Игра начинается с центра - Илья Витальевич Бару
— Балмашев,— кричит кто-то из коридора.— Балмашев, ты где, иди сюда. Я же не нанимался быть курьером по сердечным делам у собственной сестры.
Это Петр Томилин. Значит, Люся здесь?
— Я пойду, Паша,— говорю я смущенно.
— Давай, давай...
— Балмашев,— надрывается Томилин, — Балмашев, откликнешься ты, наконец, или хочешь, чтобы я сказал ей, что ты ее больше не любишь?
— Где она? — спрашиваю я шопотом.— Что ты орешь на всю раздевалку, болван?
— Смогрика, это я же и болван? Слышишь, Валя, как он меня благодарит,— продолжает он еще громче, и я, заметив мелькнувшую рядом оскаленную физиономию Серба, поспешно отхожу. Но он все-таки поспевает к Люсе прежде меня.
— А где же ваши цветочки?— слышу я елейный голос Серба.— Где же ваши астры и фиалки Монмартра? Бедный Дюша так ждал...
— Я опоздала,— смеется Люся.
— Вот и зря. А то вы могли полюбоваться, как целая свора... виноват... группа девиц окружила нашего Дюшу и, значит, ему цветочки, цветочки...
— Ладно, Валентин,— говорю я, подходя.— Хватит тебе.
— Ухожу, ухожу,— кланяется Серб.— И все ему, все ему,— приговаривает он, качая головой.— Хоть бы один цветочек мне, старому чорту, подарили. Все ему...
И, очень довольный собой, открывает наружную дверь и под ребячий галдеж «Серб, ребята, Серб вышел». — ныряет в толпу.
— Обижаетесь на меня?— опрашивает Люся.
— Нет, зачем же...
— Ну, и вы тоже хороши. Почему вы не позвонили мне вчера вечером? Мы же договорились.
— Да знаете... так вышло... телефон дома забыл...— неловко оправдываюсь я.
— Что вы говорите? Ну, подумайте, какой лгунишка мой милый братец. Клялся и божился мне, что вы у него и не думали спрашивать телефона!— говорит она с хорошо разыгранным возмущением.— Вот мы ему устроим сейчас очную ставку с вами. Может быть, заставим его покраснеть, и то хорошо.
От полного конфуза меня выручает появление Гали Протасовой. Размахивая газетой, она влетает в коридор, набегу проскакивает мимо меня, но потом так же стремительно возвращается.
— Дюшенька,— кричит она,— поздравляю, дорогой! Я только что звонила Семену Ефимычу, он тоже всех поздравляет. Люсенька, здравствуйте. Вы с самого начала смотрели? Нет? Да что вы говорите! Почему? Ой! Я же совсем забыла...— Она сует мне под нос газету.— Видишь? Стихи Игорька напечатали. Видишь?
— Ничего не вижу,— говорю я.— Постой минуту спокойно.
Но Галя уже стучит каблучками по коридору.
— Вот темп,— говорю я, смеясь.
— Да, резвая девушка. Слушайте, я хочу вас спросить: вы куда-нибудь сейчас собираетесь?
— Я? Домой, куда же еще...
— Вот что,— говорит Люся.— Вот что... Дюша... мне можно называть вас так, да? Сегодня вы идете со мной в концерт. Я специально взяла билеты. И не возражайте, пожалуйста. Если вам самому все равно, то уж я позабочусь, чтобы вам не приходилось больше переводить разговор, когда речь зайдет о музыке.
«Ах, она и это тогда заметила? Скажи, пожалуйста!».
— Теперь вам надо отделаться от своего чемоданчика, правда? Ну, это совсем просто. Попросите кого-нибудь из приятелей захватить его с собой. Вот Кравченко идет, отдайте ему. Можно вас на минутку?—обращается она к Кравченко.
Тот останавливается.
— Пожалуйста.
— Владик,— говорю я нерешительно.— У меня к тебе просьба есть. Ты ведь домой?
— Домой.
— Ну, вот...— Я в замешательстве шарю рукой по карманам и нечаянно вытаскиваю портсигар, подарок Лебеденко.— Ну вот, я тебя просить хочу — не захватишь ли ты мой чемоданчик. Я, понимаешь, на концерт собираюсь.
Секунду мы смотрим друг другу о глаза. Потом Кравченко говорит, улыбнувшись:
— Захвачу, конечно. А на какой концерт?
— Шопен,— заявляет Люся.— Хотя, кажется, Андрей не особенный поклонник Шопена.
Я пытаюсь отшутиться:
— Мне Элиава на ухо наступил...
— А вправду, не больно вам?— беспокоится Люся.
— Нисколько.
— Это что у тебя за штука?— опрашивает меня Кравченко, с любопытством оглядывая портсигар.
— Это? Да Лебеденко вчера подарил, понимаешь...
— Лебеденко?— Кравченко лезет в карман и достает точно такой же портсигар.— Видал? И мне тот же презент сделал. А я ведь не курю.
— И я не курю.
— Вот ловко, а? Ну и хитер старик...
Кравченко на мгновение задумывается.
— Это, кажется, на Кавказе есть такой обычай обмениваться сувенирами в знак, так сказать...
— В знак взаимного расположения,— подсказывает Люся.
— Вот, вот. Так давай мы с тобой обменяемся, а? Они ведь одинаковые, только на твоем «Балмашев» написано, ну, а на моем «Кравченко». Как ты смотришь?
— Давай, — говорю я. — Давай. А больше при этом ничего не полагается?
— Вообще-то, наверно, полагается, но нам-то придется потерпеть до осени, да? Хотя, знаешь, заходи сегодня ко мне вечерком, может, для такого случая сделаем маленькое послабление. Втихомолку. Я сегодня поздно лягу, диамат повторять буду.
— Договорились,— отвечаю я.
И мы втроем выходим из раздевалки и погружаемся в людской поток, который гонит свои бурлящие волны к станции метро.
(КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ).
На этом публикация повести в газете «Советский спорт» прекратилась. Вероятно, произведение так и не было завершено, ведь отдельной книгой оно тоже не выходило.
