Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев

— Но в Испании беспорядок, король и инфант бежали за океан, власть в Мадриде слаба, и её оспаривают местные хунты! — удивлённо развёл руками Моро. Что же, не горячится — значит, слушает.

— Что же… Наварра и Каталония… Французов там так любят?

— Какое это имеет значение? Со временем мы, в конце концов, полюбим друг друга! — пошутил Моро.

— По-русски это звучит более лаконично: стерпится-слюбится. — я опять изображал старого опытного учителя.

— Да, это значительно короче, но разве в этом есть разница? — мой собеседник начал слегка раздражаться.

— Наверное, нет. — я усмехнулся, — А сколько войск сейчас стоит в Пуату? Чтобы поддержать в спокойствии и верности Парижу провинцию, которая уже много сотен лет — часть Франции.

— Какое это имеет значение? — раздражение его усилилось.

— Сорок пять тысяч человек, дорогой мой Жан. — мягко проговорил я, — А сказать Вам, сколько войск стоит в Бретани с той же целью?

— Что? — он понял: нечто важное от него ускользает, и попытался уловить смысл моих вопросов.

— Вам легко содержать такую армию только для поддержания порядка? Как у Вас с деньгами?

— Нам всё это даётся весьма нелегко. — признал бывший Первый Консул.

— Представьте себе, сколько солдат, а значит, денег, будет нужно, чтобы удержать земли, где французов ненавидят? А ведь это горы, Жан… Помните, солнечные Корсику и Сардинию, откуда вас вышибли туземцы? — вот теперь до него дошло.

— Вы переживаете за Францию? — удивился Моро.

— Я? Да мне, в общем-то, всё равно, какова будет дальнейшая судьба Франции! — рассмеялся я, — Меня волнует только и только Россия, мой дорогой Жан.

— Тогда почему Вы отговариваете меня от вторжения в Испанию?

— Я уже сказал, что мне нужен мир в Европе. Мир означает, что будет расти торговля — я заинтересован прежде всего в этом.

— Мой дорогой брат Павел, — медленно начал император Франции, — но ведь мир в Европе будет означать, что будут меньше покупать русские продовольствие и оружие.

Здесь я просто широко улыбнулся и сказал ему то, что давно обсуждалось в моих приказах:

— Жан, для Вас это, конечно, может быть новостью, но последние четыре года Россия торгует исключительно запасами, которые залежались на наших складах. Нам невыгодно вывозить даже макароны — сейчас всё отлично продаётся внутри государства. Излишки ещё какие-то, конечно, есть, но в целом — мы не испытываем острой необходимости в торговле продовольствием.

А оружие… Вы серьёзно думаете, что его покупают, когда идёт война?

— А уж сколько всего интересного можно будет продавать, если у вас, европейцев, появятся свободные деньги… — но вот это я только подумал, зачем такое говорить вслух, умный и так поймёт.

— Вы хитры, брат мой… — наконец-то я заставил Моро серьёзно задуматься.

— При чём здесь хитрость? Мы расчётливы.

— Почему Вы тогда не против расширения Франции на Восток Европы?

— Я думаю, что Вы и сами догадались о причинах подобного, дорогой Жан. Германия в качестве самостоятельного игрока мне уже не нужна — император Франц погубил всю эту затею. Мне необходим союзник, который поможет мне в этом вопросе. Кто, если не Франция?

— Забавно… — покачал головой Моро и посмотрел на море, — Гибралтар и Капстад не обсуждаются?

— Что здесь обсуждать? — пожал я плечами, — Испания должна нам просто чудовищные суммы, выплатить их в обозримом будущем у них явно не выйдет. Гибралтар мы лишь арендуем, пусть и на сто лет, но всё же — хоть так Иберия будет платить по счетам. А Капстад… Там всё ещё проще — голландцам нужна защита, а что для этого подойдёт лучше, чем расположенная не очень далеко русская провинция? В сам Капстад мы не лезем. Нет, мы, конечно, поможем построить защитные сооружения в этом порту, но наш гарнизон оттуда уйдёт, как только голландцы смогут восстановить город.

— Держите нас за горло?

— А Вы против? — вопросом на вопрос ответил я.

— Мне хотелось бы получить Ваше согласие по Савойе[3] и Пьемонту[4]. — церемонно, но с улыбкой поклонился мне Моро.

Молодец, всё понял правильно — наше согласие на присоединение к Франции итальянских территорий, включая Турин, напрямую связать с лояльностью новой Империи по Важному для нас вопросу.

— Это возможно. — кивнул я ему.

— Так какова будет судьба Германской империи? — тихо спросил новоиспечённый император.

— Здесь всё просто, брат мой. Вам она нужна?

— Нет. — мгновенно отреагировал Моро.

— Мне тоже. Империя упустила свой шанс на долгую жизнь. К тому же ни мне, ни Вам не нужны претензии на те немецкие земли, которые мы уже считаем своими. Пусть княжества останутся неким разделительным барьером, который обезопасит наши империи, дорогой мой брат, от столкновений в будущем.

Возникла пауза, бывший Первый консул думал. Но моё предложение его на самом деле устраивало, так что после нескольких минут тишины он согласно кивнул. Так проходит слава земная. Что же, теперь Мировых войн по вине Германии уже не будет. По крайней мере, я на это надеюсь…

— Однако, кроме этого, у нас есть ещё несколько нерешённых вопросов, брат мой Павел. — после небольшой паузы продолжил француз.

— Какие же?

— Меня слегка смущают Ваши планы по Ганноверу и Нидерландам. Передача этих земель Дании или закрепление их за Россией будет воспринята нами и немецкими князьями как большая ошибка. Да и у Франции тоже есть интересы там, тем более что наши войска всё ещё в Антверпене.

Вот эта тема была мною заранее определена как предмет торга — мне вовсе не нравились совершенно безумные планы моего зятя Фредерика по созданию Великой Дании, но самому ломать их мне было точно не с руки. Требовалось, чтобы противодействие датскому проекту оказывала прочая Европа, а я лишь лавировал бы и соглашался с позицией, так сказать, общественности.

— Я не буду решать этот вопрос за спиной своего союзника. — мягко отклонил я эту тему, — Давайте обсудим это в кругу Конгресса.

Моро понял, что я не буду давить на него и здесь вполне можно что-то получить, и удовлетворился результатом.

— Ещё меня волнует положение в колониях, дорогой Павел. Мы лишены владений в обеих Индиях…

— Америка не для Вас, дорогой брат, — помахал я пальцем, — там всё