Мой Кир Булычёв, мой Рэй Брэдбери и другие мои писатели… - Андрей Викторович Щербак-Жуков
В чём же секрет этой книги? В отличие от многих других произведений Базиле, она написана не на литературном итальянском языке, а на неаполитанском наречии – языке города, языке низов, языке народа. Читая её, получаешь удовольствие не только от вечных сказочных сюжетов, но и от знакомства с бытом Южной Италии XVI–XVII веков. Что ели, где жили, что носили… Как ругались, в конце концов! Да, ругаются в этой книге красиво и со вкусом… «Сгинь от меня, кусок мерзости! Уйди с глаз моих, халдей эдакий! Иссохни, чертополох окаянный! Вон проваливай, поросёнок! Подменили мне тебя в колыбели и вместо куколки, вместо ангельчика, вместо миленького моего мальчика подложили борова ненасытного!» Это мать ругает глуповатого сына… Но кончается в сказке всё хорошо: отслуживший верой и правдой у орка, получивший от него дары, дважды обманутый хозяином гостиницы, но отомщённый сын возвращается домой и помогает матери и сёстрам.
В книге все сказки сплетены в один сюжет. Я выше упоминал «Декамерона» и «Гептамерона». Это сказка из сказок. Девушка Зоза, архетипический двойник царевны Несмеяны, наплакала целый кувшин, чтобы оживить прекрасного короля. Но чернокожая служанка украла этот кувшин и стала королевой. И вот теперь Зоза подстроила так, что лучшие сказительницы на протяжении пяти дней рассказывают сказки негодяйке. Подстроила с тайной целью – усовестить её…
Так сказки делают людей лучше. Не век, не четыре века, а всю историю человечества. Базиле, Гримм, Коллоди, Перро, Пушкин, Бажов…
Да, добрым молодцам урок.
Басни жареной кобылы
Похвала глупости – в теории и на практике.
Размышления о книге «Глупостихия. Британская поэзия бессмыслицы»
(М.: Бослен, 2014)
Эта книга вышла в серии «Другой и тот же самый», что по латыни звучит как Alter idem. В ней издатели планируют знакомить читателей с неожиданными гранями творчества известных писателей. Одновременно с ней вышел сборник библейских притч Агаты Кристи, и тут всё ясно – кто бы мог подумать, что королева детектива писала и в этом жанре. В книге «Глупостихия» собраны абсурдистские стихи тридцати англоязычных авторов. Подавляющее большинство их – из Британии, англичане и ирландцы. Только одна Кэролин Уэллс – из США. Действительно, некоторых из представленных в сборнике авторов многие знают в других – серьёзных – ипостасях. Это Уильям Блейк, Джеймс Джойс, Джон Донн, Редьярд Киплинг, Джон Мильтон, Вальтер Скотт, Роберт Льюис Стивенсон, Уильям Теккерей, Герберт Уэллс, Гилберт Кит Честертон, Джордж Бернард Шоу и даже Уильям наш Шекспир. В данном случае мы и правда открываем неожиданные стороны хорошо знакомых авторов. Но вот, скажем, Эдварда Лира и Льюиса Кэрролла все и так знали как заправских абсурдистов. Большинство же авторов вообще незнакомо широким российским читательским кругам. Кроме того, большой раздел книги посвящён авторам, пожелавшим остаться неизвестными – подписавшимися Anon. Выходит, принцип серии соблюдён не полностью? Отнюдь. Эта книга знакомит читателей с неожиданной гранью таланта Виталия Бабенко, представшего не только в качестве составителя и автора целого исследования британской поэзии бессмыслицы, но и как переводчика этой поэзии.
С Виталием Бабенко мы знакомы давно. Ещё в конце 80-х я заходил к нему в редакцию журнала «Вокруг света» – ещё того славного «Вокруг света». Меня сразу поразила его эрудиция: казалось, нет областей знаний, в которых он был не осведомлён. Потом меня рассмешила до слёз его сатирическая повесть «Игоряша Золотая Рыбка». Любители фантастики снимали копии с журнала «Литературная учёба», в котором она была напечатана впервые. Потом была ещё одна сатирическая повесть, «ТП», и две – в жанре фантастического детектива: «Встреча» и «Чикчарни». Затем – романы «Земля» и «Нуль». В переводах Виталия Бабенко мы читали Герберта Уэллса, Рэя Брэдбери, Роберта Шекли, Айзека Азимова, Гарри Гаррисона, Майкла Крайтона, Тима Северина и других англоязычных писателей. Но вот его поэтические переводы в этой книге, похоже, представлены впервые.
И дебют удался на славу. Вот, к примеру, перевод стихотворения анонимного автора под названием «Безразличие»: «В дремучих дюнах язь язвит, / Жевачит жаба сыть свою. / Шумит вода, а грусть щемит. / Вот олух ржёт, дитя кричит, / Вот свадьба, рядом – одр скрипит, / Мне это – фи, мне это – фью. / Я жизни смесь вина и слёз, / Стекляннотрезвый, пьяно пью». Или вот ещё, «Песня насчёт короля Вильгельма III», также неизвестного поэта: «Шёл я сам по себе, / Обращаясь к себе, / Я сказал себе: “Слышь, господин! / Помни, друг, о себе, / Порадей о себе, / Никому до тебя нет причин”. / И сказал я себе, / И ответил себе / (Остроумием горд, как павлин): / “Что радей о себе, / Что забудь о себе – / Результат так и этак один”». А вот уже более чем известный автор – вышеупомянутый Шекспир: «Её глаза бессолнечно пусты. / Окраска губ? Коралл куда красней; / Не белоснежны груди, а желты; / Как проволока волосы на ней. / Дамасских роз цвета нельзя забыть, / Но здесь на щёчках роза не цветёт; / Немного есть духов, способных скрыть / Ту вонь, что рот любимой издаёт. / Мила мне речь её, но я б сказал, / У музыки куда приятней звон; / Как шествуют богини – не видал, / Но милая ступает словно слон. / И всё ж моей любовью я сражён… / Как все, кто был любимой обольщён».
Целый раздел книги посвящён жанру лимерик. «Пять строк. Три длинные строки – первая, вторая и пятая – рифмуются между собой. Две короткие – третья и четвёртая – тоже рифмуются». Мы узнаём, что этот поэтический жанр существует с XI века, но само название его впервые появляется в письмах художника Обри Бёрдслея. Это мы узнаём из предисловия.
Предисловие заслуживает отдельного упоминания. Это целое исследование абсурдистской традиции в англоязычной поэзии. Только список процитированных классиков и современников вызывает невольный трепет. Джон Мильтон: «Я полагаю день потерянным, если в ходе его человек ни разу не расхохотался». Томас де Квинси: «Только лишь чрезвычайно талантливый человек может написать первоклассную бессмыслицу». И, конечно, Честертон: «Идея, которая лежит в основе глупости, – это идея бегства, бегства в некий мир, где вещи не закреплены ужасным образом за какими-то единственно правильными местами, где яблоки растут
