Андрей Меркин - Записки «лесника»
Кроссовки, спортивка, сумка, косметика и ещё газовый баллончик, и свитер «С орлом».
С «муллой» заключалось джентльменское соглашение – узбеки будут покупать всё, что он им скажет – без скандалов и пререканий.
Но и это не всё. Договаривались с начальником роты разведчиков, подарок – кожаная куртка.
Он давал нам в охрану человек десять здоровенных детин, узбеки их откровенно побаивались и не пытались воровать товар с прилавка.
Каждый солдат-разведчик тоже имел от нас подарок.
После этого начинался сам процесс торговли.
«Мулла» стоял рядом и молчаливо благословлял всё это действие, а Стецько забирал у каждого узбека двадцать пять марок и выдавал товар строго на эту сумму.
Причём, даже не спрашивая, нужно ему это или нет.
«Дембельский» набор от Стецько был примерно таким.
Свитер «Бойз», сумка дембельская спортивная, косметика, газовый баллончик.
Если узбек имел лишние деньги, то имел шанс получить, как бонус рубашку джинсовую «Ю Эс Арми».
Всё что не успевали украсть и спиздить в гарнизоне офицеры и прапорщики, крали особо одарённые узбеки.
Особенно те, кто имел доступ к складам горюче-смазочных материалов или продовольствия.
Неудивительно, что попадался узбек, который нёс в потном кулаке две – три сотни марок, и гордо бросив их на стол, говорил:
– Товарищ эмигрант – дайте записывающий видик, пожалуйста!
Не зная, как к нам обращаться, узбеки называли нас по советской привычке коротко и предельно ясно:
– Товарищ эмигрант.
«Мулла» молился про себя и благословлял солдат на покупку, ребята-славяне из разведроты ржали, глядя на торговлю, руководство полка считало наличку, полученную от нас ещё до начала торгов в гарнизоне.
Но не всё было гладко, некоторые бойцы противились – свитер «Бойз» оказывался мал, или наоборот, велик.
Тогда Стецько, отводил их за автобус и делал примерку.
Боец поднимал руки вверх, и в зависимости от того, мал или велик был свитер, Степан натягивал его вверх или приспускал вниз.
Довольный узбек с радостью соглашался:
– Вот теперь мой размер.
– Якши.
В процессе торговли мы выучили несколько десятков слов на восточных языках и во время примерок свитеров и проверки работы молний у сумок сыпались шутки и прибаутки на узбекском и таджикском.
Стецько балагурил:
– Андрей Усманалиев.
– Почётный шахтёр города Ангрена – по нечётным рыбу ловит.
Я выходил в центр прилавка и делал восточный поклон.
– Салам алейкум.
Солдаты обступали и спрашивали:
– Почему вы не говорю на родном языке?
Приходилось объяснять:
– Папа был русский, а мама узбечка.
– Всю жизнь жил в России и мне очень стыдно, что не знаю родного языка.
После этого продажа «шняги» и «спортивки» шла, как по маслу.
А по гарнизону мгновенно распространялся слух, что через месяц опять приедут эмигранты.
Один из них – наполовину узбек.
Чего не сделаешь в интересах «общака» и кем не станешь ради успешной торговли.
После окончания нас позвал в гости командир роты разведчиков.
У его жены было день рождения. Отказать было никак нельзя.
Как говорил товарищ Саахов:
– Кровная обида, понимаешь.
Стецько удалось отмазать.
– Парень за рулём – пить ему никак нельзя.
Разведчик меня понял, и отдуваться пришлось одному.
Если не пьёшь после торговли с военными:
– Значит ты не наш парень!
И даже деньги тут решали далеко не всё.
– Ты должен был быть «свой» – и точка!!!
И я шёл убивать печень. Пили исключительно водку «Смирнофф».
Она продавалась во всех „Военторгах“ всех частей и гарнизонов. Стоила очень дешево – всё было без налогов.
В нашем автобусе всегда стоял ящик «Смирноффской» – на двадцать четыре бутылки. Так, на всякий случай.
А случаев таких было вагон и маленькая тележка.
Поднимаюсь на последний этаж хрущёвки, офицерские дома прямо на территории части.
В руках у меня два пузыря водки и «трёхэтажная» косметика из Китая – подарок супруге старшего лейтенанта.
На косметике золотыми буквами выведено – «По лицензии США», и лишь внизу мелким шрифтом «Сделано в Китае».
Супруга очень рада и чмокает меня в щёчку.
За столом офицеры с жёнами, несколько вольнонаёмных. Многие меня знают.
Разведчик мой тёзка – тоже Андрей.
– Не смотрите, что Андрюха эмигрант, он вот такой парень! – и наливает мне «штрафную».
Стакан «Смирноффа» в двести пятьдесят граммов. Стакан гранёный, как в московских автоматах с газированной водой.
