Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев
После скоропостижной смерти патриарха мне пришлось долго и сложно искать ему замену. Слишком много иерархов могли рассчитывать на высочайший пост уже в поистине всемирной церкви, а задачи по сведению воедино целого набора православных общин, и даже иногда не совсем чтобы по-настоящему православных, никто не отменял.
Я потерял не только друга, но ещё и верного единомышленника, которому не надо было ничего объяснять и можно было довериться безоглядно и безнадзорно. Так что, найти замену такому человеку было практически нереально. Виссарион же оказался наиболее подходящим к этой роли: родом из венгерской Словакии, не предавший свою древнюю православную веру под натиском католиков, попавший во время одной из войн в турецкий плен, ставший монахом в тогдашнем Константинополе, приехавший вместе с греческой делегацией в Россию и сделавший быструю карьеру уже у нас, прошедший много испытаний, известный теолог и оратор, он был ещё и искренне предан моему престолу, считая, что истинная вера сегодня может стать вселенской, лишь идя рука об руку с властью земной.
Виссариону приходилось непросто: он держал на коротком поводке целый сонм истовых проповедников, считавших только себя выбранными самим Творцом для объяснения Его воли, да ещё и кучу себялюбивых иерархов, которые не терпели вмешательств в зону собственных интересов, что усугублялось по-прежнему ещё сохранявшейся некоторым отличием в религиозных обрядах и порядках, принятых среди разных народов, составлявших население Русского царства, да и отличия в языках и обычаях никто не отменял.
Сейчас, когда прошло почти три месяца, я уже мог достаточно обоснованно надеяться, что выбор мой был правильным — патриарх вполне справлялся, и я начинал понемногу доверять его мнению. Однако сейчас случай был нестандартным.
— Извините меня, отец Виссарион. — я приложил руку к сердцу и немного поклонился, — Привычка. Как Вы знаете, отец Платон был моим учителем с самого детства. Боюсь, что я ещё не раз назову Вас его именем!
— Воспринимаю это как лестное слово для скромного монаха! — улыбнулся Патриарх в бороду.
— Что же, тогда будем так и считать! — на сей раз и я улыбнулся ему, — Так почему же церковь сменила своё мнение? Владыка Варшавский всегда отрицал такую возможность даже в теории.
— Отец Антоний надеялся, что покой и порядок принесут мир в сердца людей, но злоба слишком укоренилась в этой земле. Ненависть кипит в их душах, отрывает их от Бога, пусть некоторые из них и поражены тленом ереси, но они дальше от света истины, чем многие иные в других землях. Владыка устал и считает, что только воля царства нашего усмирит рознь их. Пейзане найдут умиротворение в труде и достатке, шляхта — в битве и службе, а мещане — в торговле.
Но для этого их надо включить в плоть империи, заставить напитаться соками разума и веры. Сами они не в силах сделать этого — слишком мало верных людей, слишком мало разумных.
— Вы очень поэтичны, Владыка. Однако я Вас понял. — кивнул я ему, — Сначала я даже беспокоился, что именно наши действия вызвали распад Польши, но оказалось, что самые острые противоречия не между провинциями, столь отличающимися по вере, национальному составу и способу заработка.
— Ну, разногласия-то между ними есть. — покачал головой мой собеседник.
— Есть. Но именно такие разногласия до сих пор нами отлично гасились Коронным советом, пусть избрать нового короля им было и не под силу, но всё же войны между княжествами не было. Владыка Антоний держал ситуацию под контролем… Но вот внутри провинций всё только становилось хуже.
Мы считали, что вмешиваться в отношения между сословиями нам не стоит, а их вечный конфликт только способствует массовому переселению жителей Польши в наши пенаты.
— Государь, но всё ведь именно так и было. — усмехнулся Виссарион.
— Да. И я бы, признаться, предпочёл сейчас сохранение status quo. — в ответ улыбнулся я, — Мор по всей Европе, нескончаемая война — всё это вызывает крайнее напряжение сил всей России. В такой ситуации ещё и присоединение Польши…
— Вы будто не желаете, государь, даже думать об этом. — Патриарх пристально смотрел на меня.
— Да нет. Просто это всегда не вовремя… Я планировал уже завершить войну и уменьшить военные расходы, а сейчас вся армия занята борьбой с мором и наведением порядка. Голенищев-Кутузов мечется по Польше, пытаясь гасить волнения, но они слишком уж непредсказуемы и нелогичны. В Варшаве чумной бунт: католики упрекают православных, в Кракове ровно наоборот — православные убивают католиков, обвиняя их в нарушении карантина; в Данциге и православные и католические крестьяне дружно режут лютеран, слишком уж увлёкшихся обманом в торговле. В каждой деревне сосед душит соседа…
Боунапарт разрывается, наводя порядок в Италии, Австрии и Венгрии. Светлейший князь Константинопольский просит новые силы, ибо датчане слишком уж много пытаются сожрать и давятся этим — вон в Копенгагене уже по несколько сотен человек умирают каждый день.
— Земли, которые вошли в состав России, такого на себе не испытывают, порядок там непоколебим, даже карантины почти не вводятся. Владыка Антоний считает, что польские крестьяне воспримут присоединение к царству как избавление от всех своих проблем и даже помогут нашим войскам, а это серьёзно всё упростит. — спокойно сказал Патриарх.
— Ну, положим, Румянцев обещает поддержку своему проекту и среди части шляхты, и даже некоторых мещан Пруссии. Однако для самого малого сохранения их лояльности нам предстоят огромные усилия и расходы, а уж борьба с противниками такой идеи грозит вылиться в новую войну.
— Небольшую. Владыка Антоний уверил меня в этом, и, если бы не острая необходимость находиться сейчас в польских землях, он смог бы лично доложить Вам, государь, свои резоны. — Виссарион был убеждён в правоте митрополита Варшавского.
— Да, я знаком и с мнением Владыки… Забавно, что проект поддерживают очень многие мои советники… Только Обресков сомневается, что это пойдёт нам на пользу в свете грядущих переговоров с немецкими князьями, да и то… Скажите, отче, — я слегка сменил тему, — Владыка Платон в своё время не раз указывал мне на проблемы с римской курией. Ужель они сейчас более благосклонны к лишению польских доходов?
