Чтоб услыхал хоть один человек - Акутагава Рюноскэ

Я не сочувствую слишком рьяным революционерам. (Вы молоды, поэтому Вам это простительно.) Буржуазия будет свергнута. Диктатура пролетарской власти, отобранной у буржуазии, тоже падёт. И тогда наступит время, когда государство перестанет существовать, о чем мечтал ещё Маркс. Но путь к этому очень долог. Десятки тысяч людей будут убиты до того дня, как наступит райская жизнь. Вы, видимо, верите в коммунизм. Вы, должно быть, знаете о капиталистической политике, к которой перешла несколько лет назад Советская Россия. Должны верить в чистосердечность России или, уж во всяком случае, в чистосердечность Ленина, который рассматривал переход к капиталистической политике как необходимость. Мы все должны настойчиво продвигаться вперёд. Суета, волнения, истерия – такое может удовлетворить лишь любителей театральных представлений. Я, разумеется, не хочу этим сказать, что скован ограничениями, не позволяющими мне двигаться вперёд даже медленно. Просто моя повозка снабжена хорошими тормозами, хоть как-то сдерживающими её движение. Я хочу продвигаться спокойно, без нервозности. Вам, видимо, тоже, чтобы не задохнуться, нужно выработать в себе терпеливость. Вы так не думаете?

Должен приступить к своей ежедневной работе, так что вынужден на этом закончить. Я всегда ленюсь писать письма, поэтому, не исключено, отвечать Вам буду неаккуратно. Хочу, чтобы Вы знали это. На том заканчиваю.

Акутагава Рюноскэ

20 июля 1925 года, Табата

Хори-кун!

Прости, что пишу на бумаге для рукописей. В прошлый раз, показывая мне свой роман, ты сказал: «Писать модернистские вещи очень легко, но…» А я ответил: «Тогда и пиши модернистские вещи». Но теперь, подумав, хочу сказать, что если стоишь перед выбором: модернистское произведение или реалистическое, то, как бы это ни было трудно, следует писать не модернистское, а реалистическое произведение. Думаю, это будет весьма полезно для твоего роста. Это чрезвычайно важно, поэтому и решил написать тебе. Роман, который ты мне показывал, так сказать, умеренно модернистский. Поставить же перед собой цель писать более модернистские вещи, мне кажется, опасно с точки зрения совершенствования писательского мастерства. Как ты считаешь? До встречи.

Рю

25 сентября 1925 года, Табата

Сэнсэй!

Немного приболел – едва освободился и сразу же решил написать тебе. (…) В последнее время я стараюсь по возможности не писать, работаю лишь ради пропитания. Но оказывается, это ещё тяжелее, чем писать постоянно. Мне кажется, именно так и умирает литературный подёнщик. Сейчас читаю корректуру китайских путевых заметок. Всё время откладывая её, пишу одновременно лирические стихи. Можешь их прочесть. Я сейчас всё время читаю поэтические сборники. И глубоко продумываю прочитанное – у меня чувство, что японские поэты глухи. (Я не говорю о пишущих танка.) Во всяком случае, достигая зрительного эффекта, они бессильны передать слуховой. Ты согласен со мной? По-моему, стоит поразмышлять над ритмом стихов в жанре нагаута[275], сайбара[276], имаё[277]. С вечера идёт осенний дождь. Листья на деревьях желтеют. (…)

Тёкоко

1926

29 октября 1926 года, Кугэнума

Сасаки Мосаку-сама!

Вчера прочёл в «Тюокороне» твою «Прогулку». Я очень явственно ощутил твоё расположение ко мне. От души благодарен тебе. С головой у меня неладно. Утром, в течение десяти – пятнадцати минут после того как встаю, – всё хорошо. Но малейший повод (например, мне не понравился ответ служанки) – и на меня находит невыразимая тоска. Я собираюсь написать для новогодних номеров нескольких журналов, но боюсь, что ничего не получится. Сразу же по возвращении в Токио хочу как следует обследовать свои нервы – сделать это мне всегда недосуг. Не исключено, что я злоупотребляю табаком и чаем. Несколько дней у меня жил пожилой Хэкито.

Акутагава Рюноскэ

1927

6 марта 1927 года, Табата

Аоно Суэкити-сама!

Простите, что пишу на бумаге для рукописей. Прочёл в «Синтё» дискуссию критиков и захотелось написать Вам. И прежде всего о Либкнехте в моей новелле. Один из участников дискуссии заявил, что изображённый мной Либкнехт мог вполне найти место и в журнале «Курабу». Но дело в том, что мне-то этот журнал не подходит. Мне хотелось трагедию в горной келье Гэнкаку сопрячь с миром вне этой кельи. (Именно поэтому всё, кроме последней части, происходит в горной келье.) Кроме того, мне хотелось намекнуть на то, что в мире наступила новая эпоха. Как Вы знаете, Чехов в «Вишнёвом саде» вывел студента новой эпохи и заставил его скатиться по лестнице со второго этажа. Я не могу, как Чехов, насмешливо отмахнуться от новой эпохи. Но в то же время и не горю желанием встретить новую эпоху с распростёртыми объятиями. Либкнехт, как Вы знаете, в одной из своих статей, посвящённой встрече с Марксом и Энгельсом, которая включена в его «Воспоминания», восхищается ими. Я хотел, чтобы и на моего студента пала тень Либкнехта. Возможно, мой замысел не удался. Во всяком случае, за исключением Вас, никто из участников дискуссии не понял моего намёка. Ну что ж, ничего не поделаешь. Но всё же у меня явилось желание сказать Вам об этому потому и пишу.

Далее. Я считаю, что независимо от того, принадлежит человек к буржуазии или нет, его жизнь, если она будет лишена хотя бы маленьких радостей, не принесёт ему ничего, кроме страданий. Я почувствовал это ещё отчётливее, прочитав «Беседы с Анатолем Франсом» Никола Сегура. Даже социалист Франс говорит, что люди, подгоняющие его к социализму, «достойны сострадания, близкого к презрению». Буду весьма признателен, если Вы простите меня за недостаточную вежливость моего письма.

Ваш Акутагава Рюноскэ

28 марта 1927 года, Табата

Сайто-сама!

Прости, что пишу на бумаге для рукописей. Благодарю за письмо, тронут твоим вниманием. Если только позволит время, я бы дописал к «Стране водяных» ещё страничек десять. Более или менее удовлетворяют лишь «Миражи», опубликованные в «Фудзин корон». Хотя и эта новелла несколько фрагментарна – здесь уж ничего не поделаешь. Я всё время стараюсь писать, напоминая себе Масасигэ Кусуноки, который вывел свои войска к реке Минатогава и начал решающее сражение, – в общем, тружусь не покладая рук. (…) Мне сейчас крайне необходимо: во-первых, зверская энергия, во-вторых, зверская энергия, в-третьих, зверская энергия.