– Вот он, кусочек Родины!
Салат «оливье» в никелированных мисках разложен по углам стола.
Селёдка под шубой, просто сельдь – жирная и с икрой, с лучком.
Маринованные огурчики и помидорчики с перцем, которые дерут до самой жопы.
– Да под такую закусь можно выпить и ведро!
Андрюха методично подливает мне стакан за стаканом, я медленно, но уверенно пьянею.
Гости разгулялись, начинаются танцы.
– Твоя вишнёвая девятка… – доносится из новенького двухкассетника «Панасоник».
– Белый танец!
Кто-то падает под стол – прямо на колени чужой жене.
Пьяный муж без разбора лезет в драку с резвым «танцором», но и сам еле стоит на ногах.
– Люблю безобразия!!!
После очередного стакана разведчик предлагает:
– Давай мериться силой на руках!
Квадратно-гнездовой детина-каратель и я, худосочное лицо некоренной национальности.
– Угу, – а куда деваться?
Вот такой разнузданный армрестлинг.
Долго сопротивляюсь, но он тоже немало выпил и с трудом кладёт мою руку.
Пьяный майор, которого все уважают, смачно орёт:
– Победила дружба!
Наливаем ещё по сто, молока из селёдки подцеплена на вилочку – опаньки, и водка, которой уже некуда падать, всё-таки падает в низ живота.
К трём ночи гости начинают расходиться, хозяйка собирает мне в дорожку гостинцы для Стецько.
Тут и салатик, и рыбка, и селёдочка под шубой.
– Брат!
– Брат, дай я тебя обниму!!!
Мы душевно прощаемся с Андреем до следующего раза, и я спускаюсь вниз к автобусу.
Стецько спит в кузове, прикрывшись «мубой». Её взяли на комиссию у Сухаря и используем в качестве пуховой перины.
Бужу Степана, он начинает есть из баночек с большим аппетитом. Но ничего этого я не вижу, проваливаюсь в глубокий пьяный сон.
Мы продали весь товар, Стецько заводит автобус.
Едем в Берлин загрузиться шнягой – и снова в гарнизоны.
Покой нам только снится.
Бардачевич
Когда зимой 1990 года начал жить в Западном Берлине, то одним из первых пунктов так называемой «сладкой жизни» стало посещение бардачевича.
С первой женой уже развёлся, со второй ещё не познакомился.
Знакомые девушки были, но бардачевич с загадочной негритянкой манил.
Так же как, сейчас манит «Спартак» вторую звезду на футболку.
И вот однажды ночью на Кудамме.
Это центральная улица Берлина – Курфюрстендамм.
Огромный красный фонарь, он светит нам всегда.
Аксиома.
Выходит бандерша, за ней девочки – всех мастей и калибров.
В середине стоит – негритянка, конечно, она из Ганы.
Мадам получает свои пятьдесят немецких марок, а моя наглая, тогда ещё не помятая морда, удаляется с барышней в «нумера».
Тут начинается самое интересное.
Перед «выходом в свет», естественно, принял душ, побрился везде, где можно и нельзя.
Опрыскался «Шанель Pour Monsieur».
Работа в армии тогда кипела – создавался запас прочности.
Стою голый, как правда, а ганка вдруг говорит, со всей простотой жительницы столичного города Аккра:
– Ты пахнешь духами, побрит везде, помыт.
Тогда ещё не седые мудя, были подстрижены под короткий бобрик.
Я удивился и спросил:
– А разве не все клиенты такие?
«Простота хуже воровства».
Услышал поучительную историю про грязных, немытых вонючих ублюдках, толпами осаждающих бардачевич.
Тут уж я не удержался и ляпнул:
– Тогда ты мне должна два раза!!!
Ганка засмеялась и… согласилась.
И это на работе-то!
Но зоркая бандерша уделяла на всё про всё не больше двадцати минут на удар.
Пришлось уложиться, очень старался.
А грудь у неё была такая – сёстры Вильямс отдыхают вместе с Чиччолиной.
Когда уходил, то мадам подозрительно косилась – пришлось её фривольно хлопнуть по аппетитной жопе.
– Я вернусь завтра, жди!
«Никогда не говори никогда».
Гранаты той системы
Торговать в армии становилось всё опаснее для жизни, в прямом смысле этого слова.
Как из под земли появились многочисленные бандиты, которые беззастенчиво грабили «лесников», а иногда просто убивали.
Немудрено, ведь вся торговля была «чёрная» – а там где «чёрный нал», всегда криминал.
Бандюки жили в гарнизонах и были вооружены «калашниковыми» и «макаровыми».
Но и мы не дремали, за электронные часы «семь мелодий» узбек принёс нам гранату «лимонка» или Ф-1.
Она всегда была с нами и лежала под сиденьем.
