Чтоб услыхал хоть один человек - Акутагава Рюноскэ
Мои книги, выпущенные «Сюнъёдо» и «Кайдзося», все до одной сгорели. Но, к счастью, лучшие из моих сборников, «Расёмон» и «Кукловод», ещё не все были распроданы в магазинах этих издательств и уцелели.
В будущем месяце мы с Кикути поедем вдвоём в Кумамото, но это ещё очень неопределённо. Если ты к тому времени ещё будешь в Бэппу, с удовольствием посетим тебя. Как я уже писал, если сможешь приехать в Токио, обязательно телеграфируй.
Твой Акутагава
Р. S. Ты всё ещё холостяк? А у меня двое сыновей.
ПИСЬМО ТАКАХАСИ КЭНДЗИ[269]22 октября 1924 года, Табата
Такахаси Кэндзи-сама!
Извините, что пишу на бумаге для рукописей. Благодарю, что Вы снова написали мне. Я испытываю большую радость, что такой человек, как Вы, проявляющий столь большой интерес к науке, читает мои статьи. Итак, Ich-Roman. Вы должны согласиться, что, когда рассказчик пишет от своего имени (Ich) – это не обязательно автобиографический роман. Вам с Ямагаси, по-моему, здесь есть над чем подумать. Я скорее сторонник точки зрения Майера и Оферманса, но, если найду веские доказательства их неправоты, не остановлюсь перед тем, чтобы стать отступником. Так что и я подумаю, и Вы тоже ещё раз проанализируйте свои построения. Литераторы, всегда склонные делать поспешные выводы, пользуясь даже моими словами, трактуют: «Искусство долговечно, а жизнь коротка» – в чуждом для европейцев понимании. Теперь Ich-Drama[270]. Само появление этого термина не имеет никаких логических оснований. Точка зрения Диболь-да представляется мне более чем разумной. Возьмите хотя бы студентов немецкого отделения – большинство из них защищает Шиллера. Вам, я думаю, известна моя оценка Шиллера. В воскресенье я буду дома. Мне будет очень приятно, если меня навестит такой человек, как Вы, проявляющий столь большой интерес к науке, но, к сожалению, подобные посетители бывают у меня крайне редко. Меня донимает малоинтересная литературная молодёжь, будущие писатели, которые обожают упиваться ядовитыми миазмами, которыми окутана литература.
Акутагава Рюноскэ
Р. S. Прочесть первый Ich-Roman Шпильгагена, положивший начало этому направлению, – таков самый короткий путь понять, что это за явление. К сожалению, я не знаю названия этого романа. Так что помочь в этом не могу.
1925
ПИСЬМО АКУТАГАВЕ ФУМИКО16 апреля 1925 года, Сюдзэндзи
Фумико!
Хорошо, что Хироси ежедневно ходит в детский сад – ему это пойдёт на пользу. Нужно на какое-то время оставлять его без родительской опеки. Ругать тебя за то, что, не посоветовавшись со мной, определила его туда, не буду, лишь молюсь, чтобы всё было хорошо.
Твоё письмо на писчей бумаге прочёл легко, а написанное на бумажном свитке так помялось, что я с трудом разобрал его. Ты уж пиши поразборчивей.
Не понимаю, почему ты говоришь о деньгах. Перед отъездом я оставил сто иен деду и сто иен тётушке. Потом решил дать деду ещё сто иен, подумав, что может не хватить на оплату счетов. Если мне понадобятся деньги, решил я, смогу телеграфом получить откуда угодно. Но сейчас такой необходимости нет. В моем бумажнике ещё триста иен.
Если потребуется оплатить счёт от садовника, сходи хоть в «Синтёся», хоть в «Кобунся»[271]. Тысчонку они дадут обязательно.
Здесь я закончил три вещи: «Путевые заметки», «Лекции по литературе» для «Кайдзо» и новеллу для «Бунгэй сюндзю». Теперь начну писать для «Дзёсэй». Получил уже штук пять телеграмм. Заходят ко мне довольно редко. Кумэ, Сатоми, Ёсии, Накатогава, Идзуми – все приехали сюда, чтобы работать. Горничная это прекрасно усвоила, быстро делает своё дело и не докучает пустой болтовнёй. То же и с едой – когда я иду к источнику, чтобы принять ванну, она заходит в мою комнату, ставит на стол поднос – чашка с рисом и курицей, стоящая на котелке с горячей водой, – и сразу же уходит. Так что я обслуживаю сам себя.
