была холодрыга. Тут вовремя комиссия пришла из военкомата обследовать наше жилье. Переглянулись товарищи и постановили, что не гоже семье героя проживать в подобных условиях.
А теперь вот он — пятиэтажный кирпичный дом. Площадка одна на этаже на четыре квартиры. Балкон свой отдельный есть. И две светлые смежные комнаты.
Я маленький был, лет семь мне было тогда. Помню, как радовалась вся семья, отца все ждали, чтобы он тоже порадовался. Только вот он так и не увидел её — той квартиры. Не успел.
В голове вдруг всплывает картина — зеркала завешаны черным.
Квартира, которую отец так и не увидел, а в ней — мы, вся семья, сидим за столом. Мрачно, подавленно и очень тихо.
Что это было?
Думали, новоселье справлять будем. А тут похороны.
Отца не стало.
Глава 4
Утром перед тем, как пойти в школу, звоню из автоматной будки бригадиру Валере.
Переговорив с ним, возвращаюсь домой.
— Макар, ты чего так рано? — встревоженно спрашивает бабушка.
— В школе карантин на неделю объявили. Ветрянка, — ляпаю первое, что приходит в голову.
— Так ты не ходил сегодня в школу?
— Светку Горшкову встретил, она сказала.
— А–а! Тогда как раз отдохнешь, придешь в себя.
— Вот я и собрался отдыхать. Уезжаю, — буднично
произношу и прохожу в зал.
Здесь в смежной комнате определено мне место. На диване сплю, на столе лежат учебники. И тумбочка есть, где мои письменные принадлежности хранятся, а на стене прибиты полки с книгами.
Все оборудовано для ученика советской школы.
Скольжу взглядом по выделенному мне пространству и начинаю скидывать вещи первой необходимости в зеленый холщовый рюкзак.
— Я по делам, — говорю решительно.
Сегодня я в комоде наткнулся на семейный альбом, увидел фронтовые фотографии отца и обнаружил пачку писем матери с фронта.
— Ох! — вздыхает бабушка и падает на стул, слышу, как он скрипит, но не поворачиваюсь.
— Когда еще выпадет такая возможность? Смотаюсь быстро туда и обратно, — затягиваю покрепче ремни на рюкзаке и иду в прихожую.
— Куда туда и обратно?
— На дачу к дяде.
— Макар, ты хоть учебники с собой возьми. У тебя же выпускной класс.
Лишняя тяжесть мне ни к чему. Да и заниматься времени точно не будет.
— Все, ба. Маме скажи, чтобы не волновалась, у меня все хорошо.
Обуваю ботинки, и, перекинув рюкзак через плечо, выхожу из квартиры.
А спустя неделю возвращаюсь домой усталый немытый и голодный. В кармане штормовки в старом газетном свертке лежат сто рублей.
Запах свежеприготовленного борща