Камерные репортажи и житейские притчи - Ева Михайловна Меркачёва
— Повезло тебе с ней, а ей — с тобой, — включился в беседу другой сосед. — А нам повезло, что мы всё это видели. Знаешь, у меня бабушки не было, в том смысле, что я её не знал. Но я спать теперь ложусь и представляю свою бабушку похожей на твою, и засыпаю сразу. Я вот будто изменился. Что-то перевернулось. Хочу выйти поскорее, семью создать, детей и внуков в любви растить.
Женя слушал-слушал и вдруг перестал жалеть себя, мол, бедный он студент, которому всю молодость предстоит в тюрьме провести. А думал только об одном — лишь бы бабушка всё выдержала: пересылки, передачи, свиданки. Бог даст, выдержит!
…Прошло два месяца. В поезде, идущем до Мордовии, в плацкартном вагоне сидела пожилая женщина. Она везла две сумки с продуктами, сверху в одной из них лежал пакет с пирожками, а бабушка насвистывала тихонько что-то нежное, умиротворяющее…
Чужие
Генерал лежал на железных нарах и думал о приближающейся смерти. Его отвлекали узоры из трещинок на потолке камеры особого СИЗО (таких в России только два, и помещают туда преступников «государственного масштаба»): вот этот узор похож на птицу, а этот — на лодку… «Лодку Харона, перевозчика душ в подземное царство мёртвых», — пришло в голову генералу.
Умирать он не боялся. Боялся оставить своих близких: «Как они будут? Сколько горя испить приведётся… Справятся. Бог о них позаботится. Главное — когда настанет моё время, думать об их счастье, просить за них Бога».
Генерал был тюремщиком и по долгу службы сам видел разных людей по ту сторону решётки. Один из арестантов, попавший к нему однажды на приём, оказался настоящим философом. Он поездил по миру, изучая традиции и религии, и рассказывал, что истинные буддисты веруют в реинкарнацию и в то, что последние мысли умирающего определяют, какой будет его следующая жизнь. И потому думать нужно о любимых и о том, что удалось сделать хорошего для людей. Хотя генерал был православным, слова эти почему-то запали в душу.
И вот сейчас он окинул мысленным взором свою жизнь, в которой главное место занимала тюрьма. Она давно стала вторым домом, что в его случае вовсе не являлось фигурой речи. После окончания Высшей заочной юридической школы МВД СССР Сергей Николаевич не долго работал простым милиционером. Смекалистого, разумного, смелого и исполнительного, его заметило руководство, он стал продвигаться по службе. А потом предложили возглавить исправительно-трудовую колонию (в те годы тюрьмы входили в систему МВД). Согласился. Он и сам не мог понять, почему вдруг так запросто поменял работу милиционера на «хозяина» (так в лагере начальника звали).
В заключённых он видел людей, за каждым уголовным делом — судьбу. Но был строг и требовал соблюдения режима. Работу свою любил и нередко цитировал Петра I: «Тюрьма — ремесло окаянное, и для скорбного дела сего нужны люди твёрдые, добрые и весёлые». Не сказать, что весельчак, но был он человеком, что называется, на своём месте. Да и просто был человеком, хотя чётко осознавал, что служит системе. Оттого-то и разрывало порой на части, когда видел, как несправедлива она бывает к людям, а он в этом невольно помогает. Когда кто-то из параллельного ведомства (следователи и чекисты) в его епархию влезали, возмущался им в лицо, но никогда не сообщал наверх. Думал: «Всё ж таки это свои».
Когда возглавил целое управление в регионе, сумел сделать много полезного и правильного для того, чтобы СИЗО и тюрьмы в области перестали внушать обывателю прежний безоговорочный, почти мистический ужас. При нём в «местах не столь отдалённых» улучшились условия, тяжелобольных стали чаще отпускать на свободу, многим арестантам наказание заменяли более мягким. Всё получалось потихоньку, и он этому радовался…
Вот и звание генерала присвоили. Дети выросли, внук родился. Ах, как полюбил он этого пацанёнка! И тот — это ведь надо! — был похож на деда ну как две капли! Будто впрямь слеплены из одного теста. Из-за внука генерал стал любить бывать дома, ценить выходные. И даже тюрьма отступала на второй план.
«Порой думаешь, что всё хорошо, — а уже кто-то роет тебе могилу», — потом иронизировал над собой Сергей Николаевич.
Сначала пришла болезнь. Генерал никак не мог понять — за что? «Я, конечно, не святой. Само собой, добрым словом помянет не каждый заключённый — режим мало кто любит. Но людоедом-то я точно не был», — размышлял он. А ещё горевал: «Ну почему вот сейчас? И как же внук? Ведь так мечтал смотреть, как он растёт, баловать, учить быть настоящим мужиком…»
А потом пришли «свои». В масках и с автоматами. Задержание, арест.
Генерала заподозрили в получении взятки. В обвинение никто из подчинённых и даже заключённых не верил: зачем бы ему на старости лет, на закате карьеры рисковать всем? Денег у генерала не нашли, однако в деле были обличающие показания одного из его заместителей.
Судья отводил глаза, когда избирал «главному тюремщику региона» самую жёсткую меру пресечения, несмотря на справки, что у Сергея Николаевича диабет и удалена из-за онкологического заболевания почка.
«Взять под стражу в зале суда!» Услышав это, генерал грустно усмехнулся.
«Зачем упорствуете? Вы же понимаете, что это система? Есть распоряжение сверху. Дайте нужные нам показания, и для вас всё будет предельно мягко. Пара лет или вообще «условка», и поедете домой к внуку», — убеждал молодой следователь в кабинете, куда вывели генерала.
При слове «внук» он внутренне содрогнулся — как током ударило: «знают про мою привязанность к пацану — наблюдали, изучали, анализировали».
Мучительное недоумение вызывал тот факт, что система, которой служил всю жизнь, оказалась способна породить демонов бесчеловечности. Они выросли, окрепли и стали творить лихие дела, саму же систему разрушающие. Вспомнилась сцена из фантастического фильма «Чужие», где детёныш инопланетного чудовища, не найдя пищи, накидывается на собственную мать и пожирает её плоть. Мерзкая сцена. Такое же омерзение испытывал Сергей Николаевич и сейчас.
Следователь заметил его реакцию и с плохо скрываемым удовлетворением от того, что нажал на нужную кнопку, продолжил: «У меня есть поручение донести до вас, как будут развиваться события, если откажетесь. Арестуют вашего сына и его жену. Ребёнок останется без родителей».
Лицо генерала перекосилось от боли. Он захрипел и повалился на пол.
«Скорую!» — выкрикнул следователь. Приехавшие врачи требовали госпитализации…
«Скорую» к генералу вызывали ещё раз десять. В один из них вывезли в больницу и
