Георгий Кублицкий - В стране странностей
Энгельбрект, опираясь на костыли-у него был ревматизм, — поднялся навстречу гостям. Он шел, приветственно приподняв руку. Лодка ткнулась носом в песок. Бенгтссон бросился на безоружного рудокопа с топором. В ту же секунду другие дворяне, ненавидевшие Энгельбректа, натянули тетивы луков — и стрелы пронзили грудь народного вожака…
Незаметно наша дорога пересекла границу Даларны или Далекарлии, которую не только Бьёрн, один из семи бабушкиных внуков, считал «самой шведской Швецией»: в любой книге о стране вы прочтете об этом.
Обитатели Даларны сильные и самостоятельные люди. Правда, они несколько медлительны, но зато спокойны и вдумчивы. Далекарлийцы лучше всего чувствуют себя в лесу или дома, у очага. Даларна довольно долго была в стороне от главных дорог страны и меньше, чем южные провинции, оглядывалась на иностранцев.
Поздно вечером я приехал в далекарлийский город Фалун, издревле известный своими медными рудниками.
Шведы полагают, что именно медь способствовала появлению первых зародышей нынешних могущественных монополий: Общество фалунских медных рудников «Стура коппарберг» возникло еще в начале XIII столетия. Медь в те времена очень ценилась. Но, когда в Фалун стали наведываться короли в надежде пополнить оскудевшую казну, их ожидало разочарование: хозяева медных рудников ни с кем не собирались делить барыши. Они скупали землю у епископов и успешно добивались от королей всяческих для себя преимуществ.
В музее Фалуна есть грамота, составленная в 1347 году. Подпись короля Магнуса Ладулоса скреплена на ней шестью печатями. Король подтверждал — надо думать, без большой охоты, — что Общество фа-лунских медных рудников имеет право даже чеканить собственную монету. А как он мог поступить иначе, если хозяева Фалуна распоряжались десятью тысячами рабочих, которые составляли целую армию, ¦ имели своих командиров, свои знамена, а главное — свои пушки?
Медные монеты, отчеканенные в Фалуне, были, что называется, вполне полновесными. Фалунский музей хранит их коллекцию. Не найдется в мире кармана, в который можно было бы засунуть самый большой из фалунских медяков: он весит… тринадцать килограммов!
С годами фалунские рудокопы забирались в землю все глубже, но руда становилась все беднее. Семь веков непрерывной разработки в конце концов почти истощили сокровища недр. Теперь старые рудники заброшены. Но не думайте, что название некогда могущественного Общества фалунских медных рудников можно найти только в исторических хрониках. Нет, «Стура коппарберг» здравствует и поныне. Это мощная металлургическая компания, которая лишь отчасти занимается добычей остатков медных руд. Она владеет многими металлургическими предприятиями.
Десять загадок
Фалун оживает зимой, когда сюда съезжаются на соревнования лыжники и конькобежцы. Под осень же главная гостиница городка почти пустовала. Гостиницу строили, наверное, в начале века. Даже телефонные аппараты на столах напоминали экспонаты музея техники. Но это не от бедности. Это, скорее, свидетельство аккуратности и бережливости. На юге страны гонятся за модой, за стилем модерн, а здесь посмеиваются над модой и хвалят старину.
В Фалуне живут умельцы, сохраняющие секреты старого ремесла. Здесь увидишь железные каганцы, выдолбленные из дерева корытца, вязанные на спицах пушистые свитеры, пестрые ручные вышивки. Кустари вырезают из дерева также лошадок всех размеров — эмблему Даларны. Лошадки очень симпатичные, их красят в яркий красный цвет и разрисовывают роскошную сбрую. Я купил совсем маленькую, ее полагается на ниточке прикреплять к петлице пиджака.
Купите даларнских лошадок
А народные танцы Даларны! Исполняют их обычно под скрипку. Танцоры были в белых рубашках, черных панталонах до колен, в чулках и башмаках с пряжками. Танцевали шоттис, похожий на нашу польку. У женщин развевались пышные красные и черные юбки.
В Даларне наслушаешься песен, прибауток, народных загадок. Вот, например, что это такое — ничего не стоит, но много дает? Ответ: вежливость.
А какой подарок может сделать даже нищий? Ответ: приветливо улыбнуться.
Хотите еще несколько шведских народных загадок? Попробуйте отгадать.
У одного крестьянина было три коровы. Одну он зарезал, и все же в хлеву осталось три коровы. Как же это могло быть?