Хорошо бы прислал книги Камбара. Дурак этот Камбара, чего медлит, не пойму, до сих пор не получил ни одной. Будь добра, зайди к нему по дороге из детского сада и поторопи. Некоторые из них мне очень нужны в работе, для меня это серьёзная проблема. Бумаги для рукописей осталась всего одна пачка. Тоже проблема.
Завтрак: немного молока, одно яйцо, три банана и кофе.
Обед: чашка с рисом и курицей или мясом, сырая рыба.
Ужин: то же, что обед. Кроме того, грибы и варёные овощи.
Иногда на обед и ужин я получаю другую еду, но в общем примерно это я ем каждый день. После еды – три-четыре кусочка сахара. Я привык к нему. Покупать сладости в лавочке, мимо которой я хожу ежедневно, что-то не хочется. Фасолевая пастила не нужна. Не нужно и печенье, так что не присылай. Как бы мне хотелось сходить в детский сад встретить Хироси! Последние дни беспрерывно идёт дождь. На холмах пышно цветёт сакура.
Рю
ПИСЬМО НАМБУ СЮТАРО1 мая 1925 года, Сюдзэндзи
Сютаро Намбу-сама!
Я не откликнулся на твоё недавнее приглашение, даже на письмо не ответил – прости меня, пожалуйста. Не смог воспользоваться приглашением из-за пустякового, в общем-то, события, в котором я должен был принять участие (меня непосредственно оно не касается), пришлось немало посуетиться. К счастью, в конце концов всё образовалось, меня поблагодарили и я сбежал сюда. Всё это время писал не разгибая спины, даже ванну некогда было принять. Меня это ужасно мучило. Но вчера работу закончил и скорее всего послезавтра уеду отсюда. Навещу в Камакуре больного Кумэ – и в Токио. Вот такие дела. Из-за безумной занятости в последнее время даже не имел времени влюбиться в какую-нибудь красотку.
Передай привет жене; если увидишься с сестрой, передай и ей привет. Госпожа Ёсида[272] стала весьма известной личностью – восхищаюсь ею. Недавно прочёл биографию Наполеона. Он был великим человеком, но в то же время и чудовищем. Никто так не презирал людей, как он. Мог бы рассказать о нём пару анекдотов, но они слишком длинные, поэтому не буду этого делать.
Твой Акутагава Рюноскэ
ПИСЬМО НИСИКАВЕ ЭЙДЗИРО1 мая 1925 года, Сюдзэндзи
Всё ещё барахтаюсь в том же самом горячем источнике. (Пришло ли моё письмо, которое я послал тебе по адресу: г. Тоттори, Сельскохозяйственный колледж? Когда получишь, напиши мне в Табату. Твой адрес я забыл. Поэтому послать обещанные книги не мог.) Завтра или послезавтра возвращаюсь в Токио. До вчерашнего дня ко мне часто приходил в сопровождении жены старик Идзуми Кёка. Духом он моложе меня. Как говорил Мериме – крепкий конь. (Если у тебя есть деньги, может быть, войдёшь в общество по изданию собрания сочинений Кёка?)
Горы зазеленели. Сейчас я занят изучением книг русского писателя Пильняка. Мне кажется, он не очень интересен. Хотя в Советской России отзывы о нем самые хорошие. Но на них тоже особенно полагаться нельзя.
Рю
ПИСЬМО АКАГИ КЭНСКЭ[273]7 мая 1925 года, Табата
Акаги Кэнскэ-сама!
Вчера вернулся в Токио из Сюдзэндзи. И сегодня пишу Вам. Не знал Вашего адреса (в своём письме Вы его не сообщили), решил отправить на адрес колледжа. История знает десятки миллионов подобных Вам впечатлительных, страдающих людей. Но среди них не было и одного процента таких, кто бы обладал могучим духом. Факт жестокий, но факт. Нужно закалять свой дух, постоянно помня об этом. «Без нашей дудочки никто не пляшет». Те, кто привык плясать под чужую дудочку, ни за что не запляшет, не заслышав её. Возлагать надежду на таких людей – большая ошибка. О чем бы Вы ни писали, помните, что сами способны дуть в дудочку. Иначе впоследствии не будете иметь права сокрушаться по поводу того, что «никто не пляшет». Вы, видимо, материалист. В таком случае признайте с ещё большим мужеством этот жестокий факт. Очень хорошо, что Вы прочли «Карамазовых». Я тоже считаю этот роман лучшим из всего написанного Достоевским. Если будет время, прочтите и другие его произведения.