Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Шэн Цзыюнь согласно кивнул и, расстроенный, в оцепенении уставился на заварочный чайничек. Он беспокоился, сумеет ли уговорить семью отпустить его на волю, и мысли об этом занимали его на протяжении всего представления, так что у него не было даже времени послушать, что пел Шан Сижуй. В полночь Шан Сижуй с Ли Тяньяо вернулись со сцены, переговариваясь между собой, и Шэн Цзыюнь поспешил поднести Шан Сижую чаю и полотенце, однако чай оказался заварен слишком крепко, отчего горчил, а от полотенца стыли кости. Когда же он снимал с Шан Сижуя украшения для головы, то зацепил серебряной шпилькой накладные волосы, и одна прядь оторвалась. Шан Сижуй нахмурился и взглянул на него, но все же сдержался и не выказал раздражения. Про себя же подумал: «Ты собрался прийти в мою труппу “Шуйюнь”, а с такой тонкой работой справиться не в состоянии, и чему только в университетах учат студентов?!»
Тут вбежал слуга Ли Тяньяо, скользнул по Шан Сижую странным взором, а затем склонился к хозяину и прошептал что-то ему на ухо. Ли Тяньяо заликовал, словно удовлетворил одну из своих низменных страстей. Прочистив горло, он приказал:
– Иди сейчас же и передай барышне Чжан и госпоже Ли, что наш Шан Сижуй приехал в Шанхай исключительно по делам, его волнует только выступление в театре, ни до чего другого дела ему нет. Если они хотят, чтобы я передал записку, это невозможно. Вот так всем и отвечай! – Договорив, он с улыбкой взглянул на Шан Сижуя, такой довольный, словно присвоил себе чужие заслуги. – Шан-лаобань, из-за тебя я обидел немало людей!
Шан Сижуй, глубоко ему признательный, улыбнулся в ответ:
– Ли-лаобань, прошу прощения за хлопоты!
Все эти дни благодаря слухам о его романе с У Юэлай, разлетевшимся по шанхайской набережной, барышням и наложницам из высшего общества не сиделось на месте, их преследовала одна и та же мысль: «Если даже проститутке удалось завоевать сердце Шан-лаобаня, то чем мы-то хуже?» В подобных случаях лучше всего отказать всем разом, а то за каждой барышней не уследишь, легко попасть впросак, да и терпения у Шан Сижуя не хватило бы отклонять одно приглашение за другим. Нельзя допустить, чтобы поползли новые слухи об интрижках Шан Сижуя. Если газеты опять раздуют шумиху, он вовсе не сможет приезжать больше в Шанхай, превратившись в истинного «нечистого духа театра», соблазняющего женщин.
Ли Тяньяо спросил у слуги:
– Задний вход по-прежнему заперт?
Слуга ответил со смехом:
– Ах! Охраняется так, что и сквозняк не проскочит! Все надеются на встречу с Шан-лаобанем! Два года в «Тяньчане» не было так оживленно! Только с приездом Шан-лаобаня я узнал, что шанхайцам, оказывается, так нравится пекинская опера!
Услышав это, Ли Тяньяо нисколько не позавидовал: он выступал на сцене исключительно ради заработка и известность готов был поменять на деньги. Шан Сижуй помог ему заявить о себе во всеуслышание, и чем больше шум, тем лучше для него. Он обернулся к Шан Сижую и пожаловался:
– Ну вот скажите, что нам делать?! Нам ведь надо еще поужинать после спектакля.
У Шан Сижуя уже нашелся способ:
– Сними грим, замотайся шарфом и выходите вместе, затем запри заднюю дверь на замок и скажи, что я уже ушел.
Этот искусный трюк и в самом деле сработал: журналисты и страстные поклонники театра подумали, будто Шан Сижуй смешался с толпой актеров и улизнул, и с тяжелыми вздохами разошлись по домам. Спустя четверть часа никого уже не осталось, и только тогда Шан Сижуй с остальными тихонько проскользнули в заднюю дверь. Шэн Цзыюнь нерешительно пробормотал:
– Наша машина припаркована поблизости на дороге, только мы в нее сядем, и они нас уже не побеспокоят.
Шан Сижую лень было что-то объяснять. Ли Тяньяо сказал со смехом:
– Как раз потому, что эта машина принадлежит семье Шэн, свора журналюг от нас не отвяжется. Стоит им узнать номер вашего автомобиля, как назавтра семья Шэн обнаружит себя на страницах газет.
Испуганный Шэн Цзыюнь мигом умолк.
Задние двери театра «Тяньчань» выходили в переулок, а рядом находился прилавок, где театралы, расходившиеся после спектакля, могли купить суп с вонтонами и рисовыми шариками с начинкой. Когда Шан Сижуй впервые приехал в Шанхай десять с лишним лет назад, эта лавочка с вонтонами уже стояла. Она располагалась на прежнем месте, и продавец, все тот же старик, так и не различает, кто перед ним. Будь ты знаменитым актером, статистом или же рикшей – все одно, он назовет тебя господином. Когда Шан Сижуй выступал в «Тяньчане», всякий раз после спектакля непременно съедал тарелку вонтонов. И хотя Шан Сижуй прекрасно помнил старика, тот, кажется, совершенно его не помнил, потому всякий раз приходилось напоминать ему, чтобы не клал мелко нарезанный зеленый лук. На дне миски с обжигающим супом плавали вонтоны с мясной начинкой, тесто пропиталось ароматным бульоном; стоило их надкусить – и во рту расплывалось невыразимое, густое блаженство. Шан Сижуй добавил в миску две столовые ложки масла из острого перца и с удовольствием все умял, вспотев от остроты. Взглянув на то, как Шан Сижуй поглощает перец с зирой, словно только ради этого и приехал в Шанхай из Нанкина, Ли Тяньяо аж перепугался, в голову ему пришла мысль, что каждый из нас одарен по-разному, вот голосу Шан Сижуя, прекрасному от рождения, никакие измывательства не страшны. Перекусив, они собрались уже вернуться в гостиницу поспать. Шэн Цзыюнь первым уселся в машину на переднее сиденье, и увидев, что шофер, прикрывшись шляпой, задремал, толкнул его. Шофер убрал с лица шляпу, и потрясенный Шэн Цзыюнь вскричал:
– Второй господин Чэн!
Вот уже несколько лет подряд в Шанхае происходили забастовки и студенческие волнения, на сей раз добрались они и до текстильных фабрик. После Нового года рабочие потребовали повышения зарплаты и разговора с владельцами, а если человек не выйдет на работу хотя бы один день, все машины тут же останавливаются. Ну а все, что случалось в Шанхае, разумеется, было целиком в ведении Чэн Фэнтая. Как раз скончалась старая княгиня Ань, и Фань Лянь, как ее родственник, должен был участвовать в похоронах. В этот лютый холод, помимо того, что Чэн Фэнтаю пришлось преодолеть немало трудностей, не успел он разругаться с бригадирами, как, выйдя на улицу, тут же услышал сплетни о романе Шан Сижуя и У Юэлай. Весь Шанхай уже кричал об этом, газеты пестрили снимками и на редкость красочными репортажами – в