Мельник, придя утром на мельницу, увидел, что в трех углах сидели на мешках три кошки и возле каждой кошки играло по три котенка. Сколько всего было ног на мельнице?
Охотник увидел двенадцать ворон, сидевших на березе. Он выстрелил и убил одну. Сколько ворон осталось на дереве?
Что человек должен сделать, прежде чем встать?
Когда жил самый большой человек на земле?
Кто свободно входит в окно, а в комнате не помещается?
Кто чаще всех путешествует вокруг света?
Кто говорит на всех языках?
Если вы не отгадали эти загадки сами, то вот вам по порядку все отгадки:
Крестьянин зарезал корову соседа. Две ноги: у кошек-то ведь лапы! На дереве не осталось ни одной вороны: они улетели после выстрела. Прежде чем встать, надо сесть или лечь. Самый большой человек жил на земле до того, как умер. В окно входит солнце. Вокруг Земли чаще всего путешествует Луна. Наконец, счастливец, говорящий на всех языках, — это эхо.
Синее око Даларны
Я поехал из Фалуна дальше на север рано утром, когда в горах еще таяли туманы. Густо-синие тучи с пепельным грозовым оттенком клубились в небе.
Неожиданно сверху, с горы, открылось свинцовое озеро Сильян. К нему спустились густые хвойные леса. Красные искорки черепичных крыш тлели в их темной зелени.
Дорога входила в селения, напоминавшие музеи народной архитектуры, — так много здесь было старых домов, окрашенных все в тот же теплый красный цвет. И какой рослый, крепкий, неторопливый народ на улицах! Здесь не подражают королям экрана и быстро гаснущим кинозвездам. Люди, занятые тяжелым трудом лесоруба или рудокопа, по праздникам танцуют на сельских площадях и поют песни родной старины, в которых есть прекрасные строки: «В Даларне жили, кроме бедности, еще верность и честность».
Озеро Сильян поэты окрестили синим оком Даларны. В хмурый день его правильнее называть серым оком. Оно смотрит в небо, и темные ресницы еловых лесов полуприкрывают его берега.
Сильян притягивает туристов. Каждому интересно посмотреть, например, гонки больших весельных лодок. Прежде на таких лодках, узких и длинных, богомольцы в пестрых нарядных костюмах съезжались по воскресеньям из прибрежных хуторов в церковь селения Ретвик. Теперь лодки вытаскиваются из сараев раз в году, утром первого воскресенья июля. Хлопают крышки сундуков, извлекаются костюмы бабушек и дедушек. Гребцы занимают места — и под крики собравшейся на берегу толпы начинается азартная гонка.
Мне бросились в глаза небольшие конюшни, темневшие старыми бревнами возле церкви Ретвика. Туда ставили лошадей крестьяне, приезжавшие холодной зимой в церковь на долгое рождественское богослужение.
Знаете, сколько лет этим конюшням? Четыреста?
Их сложили из бревен тогда, когда на волжском берегу еще и в помине не было города Царицына. Они уже стояли в то время, когда недавно построенный поволжский городок жег Степан Разин. В этих конюшнях топтались лошади в год, когда белые шли на революционный Царицын. Эти конюшни показывали редким туристам осенью 1942 года, когда бывший Царицын, ставший городом Сталинградом, был почти стерт фашистами с лица земли. И эти же конюшни показывают туристам после того, как заново отстроенный город на Волге успел отпраздновать четверть века великой победы на великой реке.
Сколько бурь, потрясений, бедствий обошли стороной Швецию!
На кладбище возле украшенной шпилем с золотым петухом церкви Ретвика, где могилы поднимаются над подстриженными газонами и посыпанными желтым песком дорожками, вечным сном спят поселяне. Они умирали своей смертью на своей постели, сельский пастор отпускал им грехи. Если кого смерть и заставала вне дома, так разве лишь лесоруба, не успевшего отскочить от падающего дерева, или рыбака, лодку которого опрокинула буря.
Объехав не раз и не два многие шведские города, я видел красивые дома и густые парки, сверкающие белизной и оборудованные удобными электрическими приборами кухни, прекрасные школы, чисто одетых улыбающихся людей. Я видел хорошие товары, ел вкусные обеды. Но у меня не было зависти.
Темные бревна строений у церкви Ретвика снова вернули меня к старым мыслям. Мир! Уже полтора века шведские жены и дети не знают скорби об отце, сыне и брате, сложившем голову в бою. За полтора века — ни одного разрушенного войной дома, ни одного гектара вытоптанного врагом поля, ни одного сожженного или взорванного завода. Все цело, все в сохранности.
