Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев
Противник же, как правильно мы предположили, принял наше молчание за признак слабости и направил внимание на Запад, собираясь, в первую очередь, выбить из игры Францию, привести к полному повиновению Баварию и Пфальц, использовать новые ресурсы, и уже потом ударить по вассалам России.
Армия, общим составом более ста двадцати тысяч человек во главе с эрцгерцогом Карлом двинулась на Моро через Нидерланды и Нижний Пфальц. Снабжение было налажено по морю, да и полкрепления в основном из бенгальцев непрерывно прибывали тем же путём. Уверенность в победе союзников над несчастными, едва уцелевшими в когтях страшного русского медведя, французами была полная.
Командованию армии коалиции было известно, что главная сила противника, его прославленная артиллерия, понесла страшные потери, кавалерия вообще практически отсутствовала, а пехота была сильно деморализована. Единственной отрадой для Моро оставался флот, но и он был загнан в порты и не мог повлиять на ход войны. Так что, австрийцы и англичане ждали лёгкой прогулки и усиления собственных позиций за счёт полного включения в войну богатейших немецких земель вокруг Рейна.
Однако они ошибались и ошибались серьёзно. Да, артиллерия Франции, а особенно крупнейший Парижский арсенал, были разорены, да множество всадников и лошадей полегло на полях сражений, а простые солдаты в массе своей были новобранцами. Но после заключения мира мы сразу принялись поставлять Моро множество пушек, ружей и даже сабель, причём значительная часть оружия представляла собой пусть и не новейшие, но достаточно передовые образцы. Сам Первый Консул с невероятной энергией лично занимался организацией своей армии, мобилизуя всё ещё немалые ресурсы страны, что делало её серьёзным соперником для союзников.
Решительное сражение состоялось возле приснопамятного для меня местечка Ватерлоо, недалеко от Брюсселя. Моро прекрасно воспринял все уроки, полученные от Суворова, к примеру, над полем битвы висело двенадцать воздушных шаров, чётко фиксирующих все манёвры войск. Французский военачальник умел воевать и прекрасно воспользовался всеми ошибками врага, одолев его в кровопролитнейшем сражении. Французы бросались без оглядки в ближний бой, блистала артиллерия Республики, показали себя и егеря, вооружённые русскими винтовками. От полного разгрома союзников спасла только имперская кавалерия под командованием Коловрата, бесстрашно ударив во фланг наступающим французам. У республиканцев действительно было мало конницы, поэтому им пришлось парировать атаку противника пехотой и артиллерийским огнём, что потребовало времени, которого сейчас так остро не хватало.
Понеся большие потери, оставив в том числе на поле боя своего командира, имперские эскадроны, основу которых составляли венгры, откатились назад, однако, эрцгерцог Карл, воспользовался этой передышкой, оторвался от противника, восстановил управление армией и смог отступить почти в полном порядке. Моро же в сражении понёс огромные потери и уже не имел сил преследовать врага, чтобы навязать ему скорое новое сражение.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Я требую ответа, Карл! Ты обещал мне победу над ничтожными республиканцами! Ты клялся, что приведёшь мне этого Моро в цепях, ты рассказывал мне о пире на руинах Парижа! — вид императора Франца был ужасен: волосы его были в беспорядке, а глаза выкатывались из орбит, — Где мои войска? Отвечай!
Брат императора и командующий его армией, эрцгерцог Карл, смотрел на это беснование с усталым равнодушием. Фельдмаршал очень страдал от ран, полученных в сражении. Эрцгерцог всё же, несмотря на тяжесть повреждений, смог побороть панику в армии и избежать разгрома, отринув боль и слабость, что могло вполне считаться за подвиг. Однако положение союзников теперь значительно ухудшилось, ибо французов одним ударом уничтожить не удалось, угроза с Запада сохранялась, к тому же в лагере коалиции под Фирзеном собралось только чуть больше половины от былой численности войск.
Фельдмаршал понимал, что слова Франца были справедливы, но они были сказаны ему не наедине, как он вполне мог бы ожидать, а при всех. Причём среди этих всех, кроме многочисленных сыновей покойного императора Леопольда, были имперские и британские военачальники, германские владетели, прочая дипломатическая шваль. От этого позора ему становилось всё более нехорошо, так что он лишь угрюмо молчал, без видимых эмоций принимая проклятия брата.
— Пустозвон! Ты погубил нашу армию! — продолжал неистовствовать император, — Ты, обладая такими прекрасными войсками, умудрился проиграть ничтожному Моро, которого били и били русские! Какой ты полководец?
— Очевидно, плохой… — Карл, нарастающая бледность которого была заметна уже всем, проговорил это так спокойно, что казалось, он сказал о ком-то ином, далёком и не важном.
— Что? — Франц был обескуражен такой реакцией брата, — Что ты сказал?
— Я плохой полководец, Вы же хотели, чтобы эти слова услышали все, Ваше Императорское Величество? — эрцгерцог смотрел в глаза императору, стоя прямо и ровно.
Повисла тишина, Франц не знал, как ответить, в душе́ осознавая тот факт, что в порыве безумного гнева смертельно обидел своего брата. Эрцгерцог помолчал с минуту, не дождался дальнейшей реакции императора, церемонно поклонился и ровным шагом направился на выход из зала. В полной тишине эрцгерцог Карл вышел и упал уже за дверями. Он рухнул, подобно тому как падает столетний дуб, корни которого были подточены презренными червями. Вокруг него сразу же начала образовываться лужа крови.
К фельдмаршалу тотчас же бросились слуги и его младшие братья, лишь император замер, словно обратившись в соляной столб.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Ваше Императорское Величество, — голос доктора фон Штифта был тих, но звук, казалось бы, проникал в каждую клеточку тела Франца, — эрцгерцог Карл весьма плох, однако, я пустил ему кровь…
— Пустил кровь Карлу, точно, как Моро пустил кровь нашей империи… — император принял слова своего лейб-медика странно, он говорил, будто в полусне, и дёргано улыбался при этом, — Идите, доктор, я надеюсь на Ваше искусство…
После этих слов Франц с той же нервной улыбкой вышел в зал совещаний, где находились его ближайшие советники. На императора смотрели, скорее ожидая новостей о здоровье фельдмаршала Карла, чем чего-то ещё, но он ни словом не обмолвился о своём брате.
— Господа, мы понесли тяжёлое поражение, но такое кровопускание только усилит нас! — почти прокричал Габсбург, — Любой врач Вам скажет безо всяких сомнений, что именно открыть больному кровь — суть вернейшее средство к его выздоровлению! Теперь нам надо лишь отдохнуть, чтобы стать много сильнее, и вот тогда мы, наконец, установим порядок в Европе!
От таких слов среди собравшихся возникло некоторое